Анна Гавальда - Просто вместе
— Но вы сдали на бакалавра? Вы ведь лиценциат?
— Да, но чего мне это стоило! Я ничего не сдавал с первого захода, хотя экзамены были несложные… Лиценциатом я стал не заходя в Сорбонну — ходил только на лекции выдающихся преподавателей, которыми восхищался, хотя эти самые лекции не имели никакого отношения к моей программе…
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
— Но вы ведь могли стать преподавателем…
— Представляете себе меня в классе с тридцатью ребятишками?
— Да.
— Нет. Я покрываюсь холодным потом при одной только мысли о том, чтобы обратиться с речью к аудитории, пусть даже самой немногочисленной. Я… У меня… Думаю, у меня проблемы с общением…
— А как же школа? Когда вы были маленьким?
— Я пошел сразу в шестой класс. К тому же в пансион… Ужасный был год. Худший в моей жизни… Как будто меня швырнули в огромную ванну, а плавать я не умел…
— Ну и?..
— И ничего. Я по-прежнему не умею плавать.
— В прямом или переносном смысле этого слова?
— В обоих, мой генерал.
— Вас никогда не учили плавать?
— Нет, А для чего?
— Ну… Чтобы плавать…
— Знаете, с точки зрения общей культуры, мы скорее произошли от поколения пехотинцев и артиллеристов…
— Что вы там плетете? Я вовсе не предлагаю вам ввязываться в битву на океанской глади! Я говорю о том, чтобы отправиться на морское побережье! А почему вас не отдали в школу раньше?
— Нас учила моя мать…
— Как мать Людовика Святого ?
— Точно.
— Как ее звали?
— Бланш Кастильская…
— Ну да, конечно. Но почему вас учили дома? Вы что, слишком далеко жили?
— В соседней деревне была муниципальная школа, но я ходил туда всего несколько дней…
— Почему?
— Именно потому, что она была муниципальной…
— А, всё то же деление на Синих и Белых[23], да?
— Да.
— Эй, но это же было двести лет назад! С тех пор многое изменилось!
— Многое, бесспорно, изменилось. Но вот к лучшему ли? Я… Я неуверен…
— Я вас шокирую?
— Нет-нет, я уважаю ваши… ваши…
— Мои ценности?
— Да, если хотите, если это слово вас устраивает, но как же все-таки вы живете?
— Продаю почтовые открытки!
— Это безумие… Просто идиотство какое-то…
— Знаете, по сравнению с моими родителями, я очень… ээ… изменился — ваше определение! — то есть я… эволюционировал…
— Какие они, ваши родители?
— Ну…
— Похожи на набитые соломой чучела? На забальзамированные мумии? Плавают в чане с формалином вместе с лилиями?
— Отчасти вы правы… — развеселился он.
— Успокойте меня — они, во всяком случае, не передвигаются в портшезе?!
— Нет, но лишь потому, что носильщиков больше не найти!
— Чем они занимаются?
— В каком смысле?
— В смысле работы.
— Они землевладельцы.
— И это все?
— Знаете, у них много работы…
— Но… Вы очень богаты?
— Нет. Вовсе нет. Как раз напротив.
— Невероятная история…
— И как же вы выходили из положения в пансионе?
— С помощью Гафьо.
— Кто такой Гафьо?
— Некто, а что — это очень тяжелый латинский словарь, который я клал в ранец и пользовался им, как пращой. Хватал ранец за лямку, раскручивал, придавал ему ускорение и… Фьююю! Сокрушал врага…
— Ну и?
— Что ну и?
— Как обстоят дела сегодня?
— А сегодня, моя дорогая, все очень просто: перед вами великолепный образчик homo degeneraris, то есть существо, совершенно непригодное к жизни в обществе, сдвинутое, нелепое и абсолютно анахроничное.
Он смеялся.
— И как же вы поступите?
— Не знаю.
— Пойдете к психиатру?
— Нет, но я встретил одну девушку — у себя на работе, такую чокнутую и смешную… Она мне ужасно докучает и все пристает, чтобы я пошел с ней в ее театральную студию. Она перебрала всех возможных и невозможных психоаналитиков и уверяет, что театр — самое действенное средство…
— Вот как…
— Так она говорит…
— Значит, вы никогда никуда не ходите? У вас нет друзей? Ни одной родной души? Никаких контактов… с двадцать первым веком?
— Нет. Пожалуй, нет… А вы?
5
Жизнь вернулась в привычную колею. Вечерами Камилла, борясь с холодом, садилась в метро и ехала в противоположную сторону по отношению к мощному потоку окончивших работу людей, наблюдая за измученными лицами пассажиров.
Мамаши, которым нужно было забрать своих отпрысков из школ и детских садов в седьмой зоне пригорода, засыпавшие с раскрытым ртом, прислонившись спиной к запотевшим стеклам, дамочки, увешанные дешевой бижутерией, с недовольным видом перелистывающие телепрограмму, слюнявя указательный палец с острым ноготком, мужчины в мягких мокасинах и пестрых носках, шумно вздыхая, рассеянно читающие свои бумаги, и молодые клерки с лоснящимися лицами, транжирящие деньги, болтая по купленным в кредит сотовым…
И все другие, которым оставалось лишь цепляться за поручни, чтобы не упасть… Те, кто не видел никого и ничего. Ни новогодней рекламы — золотые деньки, золото в подарок, дешевая семга и фуа гра по оптовой цене, ни газеты соседа, ни попрошайки с протянутой рукой, гнусавящего раз и навсегда затверженную просьбу о помощи, ни даже эту сидящую напротив них девушку, зарисовывающую в блокнот их потухшие глаза и складки их серых пальто.
Потом она перекидывалась парой-тройкой слов с охранником здания, переодевалась, держась за ручку тележки, натягивала бесформенные рабочие шаровары и бирюзовый нейлоновый халат с надписью «Профессионалы у вас на службе» и постепенно разогревалась, работая как проклятая, чтобы потом снова нырнуть в холод ночи, выкурить энную по счету сигарету и прыгнуть в последний поезд метро.
Увидев Камиллу, СуперЖози поглубже засунула кулаки в карманы и подарила ей почти нежный оскал улыбки.
— Ага… Вот и наш призрак… С меня десять евро…
— Что?
— Проспорила девушкам… Я думала, вы не вернетесь…
— Почему?
— Не знаю, так показалось… Но никаких проблем, я заплачу! Ладно, за работу. С этой погодой они нас совсем достали. Их вроде как и не учили вытирать ноги… Видели, что творится в холле?
Появилась Мамаду.
— Ты что, спала без просыпу всю неделю?
— Откуда ты знаешь?
— Из-за волос. Слишком быстро отросли…
— Ау тебя как дела? Выглядишь не очень…
— Да все путем…
— Проблемы?
— Да что проблемы… Дети болеют, муж проигрывает деньги, невестка играет на нервах, сосед насрал в лифте, телефон отключили, а так все в порядке…
— Зачем он это сделал?
— Кто?
— Сосед…
— Да почем мне знать, только я его предупредила, что в следующий раз он у меня сожрет свое дерьмо! Это уж точно! Чего смеешься?
— А что с твоими детьми?
— Один кашляет, у другого несварение… Ладно… Хватит болтать, я расстраиваюсь, а когда я расстраиваюсь, от меня никакого проку…
— А как твой брат? Он не может их вылечить своими амулетами?
— Лучше бы он победителей на скачках наколдовал, бездельник…
Грязнулю с шестого этажа явно задела за живое карикатура Камиллы, и он оставил кабинет в относительном порядке. Камилла нарисовала ангела в костюме с нимбом вокруг головы и крылышками за спиной.
В квартире каждый старался найти свое место. Смущение, неуверенность и неловкость первых дней постепенно уступили место повседневной круговерти.
Камилла вставала к полудню, но около трех, когда возвращался Франк, всегда уходила к себе. К семи часам он снова отбывал на работу, иногда встречаясь на лестнице с Филибером. Камилла пила с Филибером чай, иногда они устраивали легкий ужин, ехала на работу и возвращалась не раньше часа ночи.
Франк в это время никогда не спал — слушал музыку или смотрел телевизор. Из-под его двери тянуло травкой. Камилла удивлялась, как ему удается выдерживать этот сумасшедший ритм жизни, но очень скоро поняла, что он его и не выдерживает.
Время от времени неизбежно случался взрыв. Франк начинал орать как оглашенный, открыв дверцу холодильника, потому что продукты лежали не на своих местах или были плохо упакованы. Он выкладывал их на стол, опрокидывал чайник и ругался последними словами:
— Черт! Ну сколько раз вам повторять? Масло должно лежать в масленке — оно же «цепляет» на себя все запахи! И сыр тоже! Пищевую пленку придумали не для бродячих псов! А что это такое? Салат? Почему вы оставляете его в целлофане? Целлофан же все портит! Я тыщу раз тебе говорил, Филибер! Где все эти коробки, которые я вам вчера притаранил? А это что у нас такое? Ага, лимон… Что он забыл в отделении для яиц? Начатый лимон заворачивают или кладут на блюдце, capito[24] ?
Он удалялся, забрав свое пиво, а двое преступников, дождавшись, когда он с грохотом захлопнет свою дверь, возвращались к прерванной беседе.
— Она что, и правда сказала: «Если кончился хлеб, дайте им булочек…»?
