Сергей Лысак - Капитан «Летающей Ведьмы» (Септология)
— Так она что, верующая?
— Верующая. Не до фанатизма, конечно, но верующая. Всякую лабуду вроде постов, исповедей и заповедей не выполняет, но иконку у себя держит и крестик носит.
— А это правда, что она с нашей докторшей… того?
— С Настей? Правда… Только дело тут, мужики, очень темное… Не лезли бы вы сюда.
— А что это с ней бывает иногда, что ходит туча тучей? Совсем на себя не похожа?
— А вот это, мужики, и вовсе тайна, покрытая мраком. Никто толком ничего не знает. Может, разве что, только "инквизитор" наш – полковник Детмерс знает, да он разве скажет! Началось это давно, ещё на "Ушакове". Собрались мы как-то день рождения одного парня отмечать, ну и Ведьму пригласили. А она только-только лейтенанта получила и крест "За боевые заслуги". Но она отказалась. Сказала, что неважно себя чувствует. Ну что же, поплохело девке, бывает. Никто настаивать не стал. Так бы и забыли этот случай. Да только через год история повторяется один в один. Опять её зовут. Ей уже отказывать вроде неудобно, отвела меня в сторонку и говорит. Дескать, Михалыч, мне при ребятах говорить неудобно, понимаешь, у меня женские неприятности начались, и чувствую себя не очень. Ну, для баб это дело святое. Никто спорить и не стал. Да только я-то сразу понял, что хитрит девка. Плевать она хотела на эти "неприятности". Она с ними в рейд вылетала и ничего, а тут всего-то за столом посидеть. Однако, виду не подал. И получилось так, что где-то через пару часов понадобилось мне с ней какой-то вопрос обсудить по поводу машины. Пилот с инженер-механиком ведь всегда в тандеме работают. Не хотел тревожить девку, а пришлось. Вызвал её по коммуникатору, а коммуникатор отключен! Ну, думаю, что-то случилось. В жизни такого не было, чтобы она его отключала. Подхожу к её каюте, стучу – тишина. Захожу и вижу странную картину. На переборке иконка небольшая висит, под ней лампадка горит, а на столе бутылка водки и стакан с водкой, куском хлеба накрытый. И стоит наша Ведьма перед столом со стаканом в руке при полном параде. Вы ведь её знаете, какая она щеголиха, к мундиру у неё какое-то трепетное отношение. А тут саму себя превзошла – парадный мундир с орденами, туфельки надраены, чулочки натянуты и держит пилотку в левой руке на согнутом локте, а в правой стакан с водкой. Я такое только в фильмах про старину видел. И вот стоит она при всем своем парадном великолепии и… плачет.
— Плачет?! — ахнули сразу несколько голосов. Это было из ряда вон. Никто никогда не видел слёз командира.
— Да, плачет. А что вы хотите? Баба всё-таки. Это она на людях кремень, а когда одна, видать слезам волю дает. Но плачет как-то странно, не как бабы обычно плачут – с истерикой, воем и всхлипываниями. Стоит молча, неподвижно, лицо каменное, а по щекам слёзы катятся. Как будто изо всех сил сдерживается, а сдержаться не может. Не захотел я тревожить девку. Собрался было тихонько повернуться и уйти, да она меня заметила. Подняла на меня свои зелёные глазищи и тут, мужики, мне плохо стало. Какой-то животный ужас меня охватил, никогда в жизни так не боялся. Смотрит на меня, как удав на кролика. Лицо напряженное, а в глазах прямо какой-то огонь горит. Хочу крикнуть, а не могу – крик в горле застрял. Хочу убежать, а не получается. Ноги как будто приросли к палубе. И впрямь – ведьма! Но так недолго продолжалось. Опять у неё выражение лица прежним сделалось и меня отпустило. Я ей говорю: "Оленька, что случилось?" А она достала второй стакан, налила водки, подаёт мне и говорит: "Дела давно минувших дней, Михалыч… Выпей со мной, раз пришёл". Никогда раньше не видел, чтобы она водку пила! И так у неё один день в году. Когда они с Настей жить начали, та ведь о её причудах не знала. А тут прибегает ко мне вся в ужасе. Михалыч, говорит, что-то с Ольгой случилось! Прихожу домой, а она сидит за столом в парадном мундире, на столе стакан водки, накрытый хлебом и какая-то фотография старая. Вернее не фотография, а её репродукция на пластиковой карточке. Смотрит она на эту фотографию и плачет. Настя ту фотографию как следует рассмотрела. Изображена на ней старинная субмарина, одна из первых, как они только появились. На палубе, судя по мундирам, четверо офицеров стоят и человек пятнадцать матросов. А внизу надпись ещё старинной орфографией: "Подводная лодка "Барс". 1916 г.". Получается, что фотографии этой более четырёхсот лет. Мы с Настей по сети порылись, массу информации перевернули и всё-таки нашли. Была такая субмарина "Барс" в составе Российского флота на Балтийском море. В Европе тогда война шла, все европейские страны сцепились друг с другом. И вот как-то раз вышла эта субмарина в море на боевое патрулирование и исчезла бесследно. Скорее всего, погибла со всем экипажем. И было это в 1916 году. Ведьма даже Насте так больше ничего и не сказала. Видать, как-то связана она с теми давними событиями. Может, кто-то из её предков погиб на той субмарине и у них в роду было принято погибших поминать? Никто не знает…
— Ишь, обормоты, задница моя им понравилась! Фигурка, попка-персик… Ну, смотрите, мне не жалко… Та-а-к… А теперь опять мою ориентацию обсуждают. И не надоело?
Ольга усмехнулась, направляясь к выходу из трюма. Ее чуткий слух улавливал самые незначительные звуки, недоступные слуху обычного человека. Пройдя через шлюз и оказавшись на борту "Персея" она отправилась в свою каюту, размышляя об услышанном… А может, всё-таки надо было пересилить себя, выйти замуж и жить "как все"? Потому только, что так "положено"? Ну и что это была бы за жизнь? Каждый день ломать саму себя, насилуя своё собственное Я? Нет! Ни за что! — в который раз говорила она себе. И тогда бы они никогда не встретились с Настей… Кто бы мог подумать – в огне войны… Каждый рейд может стать для нее последним. Но это ее работа, которую она умеет, и к тому же, неплохо умеет делать. Учителя были хорошие… Что-тогда, что сейчас… Боишься ли ты смерти, Ольга? Сложный вопрос… Её не боятся только дураки и дети потому, что они не знают, что это такое. Сколько раз костлявая была рядом с тобой, сколько раз вы смотрели друг другу в глаза. Один раз она всё-таки настигла тебя… Но ты и тут сумела перехитрить её, "смертью смерть поправ", как сказано в Писании…
Войдя в свою каюту, Ольга по привычке глянула в зеркало. На неё смотрела стройная черноволосая женщина с зелеными глазами, облаченная во флотский мундир. Она всегда следила за своей внешностью не зависимо от того, где находилась и была ли на ней в этот момент военная форма, или гражданская одежда. Женщина должна всегда оставаться женщиной – это была ее крылатая фраза.
Подойдя к рундуку, достала пакет с заранее приготовленными вещами. Этот вопрос они специально обсуждали с адмиралом и их "инквизитором" – начальником службы безопасности полковником Детмерсом. Оба идею одобрили. На выполнение задания она полетит в гражданской одежде. Если её машина будет сбита и придётся совершить посадку на вражеской территории, то в гражданской одежде будет проще скрыться.
Хоть это и противоречит какой-то конвенции, но кто сейчас соблюдает эти конвенции. Они вообще принимаются людьми, далёкими от войны. Детмерс по своим каналам раздобыл специально для неё импортные вещи, где абсолютно всё, вплоть до трусиков, лифчика и колготок было изготовлено далеко за пределами Федерации. Ничто не должно говорить о её принадлежности к Федерации вообще и к Военно-Космическому Флоту в частности. Пора было переодеваться. Сбросив с себя всё до последней нитки и убирая форму в рундук, взгляд Ольги опять упал на зеркало.
— Да-а-а… Всё-таки, Оля, красивая ты баба… Недаром мужики западают… Глянув в зеркало на своё тренированное, c грацией пантеры, слегка загорелое тело, она усмехнулась.
— Э-э-х, ребятки-и-и, знали бы вы… Фигурка, мордашка, ножки, попка-персик… Если рассказать, точно подумают, что у командира авиаэскадры крыша поехала. На почве переутомления… А может, еще чего-нибудь. Поэтому, все должно остаться тайной. Для всех и навсегда… Решив пока не одеваться, Ольга подошла к койке и нырнула под одеяло. Пилоту перед полётом положен отдых. Хоть заснуть всё равно не удастся, отдохнуть всё-таки надо.
Вскоре она должна занять место в кабине своей "Ведьмы". Почему же, однако, так тоскливо на душе? Гложет предчувствие беды.
Думай лучше о выполнении задания! — говорила она сама себе. Но за нахлынувшими воспоминаниями думать о предстоящем рейде не получалось…
Глава 2
Лампочка аварийного освещения под подволоком уже еле-еле светилась. Заряд аккумуляторов подходил к концу. Старший офицер подводной лодки "Барс" лейтенант Верещагин сидел на ящике с инструментами возле кормового торпедного аппарата и стучал молотком в железный борт субмарины. "Барс" лежал на глубине около сорока метров на дне Балтийского моря. Лейтенант был один-единственный в кормовом торпедном отсеке лодки, кто остался более-менее цел после того, когда страшный удар словно подбросил субмарину и она, погрузив нос, стала с большим дифферентом проваливаться на глубину.
