Самолеты, или История Кота (СИ) - Хомутинников Юлиан "sirrum"
А пока идем дальше.
Тут у нас расположился Лохматый, мой самый старший брат. Лохматый он в буквальном смысле: его русая шевелюра отличается внушительной длиной (ниже лопаток) и восхитительной спутанностью. Расчёски в присутствии Лохматого, похоже, впадают в депрессию и ломаются от одного лишь прикосновения к его волосам.
Лохматому 34, и он безработный. Правда сам себя он обычно называет хикикомори(1), NEET(2) и иногда dame-ningen(3), а всё потому, что Лохматый — заядлый анимешник и вообще ценитель Востока (Лохматый, не кидайся тапками, но это был сарказм). Ещё? Ещё Лохматый живёт на балконе. Нет, если серьёзно, Лохматый, он классный. Может дать дельный совет, когда надо, — и когда не надо, впрочем, тоже. Меня Лохматый нежно любит: ведь я для него не просто младшая сестрёнка, но и единственная (после исчезновения Кота). И хотя я очень люблю Кота, иногда это чертовски приятное чувство — быть единственной.
Что ещё? Ну, Лохматый очень мягкий и покладистый. Он даже может подменить меня на кухне, если я его попрошу, а это уже сродни подвигу (и вот тут уже нет ни капли сарказма).
Так, ладно, хватит. Ведь помимо Лохматого у меня есть и второй брат, тоже старший. Всё верно, речь о Матрице. Своё имя он также запретил употреблять, так что я буду называть его, как обычно: Матрица.
Ему 29, и он… Как бы сказать? Хорошо, пусть будет «компьютерщик-фрилансер», хотя это примерно то же самое, что сказать «Земля — это планета»: определение фактически точное, но слишком уж обобщённое. Ведь Матрица — это нечто несравнимо большее, чем просто компьютерщик и просто фрилансер, с дефисом или без. Матрица — это всё ещё человеческое существо, подключенное к шести компьютерам на постоянной основе. Понимаю ваше недоумение, но проблема в том, что я никогда не видела Матрицу, например, спящим. У него даже кровати нет. Есть он, впрочем, ест: должно быть, его биологической составляющей всё-таки нужно соответствующее питание. Ну или хотя бы лапша быстрого приготовления («кап рамен»(4), как называет её Лохматый). Или доставленная курьером пицца, от одного упоминания о которой у всех прочих членов нашей семьи случается приступ желудочных колик.
Что ещё можно сказать о Матрице? Например то, что он может отремонтировать любой электроприбор в радиусе пяти метров, даже если видит его впервые. Иногда нам даже кажется, что все эти приборы сами начинают работать лучше, как только рядом случается Матрица; такое, правда, бывает нечасто, потому что обычно Матрица не встаёт из-за своих «машин» (это нечто вроде сленгового названия компьютеров). А распологаются «машины» в бывшей «комнате мальчиков», — той самой комнате, на балконе которой квартирует Лохматый. Когда-то они делили, как обычные мальчишки, эту самую комнату, но потом Лохматому захотелось уединения, а Матрице — не знаю, простора, наверное. Так комната и балкон оказались поделены между братьями, притом такое разделение, похоже, полностью устроило обоих.
Ровно напротив «комнаты мальчиков», через проём коридора расположилась «комната девочек». Окна первой выходят на восток: это прихоть япониста-Лохматого; кроме того, из-за такого расположения в комнате почти никогда не бывает солнечно, а это уже по душе тенелюбивому Матрице. Окна второй, соответственно, обращены на запад. Против этого тоже никто не протестует: отчасти потому, что мне всегда больше нравились закаты, отчасти потому, что я — абсолютная, тотальная сова и люблю поспать, а отчасти потому, что протестовать больше некому, ибо Кот, которая могла бы сказать своё веское слово, со мной почти не живёт.
Ну вот мы и добрались до, пожалуй, ключевого персонажа этой истории — Кота.
Кот — это моя старшая сестра. Вообще-то её зовут Василиса, и она, в отличие от братьев, на своё имя вето не накладывала, но все настолько привыкли называть её Котом, что это прозвище стало для неё едва ли не важнее паспортного имени.
Прозвище прилипло к Коту из-за того, что Кот — неисправимая бродяга. Лохматый рассказывал, что «тяга к перемене мест» проснулась в ней годам к 14 и сразу же плотно вошла в привычку. Родители сперва были против и даже пытались что-то предпринимать, но Кота было невозможно удержать. Она неожиданно пропадала и столь же неожиданно появлялась, так что пару лет спустя родители махнули на Кота рукой, ибо уверились в следующем: куда бы Кот не ушла, она всё равно вернётся домой.
И она действительно возвращалась…
В сущности, про Кота здесь будет сказано ещё очень и очень много (даже больше, чем про самолёты), так что пока ограничусь этим.
В заключение, наверное, стоит сказать пару слов о себе, хотя бы потому, что в этой истории я не столько рассказчик, сколько действующее лицо. А что, так ведь тоже бывает, правда?
Будем знакомы: Рудакова Софья Альбертовна. Впрочем, все зовут меня Соней и правильно делают, и не только потому, что мне всего 19. «Софья Альбертовна» — звучит несколько громоздко и весьма претенциозно, вам так не кажется? Что поделать: имена и тем более отчества за нас всегда выбирают другие, а в нашем случае их выбирал папа, который, как бы смешно это ни звучало, тоже терпеть не может своего имени-отчества.
Однако вернёмся ещё ненадолго к моей скромной персоне.
Соня — это не только имя, но ещё и прозвище. Вот уж воистину, далеко моим родным ходить не пришлось, а всё потому, что я очень люблю поспать. Это не значит, что я лентяйка или что-то в этом роде. Просто для меня сон — это, скажем так, более интересная и гибкая версия «реальности» с неизменной фантастической составляющей. А что? Каждому — своё: Лохматый живёт в мире собственных мыслей и неизбежного аниме, Матрица живёт известно где, Кот… Кот, как герой Цоя в «Ассе», на белом свете живёт, пусть и не музыкант. А я живу в своих снах. Ха, ручаюсь, вы сейчас представили меня этакой сомнамбулой, Кэрроловской Ореховой Соней, витающей где-то между сном и бодрствованием? Так ведь? Три «ха-ха»! Я совсем не такая! Я совершенно нормальная девятнадцатилетняя девчонка, ничуть не хуже других! Честно-честно! Работаю в книжном магазине, люблю читать, пробую себя в мелко- и среднемасштабном графоманстве, — ну так, без фанатизма. А сны, ну… Сны — это сны. Я ещё расскажу о них поподробнее, но — позже.
А пока я — сонная, потому что утро; продираю глаза, потому что впору вставлять в них спички, и потому что из небольшого динамика над кроватью доносятся приглушённые стенания Лохматого о том, что он ужасно голоден, и монотонно-хрипло бурчит Матрица, напоминая мне, что сегодня я — дежурный по кухне.
Эта традиция (хотя правильнее было бы сказать «повинность») прижилась у нас примерно лет десять тому назад, когда родители решили, что дети вполне способны сами позаботиться не только о себе, но и о них. Лохматому тогда было 24, Матрице — 19, Коту — 14, а мне — 9, но я была уже весьма самостоятельной личностью.
