Виктор Дьяков - МЕНТАЛЬНАЯ НЕСОВМЕСТИМОСТЬ Сборник: рассказы, повести
Они приехали на джипе и двух подержанных иномарках, всего двенадцать человек. Мовсар изо всех являлся самым старшим по возрасту. Василия пошел вызывать самый младший восемнадцатилетний племянник Мовсара Салман. Он уверенно без стука вошел, широко распахнув дверь в дом, где все сидели за столом и ужинали. Салман презрительно осмотрел неряшливое убранство жилища, скудный стол, в испуге притихших детей и их мать и остановил свой тяжелый взгляд на Василии.
- Пойдем, разговор есть,- после паузы, не терпящим возражений тоном приказал молодой чеченец.
Только сейчас до Василия стало доходить, что шурин, пожалуй, говорил не пустые слова. Он видел в окно и подъехавшие машины и чеченцев возле них. Он, наконец, испугался, испугался настолько, что испуг совершенно парализовал его волю. Потому и обращенные к нему слова он полубессознательно воспринял как команду, надлежащую к немедленному исполнению. Он словно лягушонок под удавьим взглядом встал и пошел вслед за Салманом. Сестра и племянники, не издав ни звука, проводили его полными ужаса взглядами.
Взоры стоящих у машин чеченцев тоже не предвещали ничего хорошего. Васил уже понял, что его сейчас будут жестоко и беспощадно бить. Но он не знал, что этому будет предшествовать обязательное объяснение, за что именно его наказывают. Ведь в кавказском миропонимании он допустил вопиющую дерзость, представитель нации находящийся в иерархии крутости на самом низу поднял руку на чеченского ребенка, представителя нации находящейся на самой вершине той иерархии. Это все равно, что презренный шакал посмел напасть на львенка. Мовсар так и обозвал Василия ишаком:
- Ты низкий грязный шакал, питающийся падалью… ты знаешь, что чуть не оторвал ухо моему сыну!?
- Я…я…я нечаянно… я не хотел,- испуганно лепетал Василий, оказавшись в джигитском окружении.
- Ты на кого посмел поднять свою поганую руку!? Ты вообще, зачем в Россию приехал?- спокойно вопрошал Мовсар, в то время как его родственники зловеще меряли взглядами, словно уменьшившегося, скукожившегося от страха Василия.
- Я… я… я вот к сестре на заработки… я…
- Какие заработки, думаешь мы не знаем, чем ты тут занимаешься, шакал? По домам лазиишь и веники воруешь. В этом вся твоя мелкая мамалыжная душа. А ты знаешь, какая душа у чеченца?…- Мовсар вскинул голову и обвел взглядом родичей.- Уж если он ворует то миллионами, а если мстить, то до смерти. Из за вашей низкой души вы такая нищая и неуважаемая нация. Вон по телевизору показывали, что вы у себя в Молдавии, даже почки свои продаете, чтобы с голоду не подохнуть. Чеченец чужую почку вырежет, но свою не отдаст. И ты такой низкий нация посмел поднять руку на моего сына, на чеченца. Ты хоть понимаешь, что я должен по нашему закону, с тобой за такое сделать, чтобы ты знал свое место.
Видимо Мовсар ждал, когда под грузом «обвинений» Васил упадет на колени и станет молить о пощаде. Тогда его коленопреклоненного попинали, наверняка пустили кровь, чтобы все соседи из своих окон это увидели. Но этот тупой молдаванин все никак не мог догадаться, что ему согласно «иерархии крутости» полагается делать. Его как парализовало, и он стоял, словно кол проглотил. Словесная часть экзекуции явно затянулась, Мовсар начал уже по-настоящему выходить из себя. Чтобы как-то подтолкнуть недогадливого молдаванина в «нужном направлении» он не очень сильно ткнул его кулаком в зубы. Этого оказалось достаточно, чтобы Василий опрокинулся на спину. Тут же подскочили остальные и начали, не давая ему встать, бить по голове и ребрам, под дых… Василий заскулил на манер побитой собаки. Потом его за шиворот резким рывком подняли перед Мовсаром.
- Ты теперь понял, кто в России самая уважаемая нация и кого трогать нельзя, никого, ни детей, ни женщин, даже если эти женщины не чеченки, но замужем за чеченцами? Понял!?
Мовсар говорил громко, чтобы все соседи слышали, и справа, и слева, и через дорогу. Они должны услышать и передать всем… Но Василий опять не оправдал надежд Мовсара, он не отвечал на его вопросы, а продолжал лежать свернувшись калачиком и жалобно скулил. Но не этот скулеж был нужен Мовсару, а членораздельное признание своего полного ничтожества, мольбы о пощаде. Мовсар от такой непонятливости уже просто рассвирепел. Во зле он уже не пинал лежащего вполсилы, а бил что было сил, с размахом, не разбирая куда:
- Ты будешь сука прощения просить, или нет… будешь… будешь!! Наконец он попал твердым концом ботинка в подбородок. Василий сразу вскинулся, перевернулся и с хрустящим звуком ударился затылком о штакетник забора, после чего вой стал еще громче.
- Закрой свой поганый рот шакалье отродье,- уже не владея собой, Мовсар подскочил и опять со всей силы ударил его кулаком в лицо. Василий вновь крепко приложился затылком о забор и на его шее сзади обозначились струйки крови.
- Ладно, хватит с него на сегодня, поедем,- Мовсар все же взял себя в руки и тут же все приехавшие с ним расселись по машинам и несколько раз громко перегазовав, уехали.
5
Почему никто из соседей не вызвал милицию? Трудно сказать. Кто-то видимо думал, что это должна делать сестра избиваемого, которая также все это видела из окна своего временного жилища, кто-то посчитал, что это не их дело… Наверняка были и те, кто с удовлетворением наблюдал как чеченцы бьют молдаванина – да и черт с ними со всеми, одни нерусские бьют других нерусских, пусть хоть поубивают друг дружку. Жестоко, бесчеловечно…!? Но ведь это правда. Как приезжавшие в Россию на заработки гастарбайтеры, не любили русских, тем более не могло быть той любви и у приехавших кавказцев… Так отчего же она должна появится у русских в их отношении?
Василий поднялся, держась за затылок и нетвердой походкой пошел в дом. Со стороны казалось, что он не так уж сильно пострадал.
- Васил, что с тобой… они тебя сильно?…- тревожно спросила Мария, едва брат переступил порог,- может врача… я к соседям сбегаю, у ним сотовый есть,- предложила, но как-то неуверенно сестра, явно давая понять, что с медпомощью могут возникнуть затруднения. У них как у неграждан России не имелось полиса медицинского страхования, а значит врачам придется заплатить, как это не раз случалось, когда вот так же приходилось вызывать «скорую» при возникновении очередного приступа почечной колики у Армена, или при заболевании кого-то из детей.
Василий слабо отмахнулся и слабым голосом ответил:
- Ничего не надо, так отлежусь…
Мария с явным облегчением восприняла слова брата и, осторожно взяв его за локоть, проводила в его комнату, на топчан где он обычно спал. Дети не играли и не шумели как обычно, а сидели по углам присмирев – в доме царила необычная тишина. Василий все время держался за затылок, а когда ложась он отнял руку, та оказалась в крови, а на затылке зияла рана.
- Васил, у тебя что, голова пробита?... Там кровь… может все-таки вызвать «скорую»?- на этот раз всерьез встревожилась сестра.
- Не… ничего… мне только полежать надо… ничего…
Где-то через час Василий застонал и попросил, тут же прибежавшую сестру принести мокрую тряпку. Кровь из затылку уже не шла, но Василий весь «горел»… Всю ночь Мария просидела возле брата, меняя компрессы на его лбу. Под утро он начал бредить… около шести часов затих окончательно.
В смерть Василия, явившуюся следствием избиения, Мовсар не сразу поверил. Сначала подумал, что пришедший к нему с этой вестью участковый шутит. Когда же осознал случившееся. Нет, он ни о чем не пожалел, что случилось, то случилось. Тем более, что в куда в большей степени в смерти этого молдованина виновата дура сестра, не удосужившаяся даже вызвать «скорую». Он даже не сразу осознал, что отвечать придется не сестре, а кому-то из них. Но это Мовсару популярно объяснили в райотделе милиции, куда ему посоветовал незамедлительно обратиться давно «прикормленный» участковый:
- Дуй прямо к начальнику, но сам понимаешь, в райотделе пятью тысячами не обойдешься, за такое надо хорошо дать.
Мовсар повез с собой сто тысяч, надеясь, впрочем, что в райоотделе удовлетворятся и меньшей суммой. Сто тысяч за какого-то молдаванина, к тому же фактически бомжа. Но отдать пришлось все. Более того, взяв деньги дело не закрыли, а объяснили, что если есть труп и имеется масса свидетелей избиения, то дело закрыть никак нельзя и придется кому-то отвечать. Видя недоумение Мовсара, ему вежливо объяснили, за что все-таки взяли деньги: