Джонатан Коу - Круг замкнулся
А потом наступила полнейшая тишина, и Бенжамену чудилось, что он слышит, как вопли Дуга эхом прокатываются по комнате и замирают в отдалении. Все в замешательстве молчали, пока Кориандр не повернулась к матери и не прошептала с озабоченным видом:
— Что такое долбоебы? Что такое таждая ебаная пизда и таждый ебаный мудат?
Длиннее фразы она еще в жизни не произносила, но Фрэнки сочла момент не подходящим для похвалы. Она также воздержалась от порицаний в адрес Дуга, но отметила про себя: ее муж в качестве сексуального партнера снова дисквалифицирован — по крайней мере на ближайшие три недели.
22
Клэр, обычно довольно словоохотливая в знакомой компании, сидела за кухонным столом напротив сына и никак не могла придумать, о чем бы с ним поговорить.
Она все отчетливее сознавала, что совершенно разучилась быть матерью. Десять лет назад Клэр ни за что не поверила бы, что такое возможно. Не то чтобы любить пятилетнего Патрика было для нее так же естественно, как дышать; разумеется, она и сейчас его любит, и не меньше, чем прежде. Разница состояла в том, что теперь она не знала, как себя с ним вести. Клэр понимала, что началось это еще до ее отъезда в Италию. Когда Патрику исполнилось девять, она уже начинала испытывать растерянность, не зная, как с ним разговаривать: она не понимала его увлечений, его зацикленности на спорте, на определенной одежде, которую ему непременно надо было носить. Она видела, что с Филипом у сына разногласий практически не возникает, и это наблюдение укрепило ее в мысли, что будет разумно — или, по крайней мере, незазорно — предоставить Патрику развиваться под опекой отца и мачехи, а в итальянское приключение она отправится в одиночестве. Когда приключение закончилось — когда пятью годами позже она вернулась в Бирмингем (истосковавшись по дому, как это ни странно звучит, по дому, который она никогда особенно не любила), — дистанция между ней и сыном только увеличилась. Клэр полагала случившееся неизбежным: хотя Патрик регулярно навещал ее в Италии и она наведывалась в Англию дважды в год, все же он рос вдали от нее, меняясь все сильнее и сильнее, почти до неузнаваемости. И бессловесность, которая на нее накатывала в присутствии сына, становилась все более тяжкой.
В родительском доме она не была с декабря. Тогда Клэр, переночевав две ночи в отеле, вернулась к отцу на четыре дня, чтобы затем отправиться на Рождество в Шеффилд к университетским друзьям. Но и тех четырех дней ей хватило с избытком. В нынешние выходные, однако, Дональд Ньюман благополучно убрался из Англии — в свой французский второй дом, которым он постоянно хвастался и увидеть который у Клэр не возникало ни малейшего желания. Похоже, выйдя на пенсию, отец все больше и больше времени проводил во Франции, но Клэр плохо знала, как и чем он сейчас живет, да и не хотела знать. В 90-х ловкий приятель-брокер заработал для Дональда несколько тысяч, что и позволило отцу обзавестись живописными руинами где-то под Бержераком. Что ж, туда ему и дорога под бурные аплодисменты дочери.
Первым вспомнил о нем Патрик.
— У дедушки очень чисто, — сказал он, оглядывая опрятную кухню. — Для холостяка, я имею в виду. Для такого старого чудака, как он.
— А чем ему еще заниматься? Только порядок наводить. Впрочем, кажется, он не сам убирается, к нему приходит помощница. Насколько мне известно, он понятия не имеет, как включается пылесос.
Патрик улыбнулся. Клэр хотелось сказать ему что-нибудь приятное: какая хорошая у него прическа теперь, когда волосы слегка отросли, как она рада, что он пока ничего себе не проколол — во всяком случае, не на видном месте, — но слова отказывались выстраиваться в смысловой ряд. Она представила, что ей предстоит сегодня вечером: накрыть стол на двоих, потом ужинать в глухой пригородной тишине — и вдруг испугалась, что не вынесет всего этого.
— Послушай, Патрик, давай пойдем куда-нибудь? Поедем за город, сядем в каком-нибудь пабе, а?
— Но зачем? Я думал, ты приготовишь ужин.
— Да я бы приготовила, но… понимаешь… — Она обвела глазами кухню. — Этот дом.
— Мы можем его приукрасить, — предложил Патрик. — Зажечь свечи. Я принес кой-какую музыку.
Пока Клэр рылась в комоде в поисках скатерти, ее сын вынул из своей спортивной сумки плеер и воткнул шнур в розетку. Затем достал футляр с дисками, выбрал один и вставил в аппарат. Клэр уже приготовилась мужественно внимать дикому грохоту, но из проигрывателя полилась негромкая фортепьянная мелодия, пульсирующая, затягивающая, похожая на танго; вскоре к фортепьяно с затейливым аккомпанементом присоединились скрипка, виолончель и бандонеон.
— Красивая музыка, — похвалила Клэр. — Что это?
— Астор Пьяццола, — ответил Патрик. — Так и думал, что тебе понравится. — И, коротко рассмеявшись, добавил: — Сам бы я такое слушать не стал, понятное дело. Я ведь слушаю только черных бандюков — про то, как они дерут своих телок и торчат на крэке. А это держу про запас для старичков.
— Эй, поаккуратнее с выражениями, — предостерегла Клэр. — Ты затронул чувствительные струны. Я с ужасом думаю о том, что обо мне говорят соседи.
Встреча матери с сыном происходила 31 марта 2000 года. Клэр приехала в Бирмингем, чтобы принять участие в акции против закрытия завода в Лонгбридже — мощной демонстрации, которая пройдет маршем от центра города, пополняясь по пути протестующими, и закончится митингом в парке «Пушечная гора». А жила Клэр теперь в Илинге, в Западном Лондоне, снимая дом вместе с тремя «молодыми» аспирантами; «как дома» она себя там не чувствовала, комната в Илинге скорее была временным пристанищем. Она нашла работу в бухгалтерском отделе фирмы, импортирующей итальянскую мебель, на этом почетном месте Клэр выписывала инвойсы. Сложившаяся ситуация ее определенно удручала. У Клэр было такое ощущение, будто ее жизнь, как магнитофонную пленку, перемотали на пятнадцать лет назад.
— Они тебя достают, да? — спросил Патрик.
— Ну, не то чтобы. Для этого они слишком хорошо воспитаны. Но смотрят на меня так, словно размышляют, а не провести ли лифт между первым и вторым этажом или не подарить ли мне ходунки на день рождения.
Она поставила на плиту сковородку и начала готовить соус для пасты — порезала лук, помидоры. Патрик налил ей вина и спросил, можно ли ему тоже немного выпить.
— Конечно, можно. Зачем спрашивать?
С бокалом в руке Патрик отправился бродить по комнатам, в гостиной он задержался. Сунувшись туда, Клэр обнаружила, что он разглядывает семейные фотографии на каминной полке. Правда, в полном смысле «семейными» их назвать было нельзя. Снимки дочерей мистера Ньюмана отсутствовали — никаких памятных изображений ни пропавшей Мириам, ни блудной Клэр. Только фотографии Дональда и Памелы, документальные свидетельства их совместной жизни и совместного старения: свадебные снимки; отпуск в Шотландии и на островах Скилли; вот они вдвоем перед домиком в Бержераке — усохшая Памела сутулится. Через восемь месяцев после покупки дома рак окончательно добил ее. Посередине полки стоял ее портрет размером А4 в серебряной рамке. Вероятно, он был сделан в 50-х, до того, как родились дети. Темные волосы, нитка жемчуга, вечернее платье черное или темно-синее. Сняв портрет с полки и повернув его так, чтобы не отсвечивал, Патрик пристально вглядывался в фотографию, словно ждал, что она откроет ему какую-то семейную тайну.
— И как вы сейчас с дедушкой, — поинтересовался он, возвращаясь на кухню, — разговариваете друг с другом?
— Официального объявления войны не последовало, — ответила Клэр. — Просто я ему не звоню, а он не звонит мне. Почти никогда. Я сцросила у него, могу ли я остановиться здесь на выходные, и он очень вежливо разрешил. Хотя повод для моего приезда в Бирмингем назвал «абсурдным».
— Ну, дедушка никогда не был революционером, верно? Его невозможно представить на демонстрации. Разве что он вышел бы митинговать за возвращение смертной казни через повешение для тех, кто держится за руки до женитьбы.
— Или за введение охоты на лис в школьную программу. — Клэр улыбнулась — не столько шуткам, сколько зарождавшемуся взаимопониманию с сыном. — Ладно, а сам ты пойдешь завтра на демонстрацию?
— Еще бы. Это ведь важно, да? Сколько людей могут потерять работу.
— И твой отец пойдет?
— Ага.
— И мачеха?
— Наверное. Кэрол страшно возмущается тем, что происходит с Лонгбриджем, как и все. Тебя ведь это не напрягает?
— Конечно, нет. С удовольствием пообщаюсь с Кэрол.
— Папины друзья тоже будут. Дуг Андертон, например. Помнишь его? Он специально приезжает из Лондона. И Бенжамен притащится.
— Боже, — воскликнула Клэр, — вот это будет сборище! Настоящий день встречи выпускников «Кинг-Уильямса». Дуга я не видела с незапамятных времен. По-моему, последний раз мы собирались все вместе на нашей с Филипом свадьбе.
