Король зомби (сборник) - Подольский Александр Александрович
Но больше всего меня поддержал Грохочущее небо. Он переводил мне рецепты и объяснял непонятные места. Например, что такое «кости» или «сливочное масло». Шаг за шагом разобрав все подходящие тексты в книге, я принялся за практику.
Земные продукты на Топь не доставляли, а питание производилось в виде концентрированных бульонов и гелей с минералами и органическими веществами. Их подбирали в соответствии с потребностями организма. Но ведь что-то мы потребляли до прихода «Тирив» с его гелями!
Мне пришлось перейти к образу жизни невообразимо далекого прошлого, заняться сбором органических веществ вне магазинов. Я выучил сотни нетоксичных растений Топи, скупал из аквариумов и бассейнов умирающих животных. Я измельчал, размягчал, грел и всячески обрабатывал органику, чтобы получить нарядные и питательные супы. В ту десятку, когда мне удалось обойтись без заводских бульонов, получая вещества только из еды, я почувствовал себя совершенно свободным.
Первым, кому я принес попробовать суп, был Глыг. Он тут же вылил половину в утилизатор, чтобы выяснить точный состав.
– Вроде безопасно, э? Солей маловато, но…
Он вылил в себя вторую половину и замер. Я тоже замер, наблюдая, как в полупрозрачном теле Глыга растекается суп. Стручки алыпры краснели сквозь толщу плоти, а густая вытяжка из синекрестых медуз чудно завихрялась, обозначая пищеварительные потоки.
– Интересно, – наконец, сказал Глыг. – Все переваривается по-разному, немного щекотно. А умеешь с другими частичками?
Это был успех! После Глыга я собрался с духом позвать на ужин отца в конце десятки.
– Что за жижа? – вопросил папаша, подталкивая конечностью вазу, в которой я подавал еду.
– Кислая чорба из сыыыл, – ответил я тихо. Моя уверенность стремительно шла ко дну. – Суп.
– Заграничные штучки, – пробурчал он. – Есть нормальный бульон?
– Отец! Я разыскал исконные технологии Топи. Настоящий возврат к корням! Подумай, разве «Тирив и сыновья» всегда были на нашей планете?
Я благоразумно не стал упоминать земные рецепты.
– Насколько я помню, всегда, – продолжал бухтеть папаша, но на суп посмотрел благосклоннее. С тяжким гулом он вылил часть в себя. Поболтал вазой, разглядывая, как всплывают и оседают разноцветные кусочки.
– Смотрится оно, конечно, посимпатичнее гелей из банки, – наконец вынес вердикт он. – Питаться можно.
Только сейчас я понял, как дрожали у меня конечности. Мы с отцом допили суп и обсудили ощущения от усваивания каждого ингредиента. Такой длинной и содержательной беседы у нас не было уже пару оборотов.
Осмелев, я принес супы на встречу однобассейников, и там они тоже порадовали всех, кроме одной чувствительной особи. Оказалось, он не переносит корни зеленой пустынной колючки. Я и не знал, что еду можно не переносить. Я спросил у Грохочущего неба, и он рассказал мне об аллергиях и всяких ужасных вещах. Не уверен, что топцы устроены столь же сложно.
С тех пор я обязательно всех предупреждал о зеленой колючке и постарался еще тщательнее размягчать продукты. Но суповая лихорадка постепенно захватывала городок. Малознакомые топцы навязывались ко мне в гости под надуманными предлогами. Мне приходилось даже иногда отпрашиваться с работы, чтобы успеть наварить еды на всех желающих.
Со временем я понял, что супы с разноцветными кусочками разной формы гораздо популярнее. На них интересно смотреть и их интересно переваривать, так что я сосредоточился на том, чтобы сделать еду как можно более красочной. Важно не переборщить с размерами кусков, чтобы не вызвать заторов в потоках, но иногда мне удавалось добиться изящной желеобразной консистенции мяса и трав, достаточно плотной, чтобы вырезать разные формы, но достаточно мягкой, чтобы перевариваться.
Я рассказывал о своих успехах Грохочущему небу, а он слал мне восторженные мыслеобразы. А потом вдруг предложил:
– А подайся на конкурс Вирских поваров?
В ответ я отправил кучу сомнений, но Грохочущее небо настоял, и мы вместе заполнили анкету. Он посоветовал приложить побольше визуальных образов.
Когда спустя долгие десятки мне пришло сообщение со сдержанным поздравлением, я не верил.
Когда я поднимался на лифте к станции, я не верил.
Когда меня везли на скоростном корабле к Центральному Вирскому Узлу.
И поверил, когда вышел из влажного номера, чтобы познакомиться с девятью другими поварами, отобранными по всей республике. В холле немолодой топец с разноцветными (по последней моде) отростками осмотрел меня с глаз до кончиков конечностей и презрительно прогудел:
– Откуда ты только вылез такой, деревенщина?
Вот теперь я почувствовал себя неловко, нелепо, самонадеянно. Словом, жизнь вернулась в обычную колею. И это меня неожиданно взбодрило. Я как никогда внимательно слушал инструкции, осматривал приборы. Нам дали полдесятка, чтобы изучить кухню и доступные ингредиенты. Большую часть из них я видел и радовался каждому узнаванию, как полипчик.
В день кулинарного соревнования меня чуть не выплеснуло наизнанку. Я шелестел конечностями, задевая ими мебель, и даже чистый бассейн не мог меня расслабить. И тут пришел мыслеобраз от Грохочущего неба. Я увидел его глазами огромную кухню в центре арены, где будет проходить конкурс. Он прилетел! Прилетел болеть за меня!
Радость переполняла меня, вытеснив прочие переживания. Перед лицом человека, который столько поддерживал меня, я не должен сплоховать.
Выйдя на кухонное поле боя, залитое ярким светом, окруженное камерами, я решительно взболтнул всем, что у меня было, и бросился к столу. Я резал, измельчал, вымачивал, грел и переливал с такой скоростью, будто у меня было восемь верхних конечностей, а не четыре.
Суп вышел просто идеальный. Не зря я столько времени потратил на изучение сочетаний. Он переливался всеми оттенками топской радуги, даже в вазе показывая чудесные завихрения.
Судьи обошли нас всех с полным вниманием. Они обсуждали вслух цвета и текстуры, температуру подачи и размер кусков. Я не знал, на что и надеяться, опустошенный, но верил, что сделал все для победы.
И когда прозвучало мое имя, тот заносчивый топец скинул на пол свою кулинарную шапку. Я торжествовал.
После всех поздравлений, после чествований, у нас выдалось немного времени, чтобы собраться. Я задержался в кухне-студии, потому что Грохочущее небо обещал подойти. С замиранием потоков я ждал его.
Никогда в жизни я не видел землян во плоти. Грохочущее небо оказался маленьким, в половину моего роста, и очень твердым на вид. А костюм на нем был совсем тонкий, не держащий форму.
– Поздравляю! – послал он мне образ, глядя, кажется, прямо в глаза.
Забавно, что мы продолжали общаться по сети, стоя так близко, но, увы, лучше способов перевода пока не было.
– Хочешь взглянуть на мою еду? – предложил я.
Вместо ответа Грохочущее небо приблизился к столу.
– Что это? – спросил он, указывая на желтый брусочек.
– Масло, – пояснил я.
На Топи не водилось коров или чего-то похожего, так что я спрессовал ферментированные молоки низководных рыб так, чтобы они походили по цвету и форме. Грохочущее небо смешно взмахнул конечностями, получив описание.
– А хочешь попробовать? – Я пододвинул к нему суп.
Грохочущее небо навел какой-то прибор, делясь со мной сомнениями. Я его понимал, сам бы не рискнул есть земную еду.
– Немного можно, не усвою, но и не отравлюсь, – заключил он и отпил. Потом переломился пополам, но я не мог понять, от радости ли это или от ужаса.
Я ждал вердикта друга даже больше, чем вердикта жюри:
– Ну как? Как? Как переваривается?
– Переваривается-то как-то. Но на вкус… просто шокирующе.
Я не понял.
– Что такое вкус?
И Грохочущее небо рассказал.
Домой я летел, чувствуя себя одновременно и обманутым, и обманщиком. Ужасное ощущение, должен заметить.
Оксана Заугольная
Собеседование
Посвящается Далене
