Два лебедя (Любовь, матрица и картошка) - Сергеев Иван Владимирович
Глава вторая
Любовное свидание с Верочкой Клюге
Размышляя о вероломстве Мясоедовой, я вспомнил о своей первой любви. Давно это было, еще в прошлом веке. Но воспоминания мои настолько свежи, что я чувствую себя молодым человеком.
Верочка Клюге, моя первая любовь, совсем не походила своей внешностью на Леночку Мясоедову. Она была невысокого роста, аккуратненькая и симпатичная. К тому же, у нее не было такой напористости и целеустремленности.
Я – человек, создавший себя своими руками. Но, считая так, я грешу против истины: Верочка Клюге очень помогла мне в этом. Познакомились мы на Черном море и начали встречаться в Питере. До меня не сразу дошло, что она будет ожидать меня в полночь в своей двухкомнатной квартире. Мысль о том, что мне снова придется раздевать ее, обожгла мое воображение своей чудесной неповторимостью. Мне был свыше дан новый шанс, и я обязан был его использовать. Я представил, как она возникнет передо мной обнаженная, залитая золотистым лунным светом, льющимся в окно. И у меня от возбуждения перехватило дыхание. Дрожащим голосом я сказал Клюге в телефонную трубку, что обязательно буду.
Задрожишь тут, когда такое намечается. Верочка же игривым тоном добавила, что повесит на окне белый платочек, если родители заночуют на Школьной улице, где располагалась их вторая квартира.
Мне стыдно признать, но моя первая любовная встреча закончилась с ней безрезультатно.
В тот день я не мог заниматься ничем. Думал только о заветном белом платке. А тут еще по радио передавали песню в исполнении Клавдии Ивановны Шульженко: «Строчи, пулеметчик, за синий платочек, что был на плечах дорогих!» Я врубил эту песню на всю катушку и стал о Верочке Клюге думать и видел в ней одни только достоинства.
Когда питерский воздух стал прохладно-синим, отправился я на свое первое любовное свидание. Иду, стало быть, от Ланской, гляжу с восторгом на дома. В окнах хрущевских пятиэтажек зажглись приветливые огни. То на город Петра упала с поднебесья романтическая действительность. И в этой действительности совершается нечто запредельно прекрасное; происходит от новизны чувств очищение души до чистоты детской взрослости.
Где-то недалеко находится место дуэли Пушкина. И совсем рядом стоял дом, где меня ждали. Отчего свидание с Верочкой стало походить на смертельную дуэль, потому что я решил или умереть в ее объятьях, или уйти от нее мужчиной.
Серый дом показался на удивление знакомым. Я тут же взглянул на угловые окна пятого этажа, но в них горел ровный свет. Тогда я уселся на детские качели, и ржавая цепь, словно расстроенная скрипка, тоскливо запела, повествуя редким прохожим о страсти, разлуке и первой любви.
Наконец свет в окнах пятого этажа погас. Но сигнала о полной капитуляции моей возлюбленной, белого платка, никто на окно не повесил. Тогда я начал злиться на свою самоуверенность. К счастью, внутреннее обостренное чутье заставило меня осмотреть еще несколько домов, удивительно похожих. Как радостно забилось мое сердце, когда в одном из них я увидел ослепительно-белый платок. Винтом взлетел я по ступенькам до пятого этажа.
Клюжечка встретила меня приветливо. Позволила себя раздеть. В звездных сумерках ее дивное молодое тело казалось еще прекраснее и дышало страстью и чистотой. И тогда, чтобы она не исчезла навсегда за завесой времени, я впервые занялся с ней любовью, о которой она мечтала. Ее слова: «Мне нужен парень – огонь!» – до сих пор звучат в моем сердце.
До утра не выпускал я ее из своих объятий. С восходом солнца я понял, как хорошо быть настоящим мужчиной.
Я чувствовал необыкновенную легкость во всем теле. Но возникшая тревога заставила меня спешно одеться и, не позавтракав, покинуть Веру. Неловко поцеловав ее в щеку, боясь коснуться ее зовущего прекрасного тела, я выскочил на лестничную площадку. И, прыгая через две ступеньки, устремился вниз. Я смутно помнил, что происходило со мной. И потому не в состоянии был понять, как оказался в Центральном парке культуры и отдыха или просто ЦПКиО. Лишь остановившись возле бронзовой статуи гимнастки – она грациозно подняла ножку и взметнула вверх руки, – пришел в себя. Взглянул на часы. Прошло уже несколько часов, как я расстался с Верой. Я сел на белую скамейку напротив отлитой в бронзе гимнастки и не мог отвести от нее глаз: в грациозном движении рук, маленькой узкой стопе, высокой девичьей груди, лебединой шее и одухотворенном повороте головы я уловил невольное сходство с Верочкой Клюге, с которой провел восхитительную ночь. Я склонился перед очаровательной гимнасткой, словно Пигмалион перед воплощенной мечтой.
И тут в голове моей началось сверление. Жуткое ощущение близкой кончины охватило меня. Боли я не испытывал. Поэтому мне было любопытно, чем это незнакомое мне явление закончится. Вихрь воспоминаний охватил меня, а в голове было ясно и спокойно. Хладнокровие не покидало меня ни на секунду. А сверление внутри головы набирало силу. И когда оно должно было пронзить меня насквозь, обрело ясные и конкретные очертания. Затем сверление перешло на корень языка. Это было новое, доселе неизвестное мне приятнейшее ощущение, продолжающееся теперь только на корне языка с такой стремительностью и новизной, с какой падает с небес долгожданный летний ливень. Изумление, не покидавшее меня ни на секунду, соединилось со знакомой мелодией «Битлз», звучавшей в моем сознании. Они стали для меня синонимом оргазма – бешенное, злое и ненасытное сверление и в тоже время сладостное, восхитительное и родное, – оно сдавило меня со всех сторон и вдруг перешло в приятнейшее щекотание по всей поверхности языка и исчезло также внезапно, как и возникло…
Я плотно закрыл глаза еще до начала этой свистопляски и теперь не решался приоткрыть их. Когда же я вновь с трепетом взглянул на свет Божий, почувствовал совершенно явственно, что окружающий мир расширился, став объемнее, гармоничнее и совершеннее. И тогда мне захотелось проверить это совершенство с помощью слова.
– Я определенно стал умнее, – подумалось мне.
– Конечно! – услышал я внутри себя чей-то восторженный голос. Этот голос был мне не знаком, но был желанным.
– Кто ты? – спросил я с любопытством.
– Я – твое второе «Я»! – последовал немедленный ответ.
– Очень приятно с тобой познакомиться. Но почему ты раньше молчало? А теперь взяло и прорезалось. – Мне приходилось хитрить и анализировать одновременно, чтобы не позволить какой-нибудь хитрой бестии занять освободившееся пространство.
– А меня просто не было. Я, кажется, только теперь народилось. – Стало быть, я жил теперь с новорожденным. Сам в себе породил ненасытного зверя и болтуна.
– Но почему у тебя такой детский голос? – спрашиваю я хитро и тут же сам себе отвечаю. – Ах, да, ты же только появилось на свет!
– Только не говори мне «Ты». Ведь я и есть твое настоящее «Я». Иначе, какого лешего я родилось? – не успело народиться, а уже выражается.
– Про «яблоко и тыблоко» я начитан с детства, – умно так ввернул я, пытаясь перестроиться на ходу. А оно мне: «Вот именно!»
– Мы теперь одно целое и будем задавать друг другу вопросы на «Да и нет!»
– Какой ты еще глупый. Ты что, решил превратить себя в детектор лжи?
– Совсем глупый?
– Ну не совсем.
– Значит, все-таки умный?
– Очень умный! – кажется, мой авторитет растет на глазах.
– Но я должен быть в этом совершенно уверен!
– Да! – услышал я наивный ответ ребенка, которого мне предстояло сделать настоящим мужчиной.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Не знаю.
– Но я должен это знать!
– Не зна-ю. – Как растянуто я стал отвечать на свои вопросы. – Но почему?
– По-то-му что я у-ста-ло. Вот.
– И в этом состоит моя проблема?
– Да!
– Спасибо тебе за очень лаконичный ответ. Бедный я, несчастный.
– По-жа-луй-ста. – Вот в рот компот. Такая выходит аптека!
– Прошу тебя, не умолкай! Ответь на последний вопрос: «Верочка меня любит?» – Но мой вопрос утонул в зловещей тишине рассудка. Мое второе «Я» блаженно спало. И я напрасно ожидал от него ясных ответов на поставленные вопросы.
