Борис Рохлин - Рассказы

Слушайте: я сообщу вам нечто приятное… сегодня ваша очередь спать с Анечкой. Ура!

Читали да и проживали по адресу. Что же по поводу встреч и проводов. Анатомия доктора Тульпа и светотени мученик. Чего ты не пишешь? Все равно не живешь. Так пиши!

Ужасный! — Капнет и вслушается: все он ли один на свете?

— Хорошо живем, — 31 мая 2009 года, середина дня, начало следующего часа после двух, сказала она. И теперь мы живем хорошо.

Вечеринка в саду. Свет фонарей, сомнительный, странный. Тень и свет смешиваются, перечеркивая друг друга. Лица, руки пятнами света и тени. Слышны голоса, слова, смех. Появляются и пропадают. С деревьев падают персик, слива. Почти неслышно. Лишь легкий шорох, похожий на вздох. На столике бутылки, стаканы граненые. Не расплескать бы. Сидят мужчины, женщины. Молоды и красивы.

Ожидаемое сбылось. Прекрасное рядом. Вот оно. Можно дотронуться. В неверной темноте. Стоит протянуть руку.

Несчастья вычеркнуты, поражения отменены. Счастливое мгновение августа без горестей и утрат. Без грез ревности и навязчивых идей. Неведение — необходимое условие счастья — соблюдено.

Сад, в котором мы играли. Уже не детьми, еще не взрослыми, дивный промежуток между вечностью и жизнью.

Воздух легкий, сухой. Приносит прохладу и незнакомые запахи. Издалека.

Вечеринка в саду. Она не возникла из ничего. К, исчезнув, не обратилась в ничто. Сегодня она такая же, как и была всегда. Нет ничего, что могло бы войти в нее и ее изменить. В разных мирах разные растения и разные животные. Но запечатленное памятью неизменно.

Не уклоняйтесь от жизни. Она в конце концов не мешает. Если будущее — не совсем наше, чтобы не ожидать, что оно непременно наступит, и не совсем не наше, чтобы не отчаиваться, если оно не наступит вообще, то прошлое в нашем законном владении или мы в его.

Прощай, Мария

Умолкните! Дни песен миновали,

Дни всех далеких, дорогих вещей!

Любви ответной нам не даровали!

И наших нежных не пришлось речей

Услышать ей.

Искать вдохновения — смешная и нелепая причуда. Вдохновения не сыщешь. Оно само должно найти тебя. Вдохновение страсти всегда находило Марию. Тогда все летело кувырком и вверх ногами. Рассудок, расчеты государственные и матримониальные. По боку. А на…! Страсть дороже. Она всегда перевешивала все.

Отсюда ошибки, преступления, заточение, растянувшееся на двадцать лет — половина жизни, смертный приговор и смерть под топором палача. Страсть ведь не счастье, а судьба.

Началось с прогулки, балкона, неверного лунного света, теней. Деревья парка, пруды, аллеи. Все было кажущимся. Подлинным — лишь прощальный взмах руки. Он что-то означал. Знак расставания, знак будущего? Еще неведомого.

Так и оказалось. С этого началось. Началась пьеса, драма, трагедия, в которой ей пришлось сыграть главную роль. Без антрактов.

До встречи! С любимым? Смертью? Один жест — и жизнь определена.

История не более чем орнамент жизни. Главное — придурь. Можно спохватиться, одуматься. Но — в заключении, охраняемой, сберегаемой, надзираемой. С запозданием на двадцать, с опозданием на жизнь. С опозданием без покаяния. Не более чем констатация ошибки. Избежать которой было невозможно.

От страсти не убежишь, не спрячешься, не обойдешь стороной. Делая вид, что она тебя не касается, что это о другой, другом. А ты — невольный созерцатель чужой пантомимы, трагического фарса, ведущего в никуда. Энтомолог и бабочка. Тебе выпала роль бабочки. Так захотел Он — Режиссер — и дал ее тебе.

Играй! Она и сыграла. На бис. Но аплодисментов ей не дано было услышать.

Мария оказалась Наполеоном без роты солдат, Декартом, ничего не написавшим. Разве одну новеллу в стиле романов ужасов, да и та не чернилами, а собственной и чужой кровью.

Жизнь как оголенный провод. В шестнадцать выходит замуж. В восемнадцать вдова. Королева Шотландии и претендентка на английский престол. Снова замуж. За двоюродного брата, не вызывавшего ничего, кроме презрения. Странный брак, недолгий. Оскорбленный пренебрежительно-брезгливым отношением жены, лорд Дарнлей бежит в Глазго. Бегство было кратковременным.

У Марии очередная страсть, сметающая с пути все, в том числе и мужа. Убийство супруга любовником. И молчаливое — весьма колоритно молчаливое — согласие юной красотки. Влияние последнего необыкновенно. Мария заявляет о новом браке. Парламент протестует. По ее приказу войска окружают парламент, рота солдат все-таки нашлась, и брак с убийцей одобрен.

Мария, ошалевшая от припадка желания, выиграла. Забыв о политике, религии, приличии и осторожности. Порыв, головокружение. Полная удовлетворенность как чувств, так и гордыни. Жаль только, что удовлетворенность одной части тела иногда заканчивается декапитацией другой. Не часто применяемой, но сурово необходимой — головой.

Девчонка выиграла, самодурка настояла на своем. Десант удался.

Случаются победы, похожие на бедствие. Несущие катастрофу и гибель. Эта ее победа была из тех самых. Стоило ли так стараться? Но власть, но судьба, но обновление.

Он не любил Марию. Его привлекали детали. Королева Шотландии. Возможно, будущая королева Англии или Франции. Основания для этого были. Вполне законные. Родство, и везде по прямой. Богатство, власть — вот что прельщало.

А любовь? Это было нечто непонятное, чуждое и незнакомое. Лорд Ботвелл был крепко сколоченной особью, мужской статью как таковой, без отклонений в смутные платонические сферы. Он профессионально делал свое дело, удовлетворяя известные потребности. С таким же успехом он мог бы исполнять эту работу, осеменяя коров, свиней, кобыл или ослиц. Любую живность. И все они были бы удовлетворены. Брутальная особь, стандарт на все времена.

Но что может быть привлекательнее для женщины пылкой, страстной, обладающей могучим, безграничным воображением, чем то, что совершенно противоположно ей. Иди догадайся, когда полушария отключены и работает только один гормон.

Гормон желания.

Жизнь ее была затемнена некоторыми облаками. Следствие пылких страстей и могучих обстоятельств.

Вкратце. Мария Стюарт родилась в 1542-м, казнена в 1587-м. Мы еще вернемся к канве, по которой вышивалась трагедия.

А сейчас у нее голые стены, голый пол, над креслами нет балдахина, кушать подают на олове, что не пристало даже дворянке. Нет зеркала. Если она будет видеть себя, в ней не угаснет надежда. Нет книг, нет лютни. Мария любила играть и петь. Причем и то и другое она делала хорошо. Отобрали, чтоб не пела распутных песен. Может и стражу соблазнить.

Перестраховка тюремного начальства? От избытка добросовестности и желания услужить работодателю. Или великая соблазнительница? Которой и тюрьма нипочем. Женское обаяние в оправе заключения становится лишь привлекательнее. Тянет стать рыцарем, чтобы овладеть им.

Елизавета предпочла бы случайность. Несчастный случай. Чего только не бывает с людьми. Коронованные особы не исключение. С ними как раз часто происходят неожиданные вещи.

Можно спускаться по лестнице — замок старый, ступени истертые, уже лет двести по ним спускаются, — поскользнуться, упасть. Что-то не то съесть. За узницей присматривают, и весьма строго, но все не углядишь. Еще вариант. Вполне приемлемый. Самоубийство. Молодая женщина столько лет в заключении. Надломилась, устала, душевный кризис, нравственный срыв — и вот. Самоубийство неприлично, странно и отчасти подозрительно. Религия запрещает верующим подобные неординарные поступки. Самостоятельность, выходящую за рамки предписанных правил. А Мария глубоко верующая католичка. Но эксцентричность, высокомерие, жест. Чего не сделаешь ради жеста.

Желаемое, чаемое не происходило. Елизавета устала. Сколько можно?! Двадцать лет, целая жизнь. А что может быть солиднее, чем обвинение в заговоре, посягательстве на жизнь царствующей особы? И обвинили.

Для суда над Марией было назначено сорок шесть комиссаров. Подготовка была основательной и все по закону. Не было заговора и покушения, но это детали. Назначение произошло 9 октября 1586 года. Через пять дней, 14-го, состоялся первый допрос. На заявление Марии о ее непричастности внимания не обратили. Все преступники заявляют всегда одно и то же. 25 октября высокое собрание в полном составе сошлось в Звездной палате в городе Лондоне, а 31-го признало Марию виновной в посягательстве на жизнь королевы Елизаветы. Единогласно.

Комиссары работали добротно, соблюдая формальности. Дело было серьезное. Оно, несомненно, вызовет интерес будущих историков. А высокое собрание комиссаров хотело войти в историю с ясными лицами, открытым сердцем и чистыми руками. И смертный приговор они составили аж 20 декабря. Подробный, аргументированный. Богатый душераздирающими деталями.