Олег Рой. - Амальгама счастья
— Ну-с, так что же вы имеете мне сказать? — И шеф красивым жестом выложил на стол перед девушкой глянцевый, яркий журнал — один из авторитетных в стране деловых еженедельников.
Она терпеть не могла беспредметной игры в кошки-мышки, которую Клонов умел вести виртуозно, и потому спокойно спросила, глядя начальнику прямо в глаза:
— Вы о чем, Никита Юрьевич?
И вздохнула про себя. В общем-то Даша примерно представляла себе предмет «вызова на ковер» — последняя пятничная пресс-конференция, подготовка сценария которой была полностью поручена ей, не оправдала надежд: слишком много неожиданных и острых вопросов задали журналисты ее коллегам по поводу послекризисной работы банка с частными вкладами. А поскольку ответы на эти вопросы менеджер Смольникова не предусмотрела, да к тому же в понедельник не появилась на работе, то… одним словом, причины возможного недовольства шефа были более чем ясны. Но неужели вся эта история уже успела попасть в глянцевую прессу?!
— А вы еще не знаете? — удивился Клонов: Впрочем, может быть, только сделал вид, что удивился. — Полюбуйтесь-ка. Лично я любуюсь целое утро.
И, развернув журнал, он подтолкнул его поближе к Даше. С разворота ей улыбалось ее собственное лицо — молодое, ясное, счастливое. Крупный подзаголовок под статьей гласил: «Дарья Смольникова, самый обаятельный в России специалист по связям с общественностью, подкупает журналистов искренностью и открытостью, так мало свойственными людям ее профессии».
Открыв рот, девушка смотрела на журнальные страницы. Неожиданность была тем сильнее, что Даша не только готовилась в данный момент исключительно к неприятным служебным новостям, но и никогда не рассчитывала на профессиональное признание и успех в том деле, которым занималась по необходимости, а не по призванию. Конечно, она сразу узнала снимок: он был сделан давно, еще летом, на какой-то банковской тусовке, которые Даша не любила, но на которых вынуждена была появляться время от времени. И короткий разговор за коктейлем со знакомыми ребятами из агентства, активно сотрудничавшего с Игорем, носил скорее частный, чем деловой характер. Тогда Игорь еще много значил в ее жизни, и была жива бабушка, и не было осени с ее оглушающим мелким дождем… И Даша тогда еще улыбалась — вот так открыто, ясно и радостно. А теперь…
Слезы неожиданно вскипели в ее глазах, и, подавив их чудовищным усилием воли, она обернулась к начальнику с вежливой полуулыбой:
— Этой фотографии уже несколько месяцев, и никакого официального интервью я не давала. Тем не менее на имидж банка, я думаю, это повлияет хорошо.
— Хорошо?! — взревел Клонов, всплеснув руками. — Да это просто великолепно, драгоценная моя Дарья Александровна! Вот, смотрите, в тексте… где это… а, вот: «Банк, умеющий рассказать о себе людям так просто, откровенно и порой даже самокритично, как делается это устами Дарьи Смольниковой, безусловно, заслуживает уважения и имеет большое будущее». Каково, а? И это перед встречей нашего президента с премьер-министром!.. Признайтесь, Даша, — голос шефа вдруг стал интимно-деловым, — во сколько вам обошлась эта публикация? Я не сумел найти в смете расходов за последний месяц суммы, выделенной этому журналу…
— Вы не нашли ее просто потому, что этой суммы не существует в природе. Мы ничего не платили еженедельнику. Это была их личная инициатива.
— Вы хотите сказать, что они написали о нас… то есть о вас… бесплатно? — В интонациях Клонова прозвучало неподдельное изумление.
— Никита Юрьевич, если хотите, я могу выяснить, кто стал инициатором этого материала. Но не думаю, что…
— Нет-нет. Не хочу, — быстро возразил шеф. — Это хорошо, что непроплаченные журналистские тексты еще существуют в природе. Вы молодец, Даша. Продолжайте в том же духе… А кстати, почему вы вчера не вышли на работу?
«Ну вот, так-то лучше, — усмехнулась про себя девушка. — По крайней мере, привычнее». Она уже открыла рот, чтобы произнести заготовленное объяснение, но шеф перебил:
— Впрочем, это неважно… на сегодня. Победителей не судят. Но в следующий раз извольте присылать объяснительную записку или бюллетень. И желательно, разумеется, чтобы этих бюллетеней не было вовсе и объяснительные не требовались.
Он вышел из-за стола — маленький, коротконогий, крутолобый, похожий на молодого упрямого бычка, — и, взяв Дашину руку, наклонился, чтобы припасть к ней вполне ведомственным поцелуем. Ничего, кроме начальственной вежливости, не было в этом жесте, но почему-то Даша вздрогнула и едва удержалась, чтобы не отстраниться — всякое мужское прикосновение казалось ей сейчас почти кощунственным. И, словно почувствовав ее подавленную эмоцию, Клонов резко вскинул голову и спросил:
— А как поживает Игорек? Я видел его на «Золотом яблоке», но не было времени пообщаться. Что-то он показался мне нерадостным… и это в такой-то день!
— Я не знаю, о ком вы говорите, — сказала Даша очень чистым и ясным голосом, спокойно глядя шефу прямо в глаза. — Я могу идти?
— Разумеется, разумеется… — пробормотал тот, отпуская Дашину руку. — Я распоряжусь, чтобы вам выписали премию…
— Спасибо. — И, пройдя мимо ошарашенной секретарши, которая, конечно же, имела возможность подслушать всю их небезынтересную беседу, девушка вышла в коридор.
* * *Даша сидела в своем отделе, заваленная ворохом бумаг, которые сыпались на нее бесконечно. Знакомый журналист из «Ведомостей» ждал обещанного пресс-релиза, из которого можно было бы настрогать приличную информацию для следующего номера; на ежегодной выставке банковских услуг, к которой они готовились весь предыдущий месяц, их стенд не вызвал ожидаемого внимания посетителей, и нужно было срочно придумать, как выправить положение; а кроме того, ей было поручено набросать основные тезисы очередного выступления председателя совета директоров в Московском банковском клубе… Последнее вообще-то не входило в прямые Дашины обязанности, но на этот раз, в виде особой милости судьбы, тоже упало на ее плечи.
День скакал, как безумный кенгуру — от звонка к беседе, от беседы к редакторской правке текста, от текста к обсуждению новых проектов. Даша уже задыхалась под тяжестью своих обязанностей: все они, несмотря на их разнообразие, требовали проведения многочисленных переговоров, а ей больше всего на свете хотелось сейчас уйти в себя или хотя бы просто помолчать. Улыбка уже казалась ей приклеенной к собственному лицу, а необходимость реагировать на вновь и вновь возникающие проблемы набила душевную и физическую оскомину. Немного спасала положение лишь мелькавшая то и дело перед глазами соседка по отделу Катя — живая как ртуть, быстрая и рыжеволосая, как маленький огонек, неизменно заряжающая Дашу беспечным настроением и неподдельной веселостью.
— Ты совсем скисла, — с комической заботливостью говорила она, — пресс-релиз получится похожим по вкусу на кефир, а не на коньячок, как предпочитает Клонов.
И через минуту:
— Дарья, приди в себя! У тебя совершенно опрокинутое лицо и глаза, повернутые внутрь…
Даша машинально процитировала хрестоматийное:
— «Ты повернул глаза зрачками в душу…»
— А некоторые, не будем показывать пальцем, все умничают, хочут свою образованность показать, — моментально среагировала Катюша цитатой на цитату. И невинно поинтересовалась: — Это из Бодлера?
— Почему из Бодлера? — удивилась Даша. — Это же Шекспир, «Гамлет». Совсем другой стиль, страна, эпоха.
— Неважно, — махнула рукой Катя. — Главное, как только слышишь что-нибудь явно стихотворное, назвать имя позаковыристей, понеизвестней. Все сразу: «О! Она читает Бодлера!..»
— А ты его действительно читаешь? — насмешливо поинтересовалась Даша.
— Еще чего! — фыркнула в ответ ее собеседница. — Делать мне нечего? Просто фамилия понравилась. Между прочим, моя метода очень удобна во всех случаях жизни. Слышишь музыкальную фразу — с умным видом спрашиваешь: «Стравинский?», видишь какое-нибудь живописное полотно — с мечтательным взглядом произносишь: «Это напоминает мне раннего Моне»… Главное, чтобы имена были красивые и не совсем затертые. А то будешь все подряд приписывать Чайковскому, которого вроде все обязаны знать, — и вместо умницы прослывешь идиоткой…
Даша невольно рассмеялась и, пожалуй, и дальше бы послушала, как Катя развивает свои оригинальные теории, но в этот момент ей принесли очередную бумагу, и дела снова завертелись, как в цветном калейдоскопе.
Под конец дня она уже ног не чуяла от усталости, но настроение ее странным образом совершенно преобразилось. Словно уравновесилось все то, что было в ней нервным и натянутым, словно с пуантов, на которых она балансировала над пропастью, Даша наконец встала на удобную мягкую подошву — ее «отпустило», как говаривала когда-то Вера Николаевна, и девушка смогла наконец привести в порядок разрозненно мечущиеся мысли. Все то, что случилось в выходные — Вадик и Игорь, Света и Павел, ночная шайка под качающимся светом фонарей и бесконечно одинокий кофе в тесной, забитой людьми кофейне, — все это каким-то волшебным способом утратило трагические черты и стало казаться просто нелепыми ошибками, в которых Даша, конечно же, виновата сама. А ошибки, как известно, существуют для того, чтобы их исправлять. И девушка даже знала, как это сделать — у нее в руках был чудесный золотой ключик от страны, где веселье чуть-чуть горчит, а печаль светла и поэтична…
