След сломанного крыла - Бадани Седжал

Марин не сказала Раджу, что поедет в больницу этим утром. Он решил, что у нее ранняя встреча, а она не потрудилась вывести его из заблуждения. Марин не солгала, просто скрыла правду, как делала уже сотни раз. Они поженились по сватовству, не зная друг друга, но прожили вместе много лет, и плодом их брака стала Джия.

— Ты помнишь мой первый день рождения в Америке? — вслух спрашивает Марин, пытаясь понять, слышит ли ее Брент. По его лицу ничего не заметно. Впервые она видит его молчащим. У Брента не было денег, чтобы устроить дочери настоящую вечеринку, поэтому он отвел ее в соседний магазин, чтобы купить мороженое в вафельном рожке. Они оставили Тришу дома с Рани — Соня тогда еще не родилась. День рождения Марин был особенным днем. Брент сказал, что она может съесть два шарика мороженого, поэтому она обдумывала выбор очень тщательно. Воздух в магазине был пропитан запахом сливок и сахара, и ее рот наполнился слюной.

— Поторопись, — сказал Брент. Он еще не переоделся после работы. Его комбинезон был запачкан нефтью с бензоколонки: устроиться на работу по профессии, инженером, отец не сумел. — Выбирай скорее.

Марин кивнула, но из-за собственного волнения не заметила растущего беспокойства отца. — Можно мне попробовать вот это? — спросила она подростка, стоящего за прилавком.

— Конечно, — он нехотя взял крошечную розовую ложечку и захватил ею маленький кусочек мороженого. Марин смаковала вкус тающего молока на языке. В Индии ближе всего по вкусу к мороженому был шербет, но он тускнел по сравнению с новым лакомством. Марин никогда раньше не пробовала ничего столь восхитительного.

— Это чудесно, — сказала она на отличном английском. — Спасибо. Можно ли мне попробовать еще одно?

Мальчик, ничуть не тронутый ее волнением, пожал плечами: — Ага. Которое?

Марин попробовала еще три, прежде чем окончательно остановилась на шарике ванильного и шарике шоколадного.

— Спасибо, сэр, — сказала она мальчику, пока отец платил за мороженое. Они вышли из магазина и направились к своему дому. Марин осторожно облизывала мороженое со всех сторон, чтобы ни одна капелька не упала на землю. Осмелившись откусить по-настоящему, она закрыла глаза, наслаждаясь двумя вкусами сразу.

— Это так вкусно, дэдди. Попробуй! — Марин осторожно протянула мороженое отцу. Но когда Брент наклонился, чтобы лизнуть, рука Марин дрогнула, и подтаявшие шарики выпали из рожка и плюхнулись на землю. Слезы застлали ей глаза, но прежде чем они пролились, она ощутила хлесткий удар по лицу. Потрясенная Марин взглянула на отца. Он впервые поднял на нее руку.

— Посмотри, что ты наделала! — рявкнул Брент. Переступив через сладкую лужицу, он пошел вперед, а Марин смотрела ему вслед. — Что за расточительство! Не стоило вообще тратиться на тебя!

Для Марин это стало важным уроком. Уроком, который она не забыла: твое счастье не должно зависеть от других. Если у кого-то есть право давать, то у него же непременно есть право и отнимать.

Триша

Я еще раз бросаю взгляд на стол в столовой, чтобы убедиться, что все на своем месте, и протираю стеклянную посуду. Каждый бокал стоит ровно в пяти дюймах от тарелки. Я выложила лучшее серебро — подарок самой себе после свадьбы. Из кухни доносится запах томящегося на медленном огне цыпленка. Элоиза, домработница, служит у нас два года. Хотя она и не индуска, но научилась готовить мои любимые блюда. Мама часами терпеливо учила ее, в какой пропорции смешивать кумин с имбирем и перцем, чтобы приправлять вареные овощи. С возрастом мне почти каждый день стало хотеться настоящей индийской еды, на которой я выросла. Эрик смеется надо мной, когда я говорю ему об этом. Он старше меня на двенадцать лет и уверяет, что в свои тридцать я все еще дитя.

— Все выглядит превосходно. Как обычно, — шепчет Эрик. Он обнимает меня сзади, его пальцы проскальзывают под мою рубашку и касаются живота. Он совсем плоский благодаря проведенным в гимнастическом зале часам. — У тебя все в порядке?

Я запрокидываю голову назад, всего лишь на мгновение, впитывая силу мужа, а потом освобождаюсь от объятий и поворачиваюсь к нему. Зеленые глаза Эрика полны тепла и доброты. Я пробегаю пальцами по его волнистым светлым волосам и откидываю их назад.

— Я хочу, чтобы все было как полагается, ради мамы. — Я окидываю взглядом свой безукоризненно чистый дом. Мама стоит у окна и ждет. Меня начинает душить негодование, но я прогоняю его. Сейчас не время. — Она не видела Соню много лет.

— Так же, как и ты.

Я наполняю хрустальный кувшин водой и ставлю на середину стола. Теперь стол полностью накрыт, и я могу полюбоваться им. Тщательно продуманное торжество в честь встречи с сестрой, которая покинула нас много лет назад. Эрик наблюдает за мной, ожидая ответа.

— Это не важно, — в конце концов произношу я. — Она сделала свой выбор.

И этот выбор я вынуждена была принять, хотя никогда не понимала его.

— Предвкушаю встречу с ней.

Мы с Соней делились всем, пока росли. Мне до сих пор трудно поверить, что она никогда не видела моего мужа. Я послала ей приглашение на свадьбу, позвонила, чтобы уточнить детали, но она так и не появилась, оставив меня, невесту, без подружки. Как я и надеялась, выручила меня старшая сестра, Марин. Она ни словом не обмолвилась, что оказалась на втором месте, не пожаловалась, что я попросила ее стать моей подружкой в последнюю минуту. Марин стояла у алтаря, а потом шла со мной вокруг костра, поскольку мы с Эриком организовали, в соответствии с нашими верованиями, две брачные церемонии.

— Мамми явно волнуется, — говорит Марин, войдя в столовую из комнаты, где она помогала Джии справиться с алгеброй. Мы используем разные обращения к родителям. Я ласково зову их мамой и папой, а Марин всегда называла их так, как принято в Америке: мамми и дэдди. Хоть убейте, не помню, как их называет Соня. Возможно, потому, что я редко слышала, как она к ним обращается. — Она стоит у окна уже целый час.

Марин затянула волосы в тугой узел. Приехав, она сняла жакет от костюма и осталась в шелковой блузе и сшитых на заказ брюках, подчеркивающих ее стройную фигуру. Она старше меня на пять лет, и никто не догадался бы, что мы сестры. У нее золотисто-каштановые волосы, как будто поцелованные калифорнийским солнцем, и в них играют светлые пряди, происхождение которых генетики не могут объяснить. Мама клянется, что темно-зеленые глаза Марин получила от какой-то двоюродной прабабки. В детстве наше с ней кровное родство было видно с первого взгляда. Временами мы выглядели почти одинаково. Хотя Соня с этим вряд ли согласилась бы: она всегда уверяла, что я красавица. Друзья родителей называли меня принцессой нашего маленького королевства. Только этим я и могу объяснить, почему мне досталось такое детство.

— Подавать обед? — Элоиза высовывается из кухни. Она выросла в Мексике, и в Штатах у нее нет семьи, которую она может назвать своей.

Я смотрю на маленькие золотые часики с россыпью бриллиантов, украшающие мое запястье, — подарок Эрика на пятилетие нашей свадьбы. Недавно его повысили до должности коммерческого директора, и то, что раньше казалось нам роскошью, внезапно стало необходимо.

— Ее самолет уже должен был прилететь. Давайте подождем еще пятнадцать минут.

— Если она решила приехать. Мы не знаем наверняка, была ли она в самолете.

Таков уж характер Марин: она резка и называет вещи своими именами. Мама поворачивается к нам, не сразу успевая стереть боль, отразившуюся на ее лице.

— Я уверена, она скоро будет здесь, — маминому голосу недостает обычной силы. Широкая улыбка, так украшавшая ее прежде, сменилась другой, вымученной. Мама кутается в шерстяной кардиган, хотя светит солнце и дует теплый бриз. Она перестала носить сари после моего замужества. Сказала, что незачем поддерживать традиции прошлых времен. Если у папы и возникли вопросы по этому поводу, при мне он их не задавал. — Она звонила прямо перед посадкой в самолет.