Никто не знает тебя - Лабускес Брианна

Рядом с детективом стояла миниатюрная девушка с аппетитными формами, иссиня-черными волосами и огромными, словно у олененка Бэмби, карими глазищами.

Час назад Гретхен обнаружила Лену холодной, как лед, а два часа назад подруга прислала ей на автоответчик полное боли и отчаяния сообщение. Сообщение, о котором Шонесси знать необязательно.

«Я наломала дров, Грета», — призналась Лена.

— Убийца оказался мне не по зубам, — задумчиво протянул детектив и поддернул брюки, вечно сползавшие с его живота, непомерно округлившегося от ежедневных пивных возлияний и пристрастия к жареной пище.

— Против правды не попрешь, верно? — хмыкнула Гретхен.

Олененок Бэмби окинула их озадаченным взглядом.

— Вы знакомы? — спросила она.

Гретхен чуть не ляпнула язвительное «еще как», но вовремя прикусила язык. Она давно научилась подавлять желание говорить первое, что приходило на ум. А порой и второе, и третье. Она и не помнила, с кем в последний раз общалась откровенно и без стеснения, предварительно не взвешивая каждое слово. Возможно, именно с Леной, особенно в те мгновения, когда на нее нападал приступ самоедства.

— О, среди нас появился настоящий детектив! — возликовала Гретхен. — Повезло тебе, Шонесси!

Попытка хоть как-то смягчить тон пропала втуне, и ее возглас прозвучал намного саркастичнее, чем это допускалось в приличном обществе. Впрочем, безжизненное тело подруги, над которым они трое склонились, служило достаточным оправданием для ее колкости.

Шонесси обиженно засопел и представил их:

— Детектив Лорен Маркони. Гретхен Уайт.

— Доктор… — задетая за живое, Гретхен метнула на Шонесси мстительный взгляд.

Детектив намеренно опустил ее ученую степень.

— Доктор Гретхен Уайт, — раздраженно поправил себя Шонесси. — Наш местечковый социопат.

Последняя фраза предназначалась Лорен Маркони. Детектив озадаченно приподняла косматые брови, и по ее гладкому лбу рябью пробежали морщинки. Наверняка она восприняла это выражение как дружескую шутку: теперь «социопатами» обзывали кого ни попадя и слово потеряло всякий разумный смысл. Бедняжка. Вскоре она узнает, что Шонесси и не думал шутить.

Гретхен воспользовалась замешательством Лорен и хорошенько ее рассмотрела. А ведь детектив не так молода, как ей показалось. «Гусиные лапки» в уголках глаз и вертикальные складки возле рта выдавали в ней женщину, перевалившую за тридцать.

Маркони едва заметно улыбнулась и, не дрогнув, выдержала испытующий взгляд Гретхен. Как и большинство женщин-полицейских Бостона, Маркони предпочитала наряд, создававший образ грозного и умеющего постоять за себя профессионала, то есть ботинки, джинсы, свитер и надетую под низ рубашку. И не жаловала косметику. Гретхен понимающе усмехнулась: если женщина-полицейский не хотела, чтобы в гнусном гадюшнике, именуемом полицейским управлением, ее затравили старые толстые белые чмошники, она волей-неволей поступалась женственностью.

Маяча за левым плечом Шонесси, детектив излучала уверенность, стойкость и почтительность. Но маска серьезности на ее лице не могла скрыть ее невероятной естественной красоты, от созерцания которой на Гретхен обычно нападало желание замучить кого-нибудь самым немыслимым образом.

Гретхен прищурилась и перевела взгляд на Шонесси.

— Наш местечковый социопат… — пожевал тот губами, — …и бесценный внешний консультант полицейского управления. Помогла нам распутать несколько десятков дел, связанных с диссоциальным расстройством личности и преступлениями насильственного характера.

— «Консультант» — значит человек, делающий за него всю работу, — пробормотала Гретхен, наклоняясь к Маркони. Если Шонесси утром встал не с той ноги и мечтает затеять свару, она в долгу не останется. — Меня зовут, когда полицейские не могут выбраться из тупика, в который сами себя завели.

— Зовут на свою голову, — вяло, без должного огонька буркнул Шонесси. — Лучше бы сразу призывали дьявола, а ее бы оставили леденцы сосать.

Это была их старая, избитая шутка, скорее дразнилка, вряд ли, впрочем, понятная стороннему слушателю. Гретхен вопросительно покосилась на Маркони, но отрешенное лицо детектива хранило выражение полнейшей невозмутимости.

— Из-за твоей чудовищной некомпетентности у меня дел невпроворот, — огрызнулась Гретхен, немного кривя душой.

Убийства в таком крупном городе, как Бостон, происходили нечасто, и хотя Гретхен несколько раз оказывала услуги ФБР, агентство не привлекало ее к расследованиям за пределами штата Массачусетс.

Но Гретхен не жаловалась. Солидный трастовый фонд поддерживал бренное существование, а консультирование загружало интеллектуальной работой ее мозг. Работой важной и необходимой. Любой ценой Гретхен старалась избежать скуки. Скука вела к нервным срывам и безобразным выходкам, грозившим разрушить жизнь, которой она в настоящее время искренне наслаждалась.

Расследуя преступления, она удовлетворяла нездоровое, зародившееся в ней еще в детстве любопытство к мертвым телам. Когда же расследовать было нечего, она писала статьи для научных журналов. Статьи, которые, естественно, никто не читал, укрепляли ее профессиональную репутацию, что давало копам весомое основание обращаться к ней за помощью.

Гретхен снова уставилась на Лену, распростершуюся на диване стоимостью в десять тысяч долларов. Лена два месяца колебалась, стоит ли его покупать.

— Итак, Грета, каким ветром тебя сюда занесло? — озабоченно спросил Шонесси, подходя ближе.

Полицейские, словно темно-синие волны, плещущиеся о берег однотонных бежевых стен, сновали туда-сюда по квартире, но Гретхен и Шонесси их не замечали.

— Таким, что именно я обнаружила тело.

Шонесси недоверчиво запыхтел:

— Копы находят меньше мертвецов, чем ты.

Гретхен вздохнула — крыть было нечем.

Ее глаза зашныряли по телу, отмечая и занося в память первые признаки трупного окоченения, обусловленного химическими процессами в мышечной ткани: остекленевшие зрачки, стиснутые челюсти, сведенная судорогой шея. Час назад, когда Гретхен ворвалась в квартиру, ей померещилось, что Лена безмятежно спит.

Теперь же у нее не оставалось ни малейших сомнений: подруга мертва.

— Передозировка, — вздохнула Гретхен.

В прошлом Лена баловалась обезболивающими, но всегда — благо в средствах она не нуждалась — покупала очень добротную наркоту. Правда, Гретхен не поручилась бы, что в наши дни даже добротную наркоту не разбавляют фентанилом. С другой стороны, с Лены сталось бы потерять осторожность и пуститься во все тяжкие, не заботясь о последствиях.

— Передозировка, а не самоубийство? — уточнила Маркони, видимо получив от Шонесси условный сигнал, что Гретхен допущена к расследованию, невзирая на отсутствие у нее полицейского значка. — Я так понимаю, посмертной записки нет?

Этот глупый вопрос взбесил Гретхен окончательно, и она поспешно отступила на пару шагов, чтобы не броситься на Маркони с кулаками. Давно ее не охватывал приступ столь неистовой злобы. Давно железный занавес ее внутреннего самообладания не ослабевал под натиском столь бешеной ненависти. Давно ее не трясло от желания переломать кому-нибудь кости и обагрить ладони свежей человеческой кровью.

— А тебя каким ветром сюда занесло? — спросила она Шонесси, пропуская вопрос Маркони мимо ушей. Она давно поняла, что лучший способ обуздать внезапно накатывающую безумную ярость — усилием воли выбросить все из головы и отвлечься на что-нибудь постороннее. — Передозировки не твой конек.

Шонесси долго молчал, оглядывая тело, оставленное врачами скорой лежать в той же позе, в котором оно изначально находилось, и произнес:

— Я веду дело Виолы Кент.

— А я будто не знаю, — хмыкнула Гретхен и, не скрывая пренебрежения, повернулась к детективу спиной.

— Лена Букер защищала Виолу Кент, — упрямо гнул Шонесси, словно бостонская пресса не трубила об этом деле на первых полосах газет. Словно Лена Букер не была близка с Гретхен. Так близка, что Гретхен называла ее «подругой».