Реймонд Карвер - На расстоянии

— Моя маленькая, — сказала она, и глаза ее напол­нились слезами.

— У нее, наверное, животик болит, — предполо­жил парень.

Девушка не ответила. Она качала дочурку на ру­ках, не обращая на мужа внимания.

Он подождал еще немного, а потом отправился в кухню и поставил воду, чтобы сварить кофе. Натя­нул шерстяное белье, застегнулся. Потом стал ис­кать одежду.

— Что ты там делаешь? — спросила девушка.

— Собираюсь на охоту, — сказал он.

— По-моему, тебе не стоит уходить. Может быть, позже, днем, если все обойдется. Но сейчас какая может быть охота.... Я не хочу оставаться одна, она так плачет.

— Карл на меня рассчитывает, — ответил парень. — Мы договорились.

— А мне плевать, что договорились. И на Карла то­же. Я его совсем не знаю. Я просто не хочу, чтобы ты уходил. По-моему, ты даже думать об этом не дол­жен, когда у нас такое творится.

— Ты же видела Карла, вы знакомы. Что значит, ты его не знаешь?

— Не в этом дело, нечего цепляться к словам. Де­ло в том, что я не хочу, чтобы меня бросили одну с больным ребенком.

— Погоди, ты не понимаешь...

— Нет, это ты не понимаешь. — Я твоя жена. Это твоя дочь. Она заболела, или что-то еще не так. По­смотри на нее. Почему она плачет? Ты не можешь бросить нас из-за какой-то охоты.

— Не устраивай истерику, — сказал он.

— Ты же можешь охотиться, когда угодно. С ребен­ком что-то не так, а ты хочешь нас бросить ради этой своей охоты.

Она заплакала. Положила малышку обратно в кро­ватку, но та снова начала кричать. Девушка спешно вытерла глаза рукавом ночной рубашки и снова взя­ла ее на руки.

Парень медленно зашнуровал ботинки, надел ру­башку, свитер и куртку. В кухне засвистел чайник.

— Тебе придется выбрать, — сказала девушка. — Карл или мы. Я серьезно, выбирай.

— Ты что? — опешил парень.

— Что слышал. Хочешь, чтобы у тебя была семья, выбирай.

Они молча смотрели друг на друга. Потом парень взял охотничье снаряжение и пошел наверх. Через ка­кое-то время включил двигатель машины, обошел ее, с подчеркнутым старанием счистил со стекол лед.

За ночь похолодало, но небо расчистилось, и ста­ли видны звезды. Они мерцали над его головой. Си­дя за рулем, парень смотрел на звезды и поражался тому, как они далеко.

Над крыльцом Карла горел свет, его фургон был припаркован на дорожке, двигатель работал на хо­лостом ходу. Когда парень остановился, у обочи­ны, Карл вышел из машины. Ну а парень уже все для себя решил.

— Может, поставишь машину во дворе? — спросил Карл, когда парень подошел ближе. — Я готов, толь­ко свет погашу. Как-то нехорошо получилось, — до­бавил он. — Я думал, ты проспал, и только что вам звонил. Твоя жена сказала, ты уехал. Нехорошо по­лучилось.

— Да ладно, ничего, — сказал парень, стараясь ос­торожнее выбирать слова. Он слегка потоптался и поднял воротник. Сунул руки в карманы куртки.

— Она не спала, Карл. Мы оба не спали. Похоже, с малышкой что-то не так. Не знаю. Все плачет и пла­чет. Я, наверное, не смогу поехать, Карл, в другой раз.

— Ты бы мог просто позвонить, сынок, — сказал Карл. — И все. Не надо было приезжать, так бы и ска­зал. Подумаешь, охота: хочешь — едешь, не хочешь — нет. Это неважно. Будешь кофе?

— Я лучше поеду.

— Ну, тогда, наверное, и мне пора. — Карл посмот­рел на парнишку.

Тот стоял на крыльце и молчал.

— Прояснилось, — сказал Карл. — Думаю, сегодня особого толка не будет. Ты, судя по всему, не пропус­тишь ничего уж такого.

Парень кивнул.

— Увидимся, Карл.

— Пока, — ответил Карл. — Эй, и не слушай нико­го. Ты — счастливчик, серьезно говорю.

Парень завел машину и подождал. Посмотрел, как Карл прошелся по дому и погасил везде свет. Потом тронулся с места и выехал на дорогу.

В гостиной горел свет, но девушка спала в спальне, а рядом с ней на кровати лежала спящая малышка.

Парнишка снял ботинки, брюки и рубашку, изо всех сил стараясь не шуметь. В одних носках и шер­стяном белье он сел на диван и прочел утреннюю га­зету.

Вскоре за окном стало светать. Девушка и малыш­ка все спали. Парень подождал еще, а потом пошел на кухню и начал жарить бекон.

А через несколько минут она вышла в своем хала­тике и молча обняла его.

— Эй, смотри, халат загорится, — сказал парень.

Она прижималась к нему, но и плиты тоже каса­лась.

— Прости за то, что было ночью, — попросила она. — Не знаю, что на меня нашло. Не знаю, зачем я тако­го наговорила.

— Ничего страшного. Погоди, дай бекон пере­верну.

— Я не хотела срываться, — сказала она. — Ужасно получилось.

— Это я виноват, — возразил он. — Как Кэтрин?

— Хорошо. Не пойму, что с ней было. Ты уехал, я ее еще раз переодела, и она успокоилась. Совсем успокоилась и сразу заснула. Не знаю, что с ней бы­ло. Не сердись на нас.

Парень засмеялся.

— Я на вас не сержусь. Не болтай ерунду. Осторож­но, сковородка горячая.

— Ты садись, а я займусь завтраком. Как думаешь, вафли к бекону подойдут?

— Еще как, — сказал он. — Умираю, хочу есть.

Она выложила бекон из сковородки, сделала тесто для вафель. Он сел за стол, теперь на душе у него бы­ло спокойно, он смотрел, как она хлопочет.

Она вышла, чтобы закрыть дверь в спальню. В гос­тиной поставила пластинку, которую они оба лю­били.

— Не хотелось бы опять кое-кого разбудить.

— Это точно, — засмеялся парень.

Она поставила перед ним тарелку с беконом, яич­ницей и вафлей. Поставила тарелку для себя.

— Готово.

— Выглядит здорово, — сказал он. Намазал вафлю маслом и полил сиропом. Но только начал резать, опрокинул тарелку себе на колени.

— Нет, ну надо же! — он выскочил из-за стола.

Девушка взглянула на него, увидела выражение его лица. И засмеялась.

— Ты бы видел себя сейчас, — пробормотала она сквозь смех.

Он посмотрел на свою измазанную сиропом ни­жнюю рубашку, на кусочки вафли, бекона и яични­цы, прилипшие к сиропу, — и тоже засмеялся.

— Я умирал с голоду, — он сокрушенно покачал го­ловой.

— Умирал, — отозвалась она со смехом.

Он отлепил от себя рубашку, снял ее и бросил под дверь ванной. Потом раскрыл объятия, и девушка прильнула к нему.

— Давай больше не будем ругаться, — сказала она. — Незачем, правда?

— Это точно, — ответил он.

— Больше не будем ругаться, — повторила она. Парень ответил:

— Не будем, — и поцеловал ее.Он встает и снова наполняет бокалы.

— Вот, — говорит он. — Собственно, это вся исто­рия. Ну да, ничего особенного.

— Неправда, — возражает она. — Мне было очень даже интересно, если хочешь знать. И что? То есть что было дальше?

Он пожимает плечами и отходит с бокалом к окну. Стемнело, но снег все идет.

— Все меняется, — говорит он. — Не знаю, как именно это происходит. Но все меняется, независи­мо от того, замечаешь ли ты это, хочешь ты этого или нет.

— Да, — соглашается она, — все так, только...

И не заканчивает фразу.

Больше она об этом не заговаривает. Он смотрит на ее отражение в окне и видит, как она разглядыва­ет свои ногти. Потом поднимает голову. Весело ос­ведомляется, собирается он, в конце концов, пока­зывать ей город, или нет.

Он говорит:

— Обувайся и пойдем.

Но сам продолжает стоять у окна, вспоминая ту жизнь. Они смеялись. Прижались друг к другу и сме­ялись до слез, а все остальное — холод, и то, куда он должен был уйти в этом холоде, — их не касалось, по крайней мере, в тот момент.