Алексей Слаповский - Вспять: Хроника перевернувшегося времени
Но, может, это не так фатально? Может, открыться Петру, сказать, что она все знает, и не допустить измены? Или самой что-то такое сделать, чтобы привязать его к себе? Нет, привязать — плохое слово. Но не важно. И Ольга Петровна, прихватив ноутбук, пошла в гостевую, полулегла на постель, стала, мысленно посмеиваясь над собой, стесняясь сама себя, просматривать в Интернете сайты, посвященные супружеским отношениям, набирая в поисковой строке слова: «как вернуть мужа» или «как опять стать желанной». Информации оказалось море. Ольга Егоровна увлеклась.
Послышались шаги, в комнату заглянула дочь:
— Ты чего это тут?
— А вы разве уже вернулись?
— Нет, я одна.
— Почему?
Анастасия не стала рассказывать, что после второго всплеска любви на нее вновь накатило ощущение нелепости происходящего и она все-таки уехала — на такси, отказавшись от предложения Анатолия подвезти: не представляла, о чем с ним говорить в дороге. Ответила коротко:
— Да так.
И это укрепило Ольгу в мысли, что возвращение в прошлое вовсе не означает, что неизбежны та же беда и та же боль. Прошлое можно переделать даже успешнее, чем будущее, — потому что знаешь о нем. Если у Насти все идет не так, как было, пусть в мелочах, значит, и более серьезные вещи изменяемы.
Да, но это хорошо в случае, если движение времени назад все-таки в какой-то момент прекратится.
А если нет? Настя будет все младше и младше… Ну и что! Зато какой ласковой, умной, светлой девчушкой она была!
А потом? Потом ее не станет?
Нет, лучше об этом не думать. Только о том шансе, который выпал сейчас: наладить отношения с мужем. Сейчас — пока время не перевернулось.
Наталья, двоюродная сестра Ильи Микенова, зашла к Ирине Ивановне и застала ее за хлопотами: она тащила из сарая что-то железное. Наталья тут же взялась помогать, отогнав от железяки своего вечно во всё сующегося сына Виталика.
— А что это, теть Ир? — спросила Наталья.
— Кровать.
— Чья?
— Гены кровать.
Наталья даже не поняла сразу:
— Какого Гены?
— Дяди твоего. Если так пойдет, он через две недели опять… — Ирина Ивановна запнулась, ей почему-то не хотелось говорить «оживет». И нашла другое слово: — появится.
— В самом деле, ведь может! Ой, теть Ир, конечно, это хорошо, но ведь какая мука для тебя опять начнется! Он же три года лежал почти без движения!
Наталья оглядела металлическую громоздкую кровать с поднимающимся изголовьем и другими приспособлениями, специально для ухода за лежачими больными, ее для отца Илья добыл в Придонске.
— Зато через три года встанет, — сказала Ирина Ивановна. — А через пять и вовсе выздоровеет.
— Действительно, не подумала, — согласилась Наталья.
Но тут она посмотрела на своего Виталика и охнула.
— Теть Ир, но ведь получится, что Виталику будет год! Через пять-то лет!
Ирина Ивановна опустила кровать, чтобы передохнуть, и тоже посмотрела на Виталика, который, найдя палку, сшибал осенние пожухлые стебли репейника.
— В самом деле… А может, все недолго продлится? Завтра проснемся — и будет опять… Что у нас там по календарю, я уже запуталась?
— Шут его знает. Или среда будет, или с чего началось — опять воскресенье. Главное, почему я раньше об этом не подумала? — удивлялась Наталья. И вдруг охнула, взялась за грудь.
— Ты чего? — забеспокоилась Ирина Ивановна. — Не надо бы тебе тяжести таскать. Я-то привыкла за столько лет…
— Да при чем тут это, я же сейчас не тащу! Я просто подумала: ведь Сергей вернется, опять начнется черт знает что!
— Сразу гони!
— Как его выгонишь? День пройдет, а он опять в доме окажется! Вот беда, теть Ир, вот это действительно беда!
— Но когда-то он хорошим же был, когда поженились?
— Был, пока с алкашами на маслобойке не снюхался.
— Ну вот. Дождись, когда это время придет, и живи счастливо.
— Какое это счастье, если Виталика не будет?
Женщины посмотрели друг на друга испуганно, растерянно. Они уже не знали, чему радоваться и чему огорчаться. Наконец Ирина Ивановна вымолвила:
— Я вот что думаю. Уж лучше пусть мертвые не воскреснут, чем живые обратно умрут. Мертвые-то уже свое прожили, а живых жалко, особенно когда маленькие.
— Зато тебе, теть Ир, пятьдесят пять лет еще жить. Если обратно.
— Мне сверх положенного не надо, — отказалась Ирина Ивановна.
Илья Микенов сидел в своей машине возле дома Перевощиковых и раздумывал: позвонить Анастасии или не позвонить?
То есть, конечно, позвонить обязательно надо, но что сказать?
Предложить встретиться — может отказаться.
Чем-то заинтриговать, чтобы не отказалась, — но чем?
И тут Анастасия сама вышла из дома в спортивном костюме — на вечернюю пробежку.
Илья выскочил из машины, улыбнулся, скромно встал перед нею:
— Здравствуй.
— Привет, — на ходу бросила Анастасия, обогнув Илью.
Однако остановилась, вынула наушники (бегала под музыку), повернулась к Илье.
— И что теперь? Будешь меня караулить? Я замужем. Илья, все кончилось.
— Говоря строго, ты уже опять не замужем.
— Мало ли. Завтра все вернется. Или послезавтра. Главное. Илья, то, что у нас с тобой было, этого уже не будет.
— Почему? Ты ведь так и не объяснила.
— О, боже ты мой! Обязательно объяснять?
— Да. Я не верю, что он тебе понравился. У вас просто деловой брак?
— Какой? — рассмеялась Анастасия.
— Деловой. Его отец — хозяин комбината, твой — хозяин города. Подходящая пара, — говорил Илья, с недоумением слушая себя и не понимая, зачем он говорит эту чепуху.
Он ведь хотел о другом. Он вообще не собирался касаться темы ее замужества и уж тем более обсуждать соперника. Илья намеревался просто спросить: куда так быстро подевалось то, что было между ними? И не надеялся на скорый и прямой ответ. Да и что тут ответишь? Но Анастасия хотя бы вспомнит, задумается, хотя бы тоже задаст себе этот вопрос: в самом деле, почему? И может, размышляя, поймет, что поспешила, обманулась, приняла временное настроение за что-то серьезное.
Но, как ни странно, его поспешные и неловкие слова подействовали на Анастасию. Вернее, к ней вернулись те смутные мысли, которые появились еще в гостинице. Конечно, ничего «делового», выдумал тоже Илья, в ее замужестве не было. Но некоторый расчет был. При этом Анатолий ей, безусловно, нравился. И сейчас нравится. Однако уже меньше, чем в первые дни и недели знакомства. Значит, дальше будет еще хуже? И куда вообще спешить? Свет, что ли, клином сошелся на Анатолии и на этом Рупьевске? Она может отыскать свою судьбу и в столице. Или вообще за границу уехать, как мечтала когда-то. В Париж. Она уже бывала в Париже, и он ей понравился своей неожиданной провинциальностью, особенно центр. Не то что сумасшедшая Москва или безумный Нью-Йорк, где она тоже была. В Париже много тихих и уютных мест, замечательные дворы, куда входишь и оказываешься в отдельном мирке: деревца, цветники, этакая гостиная, но гостиная не квартиры, а дома, — то, чего ни в каких Москвах и Нью-Йорках не найдешь.
Стоп, сказала себе Анастасия. Она никогда не переедет в Москву или Париж. Она там будет временно, проездом — потому что так было в прошлом.
А вот чтобы географически поменять судьбу коренным образом — не получится. Она обречена жить в Рупьевске, молодеть, что неплохо, а потом, возможно, впадать в детство, что отвратительно.
Но с легкостью, на которую, слава богу, способны почти все женщины, что отчасти и спасает наш мир, она отмахнулась от этих мыслей. Нет. Рано или поздно все повернется в будущее. И она обязательно поедет в Москву, в Париж, в Сидней, куда угодно! Анастасии стало легче, она улыбнулась.
Илья тоже улыбнулся, вглядываясь в ее глаза.
— Бегать расхотелось, — сказала Анастасия. — Я ведь стала бояться, что располнею, а если пока все назад идет, то, наоборот, буду стройнее и тоньше, правда?
— Правда, — согласился Илья.
— А поедем-ка мы с тобой в кафе «Аромат» и выпьем чего-нибудь легкого. Ты свободен?
— Конечно!
И они поехали в простенькое молодежное кафе «Аромат», где когда-то просиживали часами.
Там было пусто. За стойкой бара стоял Юрик. Он мог часами так стоять, облокотившись о стойку, не меняя позы, поджидая редких посетителей, совершенно при этом не скучая.
— Ты, наверно, о чем-то там себе думаешь? — спросили его однажды.
— Я ни о чем там себе не думаю, — спокойно ответил Юрик. — Просто стою, смотрю.
Илья слышал этот ответ, он показался ему гениальным, правда, в чем гениальность, понять тогда не успел — вечная наша пустопорожняя торопливость, когда автоматически кажется, что не хватает времени даже в те минуты, когда нас никто и ничто не торопит.
— В чем дело, Юрик? — спросила Анастасия.
— Нет никого, — указал Юрик на очевидное.
