Артур Хейли - На высотах твоих
– Хорошо, премьер-министр. – Артур Лексингтон отложил зажигалку, которую задумчиво вертел в руках. Его розовощекое лицо было необычайно серьезным. Оглядев своих соседей слева и справа, он заявил ровным негромким голосом:
– По моему мнению, в данный момент международная напряженность столь серьезна и опасна, какой она не бывала в любой другой период с 1939 года.
Спокойные, точно выверенные слова вызвали у присутствующих тревогу. Люсьен Перро спросил вполголоса:
– Неужели все действительно так плохо?
– Да, – ответил Лексингтон. – Я убежден в этом. Согласен, осознать это нелегко, поскольку мы так долго балансировали на лезвии ножа, что кризисы вошли у нас в привычку. Но в конце концов наступает момент, когда положение выходит за пределы кризиса. Думаю, сейчас мы весьма близки к этой черте.
Стюарт Коустон мрачно прокомментировал:
– Пятьдесят лет назад все было легче. По крайней мере каждая новая угроза войны следовала через какой-то пристойный промежуток времени.
– Все так, – в голосе Лексингтона звучала усталость. – Полагаю, вы правы.
– Тогда, значит, новая война… – Люсьен Перро оставил свой вопрос незаконченным.
– Я лично считаю, – ответил ему Лексингтон, – что, несмотря на нынешнюю ситуацию, войны не будет как минимум еще год. Возможно, больше. Однако из предосторожности я уже проинструктировал наших послов в любой момент быть готовыми жечь документы.
– Ну, это сгодилось бы для старомодных войн, – заметил Коустон. – Со всякими этими вашими дипломатическими выкрутасами.
Он достал кисет и стал набивать табаком трубку.
Лексингтон пожал плечами.
– Возможно, – согласился он с мимолетной усмешкой.
В течение этого точно рассчитанного отрезка времени Джеймс Хауден намеренно ослабил свое влияние на собравшихся, оставаясь молчаливым свидетелем дискуссии. Сейчас он вновь взял бразды правления в свои руки.
– Моя личная точка зрения, – твердо заявил премьер-министр, – совпадает с тем, что изложил Артур. Настолько, что я распорядился о немедленном частичном переезде правительственных служб в помещения, подготовленные на случай чрезвычайного положения. Секретный меморандум по этому поводу ваши ведомства получат в течение ближайших нескольких дней. – Расслышав нескрываемо изумленные восклицания, Хауден жестко добавил:
– Лучше слишком рано, чем слишком поздно. – Не ожидая комментариев присутствующих, он продолжал:
– То, что я сейчас скажу, для вас будет новостью, но прежде мы должны напомнить самим себе о том положении, в котором окажемся, когда начнется третья мировая война.
Сквозь пелену табачного дыма, который постепенно наполнял зал, премьер-министр внимательно оглядел присутствующих.
– В нынешнем состоянии Канада не способна ни вести войну – во всяком случае, самостоятельно, – ни оставаться нейтральной. Во-первых, мы не располагаем для этого необходимой мощью и, во-вторых, нам не позволяет этого наше географическое положение. И это не просто мое мнение, а реальный факт нашей жизни.
Сидевшие за столом не сводили глаз с его лица. “Пока, – отметил он про себя, – нет никаких признаков их несогласия. Оно может возникнуть позднее”.
– Наша оборона, – заявил Хауден, – носила и носит лишь символический характер. Ни для кого не секрет, что ассигнования Соединенных Штатов на оборону Канады хотя и не столь велики, как обычно бывают военные расходы, но все же превосходят весь наш бюджет в целом.
Впервые с начала заседания подал голос Адриан Несбитсон.
– Но это вовсе не благотворительность, – заявил старик угрюмо и надменно. – Американцы станут защищать Канаду только потому, что у них нет другого выхода: они тем самым будут защищать самих себя. Мы не обязаны быть благодарными им за это.
– Благодарность никогда не испытывают по обязанности, – резко возразил Джеймс Хауден. – Хотя должен признаться: иногда благодарю судьбу за то, что у наших границ находятся достойные друзья, а не враги.
– Что правда, то правда! – воскликнул Люсьен Перро; зажатая в зубах сигара дернулась вверх. Отложив ее в пепельницу, Перро хлопнул по плечу сидевшего рядом Адриана Несбитсона. – Не беспокойтесь, дружище, я буду благодарен за нас обоих.
Эпизод удивил Хаудена. По традиции он предполагал, что самая серьезная оппозиция его ближайшим планам будет исходить из Французской Канады, которую представлял Люсьен Перро, из Французской Канады с ее исконным страхом перед посягательствами и вторжением, с ее укоренившимся историческим недоверием к влиянию извне. Неужели он просчитался? А может быть, и нет, сейчас судить еще рано.
– Позвольте мне напомнить вам некоторые факты, – в голосе Хаудена вновь зазвучали твердые командные нотки. – Нам всем известны возможные последствия ядерной войны. После такой войны выживание будет зависеть от наличия продовольствия и его производства. Страны, чьи производящие продовольствие районы будут отравлены радиоактивными осадками, можно считать уже проигравшими битву за выживание.
– Но уничтожено будет не только продовольствие, – вставил Стюарт Коустон без тени своей обычной улыбки.
– Однако производство продовольствия имеет решающее значение, – Хауден повысил голос. – Города могут быть превращены в руины, и с доброй частью из них так и случится. Но если впоследствии обнаружится чистая, неотравленная земля, земля, которая даст продовольствие, то те, кто останется невредимым, смогут выбраться из-под завалов и руин и начать заново. Продовольствие и земля, чтобы его производить, – вот что будет действительно иметь значение. Мы вышли из земли, к земле и вернемся. Вот где лежит путь к выживанию! Единственный путь!
На стене зала Тайного совета висела карта Северной Америки. Джеймс Хауден подошел к ней, провожаемый взглядами своих коллег.
– Правительство Соединенных Штатов, – сказал Хауден, – осознает, что производящие продовольствие регионы должны быть защищены и сохранены в первую очередь. Они намерены обезопасить такие области на своей территории любой ценой.
Премьер-министр повел рукой по карте.
– Молочное производство – северный Нью-Йорк <Имеется в виду штат.>. Висконсин, Миннесота; многопрофильные фермерские хозяйства Пенсильвании; пшеничный пояс – обе Дакоты и Монтана; кукуруза Айовы; животноводство Вайоминга; специализированные культуры Айдахо, северной части Юты и к югу от нее; ну, и все остальное, – рука Хаудена соскользнула с карты. – Вот что они будут оберегать в первую очередь, а уж только потом – города.
– Земли Канады при этом во внимание не принимаются, – негромко произнес Люсьен Перро.
– Здесь вы не правы, – возразил Джеймс Хауден. – Канадские земли принимаются-таки во внимание. Им отведена роль полей сражений.
Он вновь обернулся к карте. Указательным пальцем правой руки отметил цепь пунктов вблизи южной границы Канады, продвигаясь от Атлантического побережья в глубь американской территории.
– Вот линия расположения ракетных пусковых установок Соединенных Штатов – установок для запуска ракет ПРО и межконтинентальных ракет, с помощью которых США намерены обеспечивать защиту своих производящих продовольствие областей. Вам они известны так же хорошо, как и мне, как любому начинающему в русской разведке.
Артур Лексингтон едва слышно перечислил:
– Буффало, Платтсберг, Прескьюайл…
– Совершенно точно, – подтвердил Хауден. – Эти пункты составляют передовую американскую оборону и как таковые станут первыми и главными объектами советского удара. И если эта атака – русскими ракетами – будет отражена перехватом, то произойдет он прямо над Канадой.
Театральным жестом Хауден словно стер ладонью обозначение канадской территории с карты.
– Вот оно, поле боя! Именно здесь, исходя из нынешнего положения дел, будет вестись война.
Глаза присутствующих неотрывно следили за движениями его руки. Она описала широкую петлю к северу от границы, разрезая хлебородный Запад и промышленный Восток. На ее пути встречались города: Виннипег, Форт-Уильям, Гамильтон, Торонто, Монреаль и более мелкие населенные пункты.
– Именно здесь количество осадков будет наибольшим, – указал Хауден. – Мы можем ожидать, что в первые же несколько дней войны наши города будут разрушены, а производящие продовольствие зоны – отравлены.
За стенами зала куранты на Пис-тауэр отбили четверть часа. В самом же зале слышались только тяжелое хриплое дыхание Адриана Несбитсона и шорох перевернутого стенографистом блокнотного листа. “Интересно, – спросил себя Хауден, – о чем думает этот человек, если он, конечно, вообще сейчас думает; и если он думает, то способен ли разум, не подготовленный к этому заранее, ухватить предостережение во всем том, что здесь говорится? И уж если на то пошло, способен ли кто-нибудь из всех них по-настоящему понять – до того, как это случится, – ход предстоящих событий?"
