Валерий Иващенко - Сочинение
Дашуня с мурчанием подластилась к маме, которая сидя перед трюмо расчёсывала перед сном свои восхитительные волосы. Обняла, положила лицо на плечо самому родному человеку в мире и критически сравнила в зеркале оба мягко светящиеся отражения.
— Мам, а мам? Когда я наконец стану такой красавицей, как ты? Эти прыщики уже замучили…
Мама принялась со смехом отбиваться. Ну да, поневоле тут возмутишься, когда взбалмошное существо начинает весело сопеть прямо в ухо, размазывать на щеке увлажняющий персиковый крем, щекотать и вообще, приводить в беспорядок только-только расчёсанные волосы!
— Мам, а кто этот дядечка?
В ответе мамы прозвучало, что просто хороший человек. А так, писатель-фэнтезист — помнишь, мы с тобой в Книжном Мире на Калининском видели обложки? Как одна юная и напрочь непочтительная особа съязвила по тому поводу, грудастые тёлки с двуручниками, которые и поднять-то не смогут.
На лукавой физиономии Дашуни процесс раздумывания не нужно было даже и искать — он там виднелся ну просто-таки аршинными буквами.
— Писатель? А по-моему, он обыкновенный гений. И где ты только такими подозрительными знакомствами и обзаводишься-то…
Мама в ответ глянула этак краем глаза, с хитринкой — но Дашуня-то видела, взгляд её смеялся.
— Ладно, ма. В общем, сочинение готово. Только, завтра мне либо поставят двенадцать со множеством плюсов и восклицательных знаков — либо тебя вызовут на педсовет и будет страшнючий скандал. И всё же, я хочу рискнуть.
Глаза мамы некоторое время выражали если не сомнение, то озабоченность точно — но тут хоть, по крайней мере заранее уже известно, по какому поводу придётся хвататься за сердце и потом отгавкиваться. А может, так и надо — не быть "как все"?
— Ладно, Дашка, имей совесть — уже полвторого ночи. А ну, марш в постель! — мама изо всех сил пыталась напустить на себя серьёзность.
Дочь сразу же отлипла, кобылкой отпрыгнула на середину спальни. Руки её расправили в стороны по-прежнему чуть великоватую, любимую фланелевую ночнушку в "рыжие листики на снегу", а сама негодница неожиданно ловко изобразила изящный, грациозный реверанс.
— И коль маман велела почивать, мы с Глашкой отправляемся в кровать, ни слова лишнего не молвя… — не заметив округлившихся в изумлении глаз мамы, пропела танцуя Дашуня и тут же, вприпрыжку умчалась в детскую.
"Вы могли бы возразить, Марья Петровна, что то всё дела давно минувших дней. Но, вы не возразите, потому что хоть и замотанная жизнью, но женщина умная. Да и что далеко за примером ходить — у вас под носом ваш дражайший супруг, замглавврача районной поликлиники, разменявший совесть на подношения и подарки. Вместо того, чтобы лечить… ну да, со своей колокольни он прав: чем больше больных, тем толще кошелёк у врача.
Люди порядочные, как и прежде, живут в нищете и влачат скотское, практически рабское существование. И знаете, что тут самое паскудное? То, что это их почти устраивает. А потомки пушкинского жида… нет, ростовщика (побрал бы чёрт эту политкорректность!) — потомки пушкинского ростовщика нынче скупают себе замки и королевские футбольные клубы.
И над всем этим расейским безобразием, коему воистину нет названия, приговором высшего судии летит бессмертная пушкинская строка:
Ужасный век, ужасные сердца…"
17.12.07
