Элен Клагес - Мальчишник

"Они спустились окей. Когда они все сделают, я их вытащу и накормлю бананом."

"Сделают что? Что они будут делать там внизу?"

"Разговаривать с феями."

"О-о. И о чем они будут толковать?" Эндрю сделал длинный, ленивый бросок. Блесна начала дрейфовать сразу, как только коснулась воды.

"Мама говорит, что феи делают мне сны", сказал Томми. "Зельда тоже их хочет."

"Это хорошо." Эндрю смотал свою леску. "Раз уж заговорили о бананах, я готов закусить. А ты как?"

"Моя легкая закуска в четыре часа."

"Верно. Тогда как насчет ленча немедленно?"

"Ленч ровно в двенадцать."

Эндрю взглянул на часы. "Сейчас одиннадцать тридцать, но сегодня же мальчишник. Никаких правил. Мы можем есть, когда хотим."

"Ленч ровно в двенадцать", повторил Томми.

Эндрю вздохнул.

Они поели через полчаса.

Когда Томми прикончил свой последний кекс, Эндрю вытер шоколадные следы почти до ушей сырой бумажной салфеткой. "Становится жарко", сказал он. "Вытаскивай свою удочку, и мы поплывем в другой конец, попробуем найти место потенистее на остаток дня."

"Яки и Зельда еще не вернулись."

"Ну, скажи им, что лодка отходит через пять минут."

"Папа, они еще не закончили…"

"Пять минут, Томас."

"Но феи еще не…", забормотал Томми, надувая губы. Он отвернулся и Эндрю не услышал остаток. Он взглянул на часы. Через четыре с половиной минуты он услышал глубокий вздох. Мальчик перегнулся через борт и постучал суставами по поплавку, заставив его закачаться. Он сложил ладони под поверхностью, словно дожидаясь подводного контакта, потом поднял их, плотно сжав. Он тихонько подул в дырочку.

"Теперь они высохли. Открыть мне рюкзак."

Эндрю дотянулся и откинул клапан цвета хаки. "Давай."

Томми позволил своим невидимым пассажирам перекочевать из ладоней на желтую кривую банана, потом вытер руки о штанины джинсов. "Я не поймал фею."

"Не в этот раз. Да и рыба совсем не клюет. Может нам больше повезет на новом месте."

Эндрю уложил свое хозяйство вдоль борта лодки и спустил весла на воду. На озере пахло сырой землей и зелеными растениями. Они снова остановились через полмили дальше по берегу, завели лодку в тенистую бухточку, и вытащили запотевшие бутылки Коки из тающего льда на дне холодильника. Томми снова опустил в воду стрекозу, и пристально следил за поплавком вплоть до своей положенной легкой закуски в четыре часа. Потом он зевнул и улегся свернувшись калачиком на дно лодки, положив голову на рюкзачок, явно собираясь подремать.

Эндрю надвинул шапочку ему на нос, уже розовый от загара, накрыл его клеенчатым пончо и шагнул на берег.

Глубокий, тенистый пруд в нескольких ярдах неподалеку выглядел обещающе. Он привязал к леске зеленую кадисскую муху-блесну и рыбачил пару часов, выловив радужную форель и двух небольших полосатых бассов на безшиповый крючок. Каждую рыбку он снова отпустил на мелководье.

Когда солнце коснулось верхушек деревьев, отбросив на воду длинные тени, он вернулся в лодку, не разбудив мальчишку, и тихо погреб в наступающих сумерках. Поверхность воды покрылась рябью, когда рыба начала свой вечерний закусон, тучи насекомых едва виднелись в слабеющем свете. В бахроме высокой травы и кустов вдоль берега зажглись первые светлячки, помаргивая желто-зеленым светом.

Томми повернулся и забормотал, наполовину проснувшись.

"Эй, вставай, приятель. Тебе надо это увидеть."

"Что?…" Томми сел и сдвинул шапочку назад, стирая сон с уголков своих глаз. Он секунду оглядывался, сморщим лицо в смущении, потом увидел отца и улыбнулся.

"Посмотри-ка туда." Эндрю показал на вспыхивающие огоньки на берегу. "Светлячки."

"Феи", сказал Томми обыденным тоном. "Они будут дома делать мне сны." Он забрался к Эндрю на колени и устроился под рукой. "Мне понравилось. Даже если я не поймал ни одну."

Эндрю поцеловал его макушку и с тайной радостью погреб обратно к причалу.

Они рыбачили каждое лето. Элен тоже ездила несколько раз, закутавшись в длинные платья и в шляпе от солнца, но в основном у них были мальчишники. Зимними вечерами в своей берлоге Эндрю раскладывал перья, мех и шелковые нити, сотворяя искусственные создания – мотыльков и жуков для форели, изощренно разработанные варианты фей-стрекоз для Томми.

Голос Томми стал ломаться и басоветь; он начал бриться. В течении шести месяцев он боролся с растительностью, пучки торчали там, где он промахивался, или просто забывал их сбрить. Легче было их оставить на месте. Эндрю начал отпускать бороду- как отец, так и сын – и был поражен у зеркала, что в ней больше соли, чем перца.

В двадцать два года Томми закончил окружной тренировочный центр. На фото, стоявшем на рабочем столе Эндрю, Тома Мэтью Клеменс был улыбающимся парнем с робкими восточными глазами. Руки его лежали на спинке кресла на колесиках его лучшего друга Патрика, чья голова клонилась набок, а тело держалось прямо нейлоновыми лентами синего и золотого цвета – в цветах школы.

Округ нашел ему работу в ресторане, на стирке бесконечных скатертей и салфеток в промышленной стиральной машине, за минимальную плату. Через восемнадцать месяцев ресторан разорился. Томми вернулся домой и смотрел мультики и сериалы Острова Джиллиган, пока патронаж не назначил его на другую работу, потом на третью.

В тот год, когда заболела Элен, он работал в МакДональдсе на Арчер-авеню, в двадцати минутах езды на автобусе. На его красной нашивке стояло ТОМ белыми буквами, его взрослое имя. Он улыбался каждому посетителю, заполнял баночки кетчупом и вытирал столы зеленым средством, которое пахло больницей, куда он боялся ходить.

"Теперь остались только мы, приятель", сказал Эндрю после похорон.

Томми кивнул. "Мальчишник каждый день."

Но так не получилось. Рыбалка не бывает каждый день. Было ожидание 20-го автобуса в своей красно-желтой форме, а домой на 16-м номере, как раз ко времени Скуби Ду. Всякий день перетекал во следующий, пока он не проработал в МакДональдсе пятнадцать лет, получив золотую арку, чтобы пришпилить ее под своим именем ТОМ.

Как-то в четверг Томми днем ушел с работы и пошагал на автобусную остановку. Он сидел под навесом с проездным в кармане – Взрослый Инвалид, со скидкой – дожидаясь, когда приедет его 16-й. Номер 34. Номер 44. Никакого 16-го. Он застегнул ветровку, когда припустился дождь, и сел на следующий автобус, скрипя сырыми сникерсами по резиновому коврику. Он доехал до конца линии, не увидев свою остановку, поэтому поехал назад. Все казалось незнакомым.

"Ты будешь выходить, или что, приятель?", прорычал водила.

"Только папа зовет меня приятель", ответил Томми.

"Псих." Водила заговорил в свою рацию. На конечной остановке их встретил полисмен. Он лишь взглянул и его лицо смягчилось. "Как тебя зовут, сынок?"

"Томми. Том. Том Клеменс."

"Ты знаешь свой телефонный номер, Том? Мы можем кому-нибудь позвонить?"

Он кивнул. "У меня дома папа. Номер 2-6-9-…" Томми сморщил лицо. "2-6-9-…" Он закрыл глаза. "2-6-9-…" Но он не мог припомнить остаток.

"С таким началом не может быть много Клеменсов", сказал полицейский. "Диспетчер найдет." Он заговорил в рацию на плече. Эндрю появился через двадцать минут и отвез Томми домой.

В следующий четверг на работе Том наложил горчицы в баночки для кетчупа и ушел на ленч через полчаса после прихода. Его менеджер, мистер Барнетт, усадил его для небольшой беседы.

"Это на тебя не похоже, Том. Ты из моих самых надежных парней. Но ты не уделяешь должного внимания. Ты достаточно высыпаешься?"

"Я ложусь в десять тридцать", ответил Том. "В одиннадцать по субботам."

"Что ж, теперь будь повнимательней, окей?"

"Окей-докей." Томми показал ему большой палец и был очень внимателен днем, когда мыл полы и заполнял держалки салфетками.

Неделю спустя Маркус, черный подросток, работавший на выдаче, случайно столкнулся с ним. Томми уронил свой бигмак, латук и секретный соус разлетелись по полу.

"Чтоб ты сдох, вонючая сволочь", заорал он. И швырнул в Маркуса стопку сверхбольших пластмассовых стаканов. Они перелетели через плиту и врезались в холодильник. Все за стойкой замерли и уставились. Томми стоял без движения, мертво прижав руки к бокам, рот открыт глаза пустые.

Звонок телефона вывел Эндрю из послеобеденной дремоты. "У нас проблема", сказал мистер Барнетт. "Вам надо приехать и забрать Тома."

"Альцгеймер", сказал доктор Тома. "Извините, мистер Клеменс. Я могу сделать для вас пару анализов, но все симптомы присутствуют." И он пересчитал по пальцам. "Потеря памяти, спутанность сознания, вспышки ярости. Мы называем это старческим слабоумием."

"Это же мне семьдесят шесть", сказал Эндрю. "Я должен беспокоиться. Но ему-то только сорок три."

Доктор кивнул. "Это несправедливо. Но, боюсь, каждый взрослый с синдромом Дауна, которому за сорок, испытывает такого рода преждевременное старение."