Уильям Голдинг - Пирамида
Мистер Клеймор надул щеки.
– Что вы, Ивлин, старина, просто я хочу вас избавить от лишних трудов.
– А старый спец вроде меня всегда рад поучиться, Норман. У вас бесподобный нюх.
Мистер Клеймор удовлетворенно рассиялся.
– Не скрою, я даже сам иногда удивляюсь... Однако. Дайте-ка мне сообразить.
Он соображал, склонив подбородок на белую руку. Мистер де Трейси продолжал меня озирать со своей туманной улыбкой. Глаза, огромные, два старых пожелтелых бильярдных шара, и на каждом очко – зрачок. Волосы на макушке все вылезли, кроме скромного черного хохолка, натренированного склоняться к затылку. Улыбка была загадочна и дружелюбна.
Мистер Клеймор выпрямился на стуле.
– Тэк-с! Давай сюда, мальчик!
Я взобрался на возвышение и очутился в метре от Имоджен.
– Сцена такова, – сказал комариный голос. – Вы видите богатых посетителей и подбираетесь со своей музыкой – играя, играя – все ближе, сюда. Играйте себе на здоровье, пока не заговорю я. Тут вы резко сокращаетесь – стихаете, стихаете, – пока я не брошу вам этот кошель с золотом. Вы кланяетесь низко, оч-ч-чень низко, и ретируетесь задом. Ясно?
На Имоджен был оранжевый пуловер и светло-зеленая юбка. Я разглядел золотистый ободок под искрящимся обручальным кольцом.
– О Боже! Он не слушает! Смотрите, Олли...
– Очень трудно так вводиться, – сказал мистер де Трейси тихо из-за моей спины. – Он, полагаю, робеет. Я бы непременно робел.
– Вы слышали все, что я сказал?
– Да, мистер Клеймор.
– Норман, мне кажется... не знаю, как вам? Он должен знать, откуда выходить. Это бы облегчило задачу, не так ли?
– Он выйдет оттуда же, откуда выходил этот кретин Смит, естественно.
Голос у мистера де Трейси был прелестно чист и нежен, и он отпускал его мелкими дозами, по каплям, сознавая, очевидно, всю его драгоценность.
– Может быть, мо-о-ожет быть, он не знает, что Смит выходил на сцену в центре, вот тут.
Мистер Клеймор приложил кулак ко лбу и закрыл глаза.
– Значит, он не сидел вчера вечером в зале!
Мама заговорила из темноты:
– Он очень поздно приехал из Оксфорда. Сдавал коллоквиум, знаете! Им остались очень довольны, правда, Оливер?
Мистер Клеймор переместил кулак на стол и открыл глаза.
– Меня уверяли, что он будет сидеть в зале, чтоб почу-у-увствовать вещь!
Мистер де Трейси посодрогался и стих.
– Мы уж постараемся, Норман, старина.
– Тэк-с. Значит, юный Оливер. Вы начинаете играть, когда я говорю: «Мне уже кажется, что это место самое очаровательное на всем белом свете». Ясно?
– Да, мистер Клеймор.
– А когда я говорю: «Музыка говорит вам про то, о чем я не в силах, о чем я не смею сказать!» – тут вы сокращаетесь.
– Да, мистер Клеймор.
Я отступил за холщовый задник. Между ним и висевшим в качестве циклорамы сукном было примерно полметра. Имоджен сказала своим чудным голосом:
– Какое странное, очарованное место. Оно пугает меня!
– Мне уже кажется, что это место самое очаровательное... нет, погодите. Мне уже кажется, что это место самое очарова-а-ательное на всем белом свете!
Я вышел на сцену и начал играть, но тут же и перестал, потому что мистер Клеймор вскочил и махал руками.
– Стоп! Стоп! Стоп!
Мистер де Трейси обнял меня за плечи и похлопывал ладонью по правому локтю.
– Норман, старина. Лучше, пожалуй, им займусь я. Исключительно для того, чтобы вы поберегли ваш голос и ваши силы для спектакля. Мм?
Мистер Клеймор рухнул на стул и саркастически расхохотался.
– Как скажете, Ивлин!
Он барабанил пальцами по столу, пока Имоджен не прикрыла его руку своей ладонью, взглянув на него с пониманием. Мистер де Трейси ронял свои чистые, нежные слова мне в ухо:
– Вы так дивно играете, милый мальчик, что все у вас прекрасно получится. Не правда ли? Мм? Но если – если! – вы выходите этим великолепным размашистым шагом, вы оказываетесь здесь, у самой оркестровой ямы, пока не успели еще сыграть ни единой ноты для короля и принцессы, которые сидят – там. С другой стороны, если вы делаете даже единственный свой великолепный размашистый шаг (рука его нежно меня похлопывала) – вы уже не выглядите подобострастным, раболепным, заискивающим скрипачом-цыганом, не правда ли? Мм?
– Да, сэр.
– Зовите меня Ивлин, милый мальчик. Все зовут. А я буду звать вас Оливер. Мм? Итак, пробуем разок-другой войти. Вы делаете много малю-юсеньких шажков, понимаете, почти стоя на месте. И сцена сразу кажется зрителям больше – как ни странно! Великолепно! Так!
Тем временем я был так пригнут долу, что хорошо видел коленки мистера де Трейси и поражался проворству и свободе, с какими двигались вбок его суставы.
– Оливер, мой милый, и не спорьте! Вы наверняка уже играли на сцене! Мм?
– Нет. Честное слово.
– Даже в школе?
– Меня пробовали, но я провалился.
– Сударыня, поздравляю вас с таким сыном.
В зале незримо хохотала мама.
– О мистер де Трейси! Уж я-то...
– Природный талант плюс великоле-епное исполнение на скрипке. Нда-с. Мы готовы?
Мистер Клеймор снова саркастически расхохотался.
– Мы давно готовы!
– Так, Оливер, мой мальчик.
– Мне уже кажется, что это место самое очаровательное на всем белом свете!
Я. переступал крошечными шажками и играл в ожидании сигнала для пианиссимо, но его не последовало. Зато мистер Клеймор вскочил и размахивал руками. Я перестал играть.
– Но это невозможно! Абсолютно невозможно! О мой Бог!
– Я ждал, когда вы скажете...
– Я все сказал! Я про-кри-чал!
На сей раз рука мистера де Трейси обвила плечо мистера Клеймора.
– Норман, старина, мне придется вас приструнить. И призываю вас смириться, мм?
– Мой Бог! Мой Бог!
– Это все темперамент. Успокойтесь, старина. Ну?
– Мой Бог!
Наступила долгая пауза. Мистер де Трейси похлопывал ладонью. Мистер Клеймор отнял кулак ото лба и открыл глаза. Имоджен улыбнулась ему своей чудной, морщащей губы улыбкой. Мистер Клеймор уронил голову на плечо мистеру де Трейси, схватил его за левый бицепс и крепко стиснул.
– Простите, Ивлин, старина.
– Ну-ну, Норман, старина. Я вот думаю. Может быть, нам прерваться?
– Нет-нет.
– Вы уверены, что вы...
– Да-да.
Мистер Клеймор откинул голову, встряхнул волосами и проследовал к своему месту.
И опять Имоджен положила на его руку свою ладонь. Мистер де Трейси, улыбаясь, повернулся ко мне.
– Так или иначе, юноша, нам надо – убавиться. Нам требуется – ну, как это?
Он взялся рукой за подбородок, вперив оба очка на желтых бильярдных шарах во тьму зала.
– Нам требуется... – он отнял руку от подбородка и, отведя наотлет, очертил ею полукруг, что-то незримое держа между большим и указательным пальцем, – убавить звук!
Комариный голос пропел за столиком:
– У его отца есть ну-как-его-там в скрипке.
Мистер де Трейси распростер руки.
– Да! О чем я думаю! Сурдинка! Именно!
– Вот еще! – крикнула мама из темноты. – С какой стати Оливеру пользоваться сурдинкой! В жизни не слышала такой чуши!
– Мама, послушай...
– Спокойно, Норман, спокойно. Предоставьте это мне. Поберегите силы для спектакля. А вы, сударыня, – мистер де Трейси, склонив лицо, туманно улыбался темноте, – объясните, почему бы вашему сыну не воспользоваться сурдинкой?
На сцену взлетел вредный мамин голос:
– Да потому что это все увидят!
– Резонно, Норман, старина.
– Никто ничего не увидит, Ивлин, все будут смотреть на короля и принцессу. Он абсолютно эпизодичен.
– Все – безусловно! – будут смотреть на Оливера, мистер Клеймор! И слушать его! Знаете, если у вас такой голос, что вас не расслышать из-за одной-единственной скрипки в самом дальнем углу сцены...
– Единственной скрипки! – пропел мистер Клеймор. – Мальчишка гремит, как целый духовой оркестр!
– Он любезно согласился для вас сыграть, и я не желаю...
– Спокойно, Норман, старина. Сядьте. И вы тоже, Имоджен, моя радость. Сударыня...
– В этой постановке вообще не чувствуется никакого уважения к музыкантам!
Мистер Клеймор стукнул себя по лбу, потом тяжко навалился грудью на стол.
– Я так устал. О Боже! Так устал.
Мы все молчали. Потупясь в смущении, я увидел быстро и широко распахивавшиеся и смыкавшиеся колени мистера де Трейси и испугался, как бы он не рухнул. Я проблеял не очень уверенно:
– Я вот думал... есть такой... фокус, что ли...
Мистер де Трейси, не прерывая улыбки, слегка приоткрыл рот и глубоко запустил в меня свои меченые шары.
– Да-да, мальчуган? Оливер?
– Именно что фокус. Только мне пенс нужен. Лучше старый. Ага, вот этот пойдет. Между грифом и порожком. Понимаете, если я... придется чуть приспустить колки. Значит, если я – вот так. Сую пенс сюда, под струну ля, потом под ре и потом под соль. Так. Потом, конечно, я снова настроюсь. К ми это почти не относится, но ми не очень и нужна для... этой штуки. Вот. Погодите секундочку, я настроюсь.
