Эдуард Лимонов - 316, пункт «B»
Опередивший его подросток больно толкнул Лукьянова плечом джинсовой куртки.
— Хэй, kid,[39] осторожнее! — помимо своей воли выкрикнул Лукьянов в спину подростку.
— Я извиняюсь. — Подросток повернулся, и Лукьянов увидел, что «ребенку» лет сорок, он был с усами.
«Подросток», однако, улыбался.
— Так нелегко сейчас увидеть детей на нью-йоркских улицах, мистер. Вы что, забыли, что уже семь лет как в силе временное запрещение иметь детей.
— Извините, если я вас обидел.
Они остановились. Лукьянов даже приподнял чуть-чуть красную свою карнавальную шляпу и поклонился карлику: он не хотел неприятностей, у него и так было достаточно неприятностей.
— Вы меня не обидели. Забудьте, узнаю интеллигентного человека старой школы! — Карлику, как видно, хотелось поговорить. — Куда хромаем, мистер Израненная Голова?
— Любуюсь народным празднеством, — полусерьезно, полуиронически ответил Лукьянов.
— О, по счастливому стечению обстоятельств я занят тем же самым. — Карлик указал на такой же, как у Лукьянова, значок «S. E.», приколотый на карман джинсовой куртки. — Изучаю живую натуру. Чтобы затем использовать фигуры юных американцев-суперменов в сугубо личных целях. Я — скульптор. Гарри Джабс.
— Ипполит Лук, — представился Лукьянов, рассудив, что скульптор Гарри Джабс не принесет ему вреда.
Инстинкт Лукьянова не воспретил ему представиться и только почему-то заставил, подражая грубияну лейтенанту Тэйлору, сократить собственную фамилию. Шум внезапно воспользовавшейся всеми своими усилителями очередной банды покрыл его слова.
— Ипполит кто? — прокричал, поворачиваясь к нему левым ухом, карлик.
— Лук!
— Прекрасное и редкое имя, мистер Лук…
— У вас не хуже, мистер Гарри Работы,[40] вы что, чех?
— Нет, чистокровный американец из Новой Англии, дорогой Лук…
— Citizens,[41] не останавливайтесь, циркулируйте или займите место у полицейских барьеров! — Черная блуза и фуражка городского жандарма нависла над Гарри Джабсом и Ипполитом.
Голову последнего на мгновение как бы окунули в кипящую воду. Убедившись, что жандарм только желает, чтобы они сошли с пути других граждан, желающих циркулировать в узком проходе между толпой, профессионально шумно и энергично приветствующей все новые и новые отряды «youth workers», и стендами разнообразных мелких торговцев, присланных на Парад своими юнионами, голова Лукьянова вынырнула из кипятка.
— Разумеется, офицер, будем циркулировать! — Гарри взял Лукьянова за локоть, и они сделали несколько десятков шагов в аптаун.
Из пересекающей Парк-авеню 60й улицы на полном ходу выскочил черный «Крайслер» модели 13го года, высоко сидящий на своих дважды протектед-колесах, и, сбив один полицейский барьер, закрывающий улицу, врезался вначале в толпу безработных, обозревающих парад. Срубив толпу под корень своим необыкновенно большим и тяжелым телом, пуленепробиваемый и бронированный «Крайслер-13», рассчитанный на восемь пассажиров, даже не запнувшись, только завилял на поверженных телах, как на льду, сбил барьер, отделяющий парадирующих «youth workers» от толпы, и врезался в колонну синеджинсовых строителей будущего. Срезав на пути оркестр 22го отряда Манхэттена, «Крайслер-13» пересек Парк-авеню и, только преодолев третий по счету полицейский барьер, замедлил скорость и, топча живую массу, все еще опасный, проехал сквозь нее, разбегающуюся, давя друг друга, и остановился, тупо ударившись о стену здания.
Только тогда стали слышны крики боли и стоны, аккомпанируемые звучащими еще на расстоянии оркестрами. В паре шагов от Лукьянова и Джабса, обильно политая кровью, образовалась просека в гуще человечьего леса, и из нее тут и там торчали смятые человеческие конечности. Джабс сжал локоть Ипполита и тянулся вверх на носках своих кроссовок, стараясь разглядеть. Долго тянуться Джабсу не пришлось, потому что ужаснувшиеся тем, что они увидели, впереди стоящие спешили просочиться назад, за спины Лукьянова и Джабса. Лукьянов видел, как из месива тряпок, в основном голубых, обильно политых кровью, приподнялось было туловище городского жандарма, приказавшего им «циркулировать», и упало опять. Прямо под ногами Лукьянова и Джабса лежал ничком выбравшийся, очевидно, подышать раковый больной, у него была распорота шея, может быть, очень глубоко — уже свернувшаяся мгновенно кровь мешала понять, как глубоко. Навалившись на ноги ракового «си», сидел, сжимая левой рукой правую, второй гражданский жандарм. Правая рука его была обнажена до плеча, и видна была предплечевая кость, раздробленная надвое и держащаяся только на скользких и синих нитях, локоть, не тронутый и странно бледно-розовый, покоился на ладони левой руки городского жандарма… Трудно было подсчитать, сколько людей было срублено автомобилем. Поверженное копошащееся мясо выло, визжало и пыталось ползти, мешая друг другу.
— Посмотрите… Доска прошла через него, — бил его по ребрам карлик.
На самой авеню Лукьянов увидел слабо шевелящегося «youth worker». Кусок полицейского барьера вошел ему в живот, рассек позвоночник, вышел со спины и уперся в землю. «Youth worker» в последнем жесте агонии уцепился белыми руками за раздробленный конец доски и умер.
— Человек-доска, — прошептал карлик Джабс. — Я должен это запомнить. Я должен использовать этот мотив. Человек-доска…
— Идемте отсюда, — Лукьянов положил руку на плечо маленького человека, — Гарри! Немедленно идемте отсюда, пока полиция не начала хватать свидетелей.
Джабс удрученно кивнул и вслед за Лукьяновым потащился по 60й улице, не забывая, впрочем, шептать: «Человек-доска» и оглядываться назад, очевидно пораженный необыкновенным пластическим образом.
— Что же случилось, мистер Лук?
— Не понимаю, что-то с шофером, может быть, heart-attack,[42] или… я не знаю.
— Вы думаете, шофер был уже мертв, когда автомобиль вылетел на авеню?
— Судя по всему, да… Вы разглядели пассажиров, Гарри?
— Нет, а вы?
— Мне показалось, я заметил несколько силуэтов внутри, но стекла настолько темные…
— Смотрите, Лук, вертолеты…
Оглянувшись, в прорезе 60й улицы они увидели три жирных пятна, которые, снижаясь, обнаружили детали — два массивных черных туловища вертолетов городской жандармерии и один голубой, кресты на белых боках, — ambulance.[43]
— Опять ничего не будет в газетах, — заметил маленький Джабс.
Лукьянов молча кивнул.
— Слушайте, вы свободны? Что вы собираетесь делать?
— Ничего, — сообщил Лукьянов.
— Хотите зайти ко мне, посмотреть мои работы — у меня студия на Семьдесят четвертой?
— Хочу. — Лукьянов не только хотел, он пылко желал даже не лечь, а присесть.
За их спинами, на оставленной ими Парк-авеню, вдруг раздался взрыв. Не оглянувшись, они зашагали вперед.
Похожий на птицу, сделанную из сложенной много раз газеты, TAV — трансатмосферный самолет-ракета — лежал на брюхе в правительственном аэропорту Нью-Арка. Старой конструкции видеобим «Адвент», какие не выпускают уже лет тридцать, изогнул и вдруг сломал туловище трансатмосферного красавца пополам.
— Эй, Гарри, сделай что-нибудь с твоим ящиком? — пожаловался Лукьянов, отвернувшись от экрана и пытаясь найти в полумраке запущенного loft своего нового друга.
— Стукните по проектору кулаком, — предложил маленький человек, высунувшись из кухни, завешанной испачканной в красках тряпкой. Он готовил себе и Лукьянову обед. Ипполит послушно ударил кулаком по ящику. Самолет воссоединился. Невидимая женщина, очевидно, сладко улыбаясь, произнесла: «Секретарь Департмента Демографии мистер Дженкинс готов ступить на борт TAV. Мистер Дженкинс отбывает в Японию, где вместе с еще пятьюдесятью двумя коллегами-министрами из разных стран примет участие в интернациональной конференции, посвященной проблемам демографии». Самолет-ракета исчез, а на его месте появился Дженкинс, окруженный толстомордыми типами с розовыми лицами, бодро идущий к самолету по асфальтовому полю, сжимающий в руке черное портфолио. Одна пола пиджака Дженкинса, очевидно, раздуваемая ветром, слегка била по сухому бедру Секретаря Департмента Демографии. На секретаре был красный галстук и синий костюм.
— Через двадцать минут будет в Японии. Эта штука идет вертикально в небо, как ракета, выходит из атмосферы и летит вне атмосферы со скоростью двадцать тысяч миль в час. В двадцать девять раз быстрее звука. Затем в нужном месте опять прокалывает атмосферу и садится, как нормальный самолет.
Джабс стоял за спиной Лукьянова, сидящего на сломанном складном стуле, и, стоя, был чуть выше сидящего Лукьянова.
— Пять миль в секунду.
— Лучше бы отремонтировали сабвей, а, Гарри? Кто летает на TAV? Президент, Дженкинс, еще несколько больших людей в государстве. — Лукьянов повернулся к Джабсу, ожидая увидеть на его лице одобрение. Но увидел удивление.
