Харуки Мураками - Исчезновение слона

— Почему мне не надо искать работу? Через три месяца закончится выплата пособия по безработице. Не время болтаться без дела.

— У нас есть моя зарплата, и с подработками все в порядке. У нас с тобой достаточно сбережений. Если не будем транжирить, то вполне проживем…

— А я буду заниматься домашними делами?

— Не хочешь?

— Не знаю, — честно ответил я. — Я не знаю. Подумаю.

— Подумай, — сказала жена. — Кстати, кот не вернулся?

— Кот? — переспросил я и тут понял, что с самого утра и не вспоминал о коте. — Нет, не вернулся.

— Не сходишь поискать его по округе? Ведь его уже четвертый день нет.

Я ответил что-то уклончивое, а затем вновь переложил трубку в левую руку.

— Я думаю, он может быть в саду заброшенного дома, в глубине прохода. Сад, в котором каменная фигура птицы. Я его там несколько раз видела. Знаешь это место?

— Не знаю, — сказал я. — А когда это ты одна лазила в проход? Я ни разу от тебя не слышал…

— Ой, извини, вешаю трубку. Пора трудиться. Не забудь о коте.

И она дала отбой.

Я несколько секунд смотрел на трубку, а затем положил ее на место.

Откуда жена знает о проходе, подумал я с недоумением. Чтобы попасть туда, нужно из нашего сада перелезть через довольно высокий бетонный забор, и какой смысл делать это лишь ради того, чтобы оказаться в проходе?

Я пошел на кухню, выпил воды, включил радио, подстриг ногти. По радио шла передача о новой пластинке Роберта Планта. От первых двух композиций у меня заныли уши, и я выключил радио. Вышел на открытую галерею вокруг дома, проверил кошачью миску: сушеная рыба, которую я положил прошлой ночью, так и осталась нетронутой. Кот не вернулся.

Стоя на галерее, я оглядел наш маленький садик, залитый ясным светом раннего лета. Не тот садик, чтобы от одного его вида душа успокаивалась. В течение дня солнце сюда почти не попадает, поэтому земля здесь всегда черная и влажная, а из растений только по краю растет пара-тройка невыразительных кустов гортензии. А я не большой любитель гортензий.

С дерева неподалеку слышалось ритмичное птичье пение «ги-и-и-и-и», будто пружину в механизме заводили. Мы называли это заводной птицей. Название придумала жена. Настоящего названия я не знаю. Не знаю и как эта птица выглядит. Но невзирая на это, заводная птица каждый день прилетала на деревья неподалеку, чтобы опять завести пружину в нашем тихом мирке.

Почему я специально должен идти на поиски кота, подумал я, слушая голос заводной птицы. А даже если бы я и нашел кота, что мне делать дальше? Прочитать ему лекцию о том, что он должен вернуться домой? Или попросить: мол, все так волнуются, не вернешься ли ты домой?

Ну и ну, подумал я. На самом деле — ну и ну. Почему не дать коту возможность идти, куда ему хочется, и жить, как ему хочется? Мне уже тридцать лет, и что я здесь делаю? Стираю, придумываю ужин и ищу кота.

Раньше, подумал я, я тоже был толковым человеком, у которого были мечты. В старших классах я прочитал автобиографию Кларенса Дарроу и решил стать адвокатом. У меня были неплохие отметки. В третьем классе старшей школы я занял второе место в голосовании «Он станет самым важным человеком». Я поступил на юридический факультет в сравнительно приличный университет. В какой момент я все испортил?

Я подпер щеки руками, облокотившись о кухонный стол, и стал размышлять о том, когда и где стрелка компаса моей жизни начала врать. Но понять я этого не мог. По крайней мере, ничего подходящего не шло на ум. Никакого перелома, связанного с политическими движениями, ни разочарования в университете, никаких особых проблем с девчонками. Я жил совершенно обычной жизнью. И когда подошло время оканчивать университет, я вдруг осознал, что перестал быть таким, как прежде.

Наверное, в самом начале это расхождение было таким мизерным, что его просто было не видно. Но с течением времени оно становилось все больше и больше, и наконец я оказался на границе, за которой уже не было изначального. Если взять для примера Солнечную систему, сейчас я, должно быть, нахожусь где-то между Сатурном и Ураном. Еще чуть-чуть, и будет виден Плутон. Что же меня ждет дальше, подумал я.

В начале февраля я бросил работу в юридической конторе, в которой работал уже давно, однако на это не было никакой особой причины. Не могу сказать, чтобы мне не нравилась моя работа. Пусть от такой работы сердце и не замирает в восторге, но зарплата была неплохой, а атмосфера в офисе — вполне дружелюбной.

Если описать мою роль в этой конторе парой слов, то я был клерком на побегушках.

Я считаю, что хорошо выполнял эту работу. Наверное, странно такое говорить о себе самом, но я довольно компетентный человек, когда речь заходит об исполнении практических офисных поручений. Я быстро схватываю, проворно двигаюсь, не жалуюсь, реально смотрю на вещи. Поэтому, когда я сказал, что хочу уволиться, главный адвокат — наша контора принадлежала отцу и сыну, так вот я сказал об этом отцу, — предложил даже увеличить мне жалованье, чтобы я остался.

Однако я все-таки уволился. Я и сам не очень понимаю, по какой причине уволился. У меня не было никаких особенных идей или перспектив после увольнения. Еще раз усесться дома, чтобы подготовиться к экзамену по праву, казалось довольно утомительным, к тому же мне вовсе не хотелось становиться адвокатом.

За ужином я выпалил жене: «Я хочу уволиться», на что она ответила: «Ясно». Я не очень понял, что означало это ее «ясно», однако после этого она какое-то время молчала.

Я тоже молчал. Наконец она сказала: «Хочешь уволиться, надо уволиться. Это же твоя жизнь, ты должен поступать так, как хочешь». Сказав это, она принялась палочками отделять рыбные кости.

Жена работала администратором в школе дизайна, неплохо зарабатывала, к тому же периодически получала заказы на иллюстрации от своего знакомого редактора, что тоже приносило хороший доход. Я мог получать пособие по безработице в течение года. А оставаясь дома, мог сократить лишние траты на обеды и прачечную, поэтому ничего особенно не должно было измениться по сравнению с тем временем, когда я работал и приносил зарплату.

Вот так я бросил работу.

В половине первого я, как обычно, вышел из дома за покупками с большой холщовой сумкой через плечо. Сначала зашел в банк, оплатил счета за газ и телефон, в супермаркете купил продукты для ужина, в «Макдональдсе» съел чизбургер и выпил кофе.

Вернувшись домой, я стал раскладывать продукты в холодильник, и тут зазвонил телефон. Мне показалось, что телефон звонит как-то особенно настойчиво. Я положил на стол открытую наполовину упаковку тофу, пошел в гостиную и снял трубку.

— Ты уже закончил со спагетти? — спросила та самая женщина.

— Закончил, — сказал я. — А теперь должен пойти поискать кота.

— Может, поиски кота подождут десять минут?

— Ну, если только десять.

Что я делаю, черт возьми, подумал я. С чего я должен говорить десять минут с неизвестно откуда взявшейся теткой?

— Мы же сможем понять друг друга, — сказала она тихо.

Такое ощущение, что эта женщина по ту сторону трубки — кем бы она ни была — уселась в кресло, положив ногу на ногу.

— Ну, не знаю, — сказал я. — Ведь можно и за десять совместных лет друг друга не понять.

— А если мы попробуем? — сказала она.

Я снял часы с руки, переключил их в режим секундомера и нажал на кнопку. На табло пронеслись цифры от одного до десяти. Итого десять секунд.

— А почему я? — решил спросить я. — Почему вы позвонили мне, а не кому-нибудь другому?

— Есть причина, — сказала медленно женщина, словно тщательно пережевывала пищу. — Мы с тобой знакомы.

— Когда, где? — спросил я.

— Когда-то, где-то, — сказала она. — Но это неважно. Важно только настоящее. Ведь верно? К тому же мы теряем время на такие пустяки. У меня ведь тоже не много времени.

— Докажите. Докажите, что вы меня знаете.

— Например, какие тебе нужны доказательства?

— Мой возраст.

— Тридцать, — мгновенно ответила она. — Тридцать лет и два месяца. Годится?

Я промолчал. Наверное, она и вправду меня знает. Однако сколько я ни думал, никак не мог вспомнить ее голос. Не может такого быть, чтобы я забыл или не мог узнать человека по голосу. Я могу забыть имя или лицо, но голос буду обязательно помнить.

— А теперь попробуй угадать, какая я, — сказала она кокетливо. — Попробуй угадать по голосу. Какая я? Сможешь? Кажется, у тебя были способности к этому?

— Не знаю, — сказал я.

— Ну же, попробуй, — сказала она.

Я бросил взгляд на часы. Прошла всего лишь одна минута и пять секунд. Сдавшись, я вздохнул. Раз я уже принял ее правила, придется идти теперь до конца. Раньше я часто это делал — вероятно, именно об этих способностях она и говорила — и сосредоточился на ее голосе.