Ирина Лукьянова - Конь в пальто

Тем временем дочь отправляется в туалет, включает свет, раздается взрыв, и во всем доме гаснет свет. Бригада уже ушла и теперь с веселым визгом пилит трубу у нижних соседей. Собака воет. Кошки не видно.

Героиня, давно наученная горьким опытом, выходит в подъезд переключить автомат. В доме врубается свет, взрыкивает холодильник, загорается все табло на микроволновке, и лишь в туалете по-прежнему темно и печально.

Дитя мучительно медленно мусолит банан. Героиня включает компьютер. Тот не включается. Она проверяет все провода, прислушивается: жив ли? похрюкивает ли при загрузке? Нет. Лампочки горят, а хрюка нет. Монитор тоже темен и печален.

Мама, говорит дитя, переодень меня, я бананом измазалась. Припадок первый: хохот, заламывание рук, ком в горле.

Припадок второй

Героиня ложится спать в половине четвертого, потому что компьютер починили только вечером, она до ночи делала работу, попутно страдая тяжелым расстройством желудка. Просыпается от того, что сын стоит рядом и спрашивает:

— Мааааам, где мой свитер?

— Откуда я знаю, где твой свитер.

— Не ври, — говорит он, — ты его на работу вчера надевала. И когда у нас будет свет в туалете?

— Когда придет электрик.

— А когда он придет?

— Когда я смогу весь день просидеть дома в счастливом ожидании.

— А что мне съесть?

— Не знаю, просунь руку в холодильник, там была колбаса. Или давай плиту отодвинем.

Героиня и сын двигают плиту, чтобы пробраться к еде. Затем происходит стремительный выгул собаки.

Когда героиня и дочь являются к садику, их встречает нянечка словами «карантин по ветрянке». И тут ветрянка. Господи, мечется героиня, у меня в десять часов интервью с важной шишкой, я не могу пойти на интервью с ребенком, что делать, что мне делать? Она готова рыдать от жалости к себе и ребенку. К бабушке? Бабушка на другом конце Москвы и уже уехала на работу. Отвезти к ней на работу? Опоздаю на интервью. Подруге? Телефон не отвечает. Знакомой доброй тетеньке? Я бы с удовольствием, шелестит тетенька в трубку, но у меня сегодня тридцать девять и два. Героиня несется домой и отчаянно звонит к соседке: выручите, ради Бога, пропадаю, я постараюсь пораньше, вот ключи, запустите там мастеров трубу поменять…

Я собиралась уходить, мне в магазин надо, испуганно бормочет соседка. Возьмите ее в магазин, она умеет хорошо себя вести, она так любит ходить в магазин! Или вот что, давайте я вам все куплю! Дочь так трогательно не понимает, что происходит, так радуется соседской кошке, будто своей нет, что героиня едва не устраивает второй припадок, но сдерживается.

Без десяти десять ее ждет в метро беременная внештатница, которой надо отдать гонорар. Героиня очевидно опаздывает, мобильного у внештатницы нет, у метро стоит пробка, внутри — гигантская очередь в кассу: вторник, второе марта, еще не все купили проездные. Двадцать минут бессмысленного топтания у кассы, еще десять — у входа на эскалатор. А беременная внештатница уже там, она уже ждет своего гонорара. У нее клаустрофобия, она не может столько находиться в метро.

Топот вниз по эскалатору, встали тут со своими хозяйственными сумками-тележками, пропустите, пожалуйста, стойте справа, лицом по направлению движения, проходите слева, не задерживаясь! Поезд, давка, в спину упираются острые кулаки: милая, вы что, падать на меня вздумали?

Внештатница уже покрылась холодным потом. Безумные глаза блуждают по колоннам, она задыхается, героиня тоже задыхается, они две минуты пыхтят, не в силах разговаривать, конверт перепрыгивает из сумки в сумку, все, разбежались! Бегом по лестнице, переходу, улице, мимо зданий, магазинов, шлагбаумов, в сумке лежит схема, скачанная из Интернета, прямо, направо, через мост над поездами. Мокрый снег валит на голову, которая напрасно решила, что плюс три — это уже весна.

Она опаздывает, она звонит, предупреждая: опаздываю, скоро буду. Не задерживайтесь, отвечает важная шишка, у нас остается мало времени. Она бежит уже полчаса, а улицы, обозначенной на схеме, еще не видно.

Москва-товарная, не то сортировочная. Промзона, шлагбаумы, гаражи, длинные фуры поперек разбитой улицы. Склады и мастерские, неумытый город накануне весны, небо навалилось животом на землю, который день в тумане не видно высоток, перед носом падает ледяной ком с крыши. Машину поймать? — но здесь движутся только грузовики и фуры.

Здесь на схеме рельсы, но их нет, на схеме улица, а здесь забор. Вправо — бетонный, влево — чугунный, героиня бежит вперед, там вместо бизнес-корпуса детский клуб, фиг ли они забрались сюда, в эти дебри, помойки, сход-развал, эти заправки, металлоремонт, шиномонтаж, склады и гаражи? Где дом два корпус пятнадцать? Извинитэ, говорит дворник, я нэдавно суда прыехал, не знаю. И беззащитно улыбается.

Вперед на квартал — не туда, назад на квартал — не туда, звонок шишке: как выглядит ваш корпус, где вы находитесь? А вы где находитесь? Бегом назад, направо, опять забор, прыг через него, ооо, вот он корпус, до него еще бежать двести метров, уже подступают слезы, уже комок в горле, нет, не сейчас, нет вверх по лестнице, пых, пых, пых, рожа красная, в глазах слезы, волосы всклокочены, пых, пых, пых… Здравствуйте, извините… Оп-па. Диктофон не работает.

Припадок второй: стук в виске, боль заливает полголовы, ослепляет правый глаз. Отдышаться. Сосредоточиться. Пригладить волосы. Думать. Ничего страшного, я быстро записываю. Прежде всего, скажите, пожалуйста, каковы были цели создания ассоциации и достигнута ли хотя бы их часть за два года ее существования?

Припадок третий

Героиня заканчивает одно интервью, через полчаса у нее второе, снова бег по грязище, прыжки через забор, черные брюки сзади заляпаны по колено, черные сапоги побурели, забрызганы даже куртка и рюкзак, но бегом, бегом в метро, из метро, через секьюрити, через службу пропусков, на ходу еще раз проверяя диктофон, — я проверяла перед выходом, он работал, а сейчас не работает, сволочь, почему?

Я занят сейчас, говорит вторая шишка, спуститесь пока в кафетерий, попейте кофе. Ура, можно перевести дух. Героиня спускается в кафетерий, пьет кофе, ловит на себе неприязненные взгляды: замызгана. Она идет в туалет отмываться. Вот две двери, на левой нарисован мужик, нам в правую. Неприятно удивляет наличие писсуара в женском туалете. Списав это на причуды богатых, героиня выдергивает салфетки из пластиковой коробочки на стене, мочит их под краном и оттирает брюки и сапоги. Долго трет, тщательно. Пока в туалет не входят двое холеных мужчин в сияющих ботинках и дорогих костюмах. Немая сцена.

В этом конце коридора два мужских туалета. Два женских — в другом конце.

Припадок третий: густо малиновый цвет, стук в виске, зажмуренные глаза, пулей вон отсюда.

Улица. Метро. Выход. Старуха поет «окрасился месяц багрянцем». Две остановки пешком, троллейбусов нет, маршруток нет. Секретарша звонит: редколлегию перенесли на три вместо пяти, ты где вообще?

Налево, мимо заваленной снегом, закатанной в сугроб машины — снег сошел, от толстой белой шапки на ее макушке осталась грязноватая тюбетеечка, — на работу, наконец сесть, включить компьютер, посмотреть почту. Удалить двадцать четыре письма со спамом — виагра, строительный инструмент, назовите звезду своим именем, лучшие рассылки, мы завалим вашим спамом всю страну.

Проходя мимо зеркала, героиня бросает взгляд: правый глаз дрожит и дергается. Редколлегия: замглавного извещает, что материалы, не сданные первого марта, то есть вчера, из номера снимаются. Из моих пяти материалов вчера был сдан один. Хорошо, говорит замглавного, сегодня к вечеру.

Героиня строчит, согласовывает, проклинает Интернет, который опять упал, почту, которая опять глючит, ну давайте факсом, что-то он не проходит, ну давайте я вам вслух прочитаю, что ли! Переделывает с учетом замечаний, сдает, звонит соседке, как вы там? Мам, ты скоро придешь, ноет дочь. Ничего-ничего, мы хорошо играем, убито говорит соседка. Последний текст, самый трудный, последние штрихи, восемь вечера, все сдано. Звонит сын: мам, я Машку домой забрал, мы тут на твоем компьютере Масяню смотрим.

Сократите текст, говорит Толик. В нем триста строчек, это никуда не годится, урежьте до ста пятидесяти. Прямо сейчас? — не верит ушам героиня. Можно завтра? Прямо сейчас, подтверждает он. Припадок четвертый: просто слезы.

Припадок пятый

Половина десятого. Героиня добирается домой. Общественный транспорт не ходит — где-то пробка, авария, не знаю что, она ловит машину. Останавливается по уши грязная «копейка», дверцы лязгают, лобовое стекло в трещинах, за рулем цыганенок лет пятнадцати. Героиня называет в качестве адреса станцию метро, у которой стоит. Водитель заливается смехом и говорит: садись. Куда везти-то?