Вера Колочкова - Слепые по Брейгелю
— Не поранилась, нет?
— Да ну… — Она раздраженно переступила ногами, отбрасывая от себя осколки. И его пальцы заодно отбросила.
Не вставая с корточек, он глянул на нее снизу вверх:
— Погоди, сейчас йод принесу. Надо обработать на всякий случай.
— Да какой йод! Иди лучше, веник с совком принеси. Уберешь?
— Уберу.
— Так убирай, чего сидишь?
Вопрос прозвучал слишком уж раздраженно, и сама почувствовала, что перебрала. Не хотела, само получилось. Он молча поднялся, встал рядом, глянул с грустным недоумением. Потом вздохнул, чуть-чуть мотнул головой из стороны в сторону, отвел глаза, будто ждал, когда отхлынет волна раздражения. Она и отхлынула странным образом. Как-то вдруг. Будто Сашино грустное недоумение было тем самым глотком валерьянки, необходимым для обретения спокойствия.
— Тарелку жалко, Саш… Она из сервиза была.
— Ну и черт с ней, с тарелкой, — сказал Саша.
— Ага! Еще скажи — завтра новый сервиз купим! Давай, пообещай, ты же у нас все можешь! — И сама себе удивилась — да что это с ней? Только успокоилась, и опять… Что за качели такие? Может, и впрямь пора успокоительное принимать?
— Маш… Что с тобой сегодня? Ты чем-то расстроена? Чего ты от меня хочешь, не пойму?
— Я хочу?! Да я давно уже ничего не хочу! И вообще… Мне никогда ничего особо от тебя и не нужно было, кроме покоя и относительного чувства беззаботности! Повторяю — относительного! Потому что я любую озабоченность воспринимаю как преувеличение, ты же знаешь свойство моей психики!
— Да, Маш, знаю, — вздохнул Саша.
— А чего ты так отвечаешь?
— Как? — спросил он.
— Ну… Как будто тебя обрекают на что-то. Разве я не права? Разве мне много материального от жизни нужно? Что я, например, каждый сезон шубу новую требую, как наша Фатьянова из финансового отдела? Ничего ведь подобного… Вон, уже два года отпуск на Викиных шести сотках провожу… Так что не говори про свою меру сил, не надо! То есть относительно меня — не говори!
Саша ответил не сразу. Принес из коридора совок, сел на корточки, медленно собрал в него осколки. Потом поднялся, с трудом разогнул спину, спросил тихо, не глядя на нее:
— Значит, ты в отпуск хочешь поехать?
— Да, хочу! Да только чего зря об этом говорить…
— А куда ты хочешь поехать в отпуск?
— Ты что меня, дразнишь, что ли?
— Нет. Давай купим тебе тур куда захочешь.
— Тебе? Ты сказал — тебе? Хм, как странно… Ты же прекрасно знаешь, что одна я никуда не поеду. Я не умею ездить одна… Уже в аэропорту потеряюсь, как малый ребенок. Я ж не виновата, что меня все время надо кому-то за руку вести…
— Да. Я знаю. Я помню. Это свойство твоей психики.
Стоп, стоп… Да, точно, и этого она тоже не заметила, каким тоном он произнес — свойство психики… Скользнула непривычная нотка в интонации, странная такая. Будто немного злобная. Или насмешливая. А может, все вместе — злобно-насмешливая. Не заметила! Потому как он тут же огорошил предложением:
— А ты Вику с собой возьми! По-моему, она с удовольствием тебе компанию составит.
— Да ну… Лучше с тобой…
— Я понимаю, но на двоих точно не потянем. И без того придется пояса подтянуть… А Вика, насколько я знаю, давно мечтает в Испанию съездить. Хочешь в Испанию, Маш? Где-нибудь в конце мая? Или в начале июня? Когда у тебя отпуск? — спросил Саша.
— Ну… По графику как раз в июне…
— Значит, тем более. Так хочешь?
— Саш, я не понимаю… Ты это серьезно?
— Вполне. Тебе надо отдохнуть, сил набраться. Давай, иди, звони Вике. У нее, по-моему, какая-то знакомая в приличной турфирме есть.
— Ну… хорошо. Как скажешь.
— Ага… — кивнул Саша.
Почему, почему она тогда подвоха не почувствовала? Хотя, может, и не было никакого подвоха, не созрел еще. Может, потом созрел. А тогда… Привычная мужнина забота, только и всего. Привычная его доброта, покладистость. Привычная, как вся ее семейная жизнь, тихо происходящая за мужниной спиной, как за каменной стеной. Хотя насчет каменной — громко сказано, конечно же. Каменная стена — это что-то совсем непробиваемое, а значит, некомфортное. Можно и простой стеной вполне довольствоваться. Относительно нерушимой.
Да, так и казалось — нерушимой. Она уверена была, что нерушимой! Потому и позволяла себе… не сдерживаться. А что делать — так ее натура слабонервная устроена. И не виновата она в той слабонервности… Да, бывают перепады настроения. А на кого еще свое плохое настроение выплескивать, если не на самого близкого? На того, который любит, понимает, автоматом прощает? Да и не перебарщивала она с выплесками, если по большому счету… Так, поворчит иногда. Или съязвит немного. Или покапризничает. У других, вон, хуже бывает…
Хотя, наверное, дело не в этих выплесках. Саша у нее вообще не обидчивый. Скорее всего, все по писаному сценарию глупого сериала произошло. Как там у них, в сериалах? Бац, и добропорядочный муж другую себе нашел! Или, как вариация, она его нашла. Молодая, красивая, шустрая. Против коварной женской молодости противоядия нет, как против лома нет приема. А ее он просто разлюбил… Не мог же он любить ее вечно. Вечного вообще ничего не бывает. Но, с другой стороны, — совесть-то должна быть! Если позиционируешь себя таким любящим, таким терпеливым, таким порядочным… Научил верить себе, а потом — как топором по темечку? Но так же нельзя, нельзя! Это же несправедливо, бесчеловечно по отношению к ней!
Да, смешно со стороны звучит, если ее мысли подслушать. Да, мысли вполне себе инфантильные — ты должен меня любить, ты обязан меня любить, потому что мне без тебя жить трудно! Потому что сам взял на себя роль поводыря! Потому что знаешь — твоя жена устроена, как слепая! Всего боится, внутренне дрожит, ничего не умеет ни сделать, ни решить самостоятельно! Это ведь не радость такая, а наказание божье — инфантилизм испуганной женщины… Да еще с некоторой склонностью к аутизму…
Да, смешно. Так смешно, что заплакать хочется. Пусть от пресловутой жалости к себе — тем не менее. Хорошо, что Вика на нее сейчас не смотрит, увлеклась беседой с соседкой по третьему креслу. Ага, впечатлениями об Испании делятся…
И она бы сейчас ими делилась до умопомрачения, с той же Викой. Все же было чудесно — слов нет. И экскурсия в Барселону, и музей Сальвадора Дали, и поездка на юг Франции в чудесный городок Каркассон… А как съездили в монастырь Монсеррат — это же отдельная была песня! Четыре часа простояли в очереди к священной фигурке, чтобы прикоснуться, попросить исполнения сокровенного… Странно, а она сейчас и не помнит, о чем просила, что было в тот момент самое сокровенное. Наверное, ерунда какая-нибудь. Да если б знать, о чем надо было просить!
Да и вообще, ей сразу как-то голову снесло, закружило. Чудесная страна Испания, всего здесь много — моря, солнца, впечатлений, удачный шопинг опять же, что немаловажно. Расслабляйся — не хочу! Все, все было замечательно, пока не устроили себе этот дурацкий прощальный ужин… Не в полном смысле ужин, конечно, потому как ужин в отеле полагался. Так, посиделки с выходом. Она нарядилась в новое платье, накрасилась, ужасно сама себе понравилась. Так увлеклась, даже внимания не обратила на Викино подавленное настроение. Сели в уличном кафе, заказали испанского вина. Тут Вика ей по голове и шарахнула…
Нет, сначала долго мылилась, конечно. Наверное, не знала, как приступить к самому главному, то бишь к самому подлому. Измучилась, бедная. Понятно, отчего не в себе была… И не только в этот последний вечер, а весь отпуск, считай. Слишком задумчивая ходила, сама на себя была не похожа.
Вика, Вика, подруга дорогая, самая преданная, самая верная, что ж ты на себя такой груз-то взвалила? Только не объясняй, что любишь одинаково и меня, и Сашу. Что собственной личной жизни нет, что дружишь не с кем-то отдельно, а с нашей семьей. Что Славка тебе как дочь, а Саша — как брат. А я… А кто тебе, собственно, я? В самом деле подруга? Или капризная младшая сестренка, которой нянька нужна? Ты ведь даже с Сашей все время разговаривала так, будто вы оба взрослые, а я ребенок. Переглядывались в моем присутствии насмешливо, как переглядываются любящие свое нервное чадо родители… Вроде того — дитя не в духе, будь с ним поосторожнее. А потом ты, Вика, еще и спрашивала Сашу, как взрослый спрашивает взрослого, чуть качнув головой в мою сторону:
— И что это с нами, а? Опять капризничаем?
— Не… Просто голова болит… — отвечал тебе мой муж в той же снисходительной тональности, помнишь? Почти интимной тональности.
— А… Ну, это уже легче… Что голова — завяжи да лежи. Пройдет, Саш.
И улыбались оба. Тоже — почти интимно. Брат брата всегда поймет. Тем более если они любят это надоедливо-капризное существо с вечно плохим настроением. Так они про ее настроение думали, что оно «вечно плохое». А ведь не было, по сути, никакого плохого настроения! Была просто внутренняя задумчивость, уход в себя! Не понимали, не понимали… Да она и не претендовала на их понимание. Ей и без понимания хорошо жилось. Самой в себе. Туда, вовнутрь, не лезут, и ладно.
