Сергей Кошкин - Секреты русского сопромата
Неумолимо приближался очень серьезный зачет по сопротивлению материалов — сопромату, которого все первокурсники, включая Мурзину, очень опасались. И Кошкин (это фамилия Сергея) решил помочь Ирке. На последние оставшиеся деньги он купил в ларьке сомнительного вида коньяк, а в магазине палку самой дешевой колбасы и решительно пошел на кафедру сопромата с целью вручить все это преподу, старому и доброму еврею Неману, с просьбой поставить Ирине Мурзиной вожделенный зачет по вожделенному предмету. Его счастье, что он не нашел Немана, которого в тот момент на кафедре не было, потому что Андрей Яковлевич (так, кажется, его звали) был интеллигентнейшим человеком и никогда ничего не брал от студентов, ставя зачет по факту самих знаний. Расстроенный Кошкин поплелся домой на съемную квартиру, в которой вместе с ним жил его приятель Гена, тоже панк, только с горного факультета. Там они вместе с ним выжрали купленный коньяк и съели колбасу. Кошкин изрядно захмелел, плел Гене–панку что–то невразумительное о безответной любви и даже пытался сыграть на гитаре вместо «Гражданской обороны» какую–то песню «Ласкового мая».
А наутро весь институт лихорадило от страшного известия — ночью внезапно умер Неман. Просто лег спать и не проснулся. По студгородку ходили разные слухи об этой смерти, многие студентки плакали. Мерзкий Кошкин решил воспользоваться ситуацией и заявил Мурзиной, что это ведь он подмешал отравы в подаренный Неману коньяк, отчего тот и отдал Богу душу. И все мол, ради нее, неблагодарной, чтобы она благополучно смогла сдать зачет другому преподу. Смысл всей тирады, в конечном итоге, сводился к простейшей тезе: «Давай трахнемся». Но Мурзина, внимательно всё выслушав, вдруг влепила Сереже оглушительную пощечину, четко сказав при этом: «Хуй тебе, тварь, а не потрахаться!» после чего молча развернулась и пошла прочь. А Сережа тоскливо стоял, потирая распухшую щеку и думая о том, что никому его, в сущности, НЕ ЖАЛКО.
III. Сопромаг
Были времена, был и он студентом института магии… Учился на факультете магической химии, серое отделение, куда его, орка–полукровку, взяли с большой неохотой. По правде сказать, и не взяли бы вовсе, таких там не очень жаловали, но он вовремя взялся вымыть полы на кафедре магической аналитики. Учиться у него не очень–то получалось, в группе его не любили, и он коротал вечера после пар, до одурения напиваясь дешевым орчьим пойлом в скифской харчевне. Экзамены по магическим дисциплинам он кое–как сдавал только благодаря помощи одногрупницы — эльфийки Ираиэль из клана новоэльфов Панамариона, которая весь семестр снабжала его лекциями по общей магии, неорганическому волшебству, введению в магию и прочим предметам. За это Серг (так, кстати, звали нашего героя) чистил ее инвентарь по прикладной магии: метлы, посохи, модели колец всевластия и пр. Однажды он решил отблагодарить сердобольную эльфийку за очередную порцию конспектов и подарил ей единственную имеющуюся у него ценную вещь — старый ржавый часовой механизм работы гномоорков из шахты Кош — Кин, по преданию, способный останавливать время. Однако, вопреки его ожиданиям, подарок Ираиэль не понравился. Мало того, она всерьез обиделась на Серга и перестала давать ему свои конспекты. Для бедного орка это попахивало отчислением, поскольку неумолимо приближался один из самых сложных экзаменов у первокурсников — сопротивление магии, сокращенно сопромаг. Преподавал его на сером отделении старый хоббит Стик Сплинтер (Серг звал его по–орчьи Худ — Як), который терпеть не мог самовлюбленных идиотов, коим наш бедный орк, без сомнения, являлся. В ночь перед экзаменом ему снился чудесный сон, будто он приносит Сплинтеру мясо единорога и бутылку вина 'Орчья степь',а тот ставит ему вожделенный зачет. Однако, трудно представить, чтобы всеми уважаемый преподаватель, по слухам, родственник того самого ФРОДО, взял бы орчью подачку даже во сне. Сергу в тот раз просто сказочно повезло: в день экзамена Сплинтера срочно вызвали небесные эльфы, и зачет у орка принимал его соплеменник Пур. Этот не погнушался 'Орчьей степью', и Серг получил вожделенную запись в зачетку. На радостях он в тот же вечер нажрался в своем любимом кабаке до орчьего визга, кричал и задирался, за что и был сильно побит одногрупником, горным троллем Вурдихановым.
Вот и вся история про сопромаг, такая, какой она была на самом деле. Серг, кстати, магический институт так и не закончил, и его СОВСЕМ НЕ ЖАЛКО!
Но это уже совсем другая история.
IV. Преступление и сопромат
Рано утром майора Страхова разбудил телефонный звонок.
— Какого хуя… — попытался он урезонить докучливый аппарат. Я же с ночного… Сплю…
Но звонки не прекращались, входя в очнувшийся уже ото сна мозг раскаленными иглами. Досадливо крякнув, майор одним прыжком выбрался из постели и снял трубку:
— Алло!
Звонил его напарник, молодой, но прыткий опер Толик.
— Михалыч, поднимайся, есть работенка. Сегодня утром один препод из Новочеркасского политеха помер.
— Ну а мы–то тут причем? — попытался возразить Страхов. Они там через одного — пенсионеры, от старости и помер…
— Есть показания незаинтересованных лиц (так Толик называл своих стукачей–осведомителей), что не все так гладко. Короче, Михалыч, хорош ломаться как целка, я сейчас беру дежурную машину и к тебе. В дороге поговорим.
И Толик положил трубку.
Поставив вариться чифир, к которому майор пристрастился, работая на одной из зон, Страхов пошел в ванную комнату. Что ни говори, а быстро перестраиваться в рабочее состояние он умел.
Через полчаса он уже сидел в дежурной милицейской машине, которая ехала куда–то по направлению к собору и слушал неуемную трескотню Толика:
— Короче, Михалыч, есть на первом курсе НПИ, на химфаке, один студентик из Шахт, Кошкин Сергей Анатольевич, 1974 года рождения. Так вот он, вчера вечером, в пьяном виде хвастался, что подсыпал Неману (это умерший профессор) в подаренный коньяк какой–то дряни. От этого, говорит, старый жид и сдох. Я уже звонил коллегам в Шахты, спрашивал, что за фрукт этот Кошкин. Говорят, мелкий распиздяй, приводы есть, но все по мелочам: то остановку заблюет, то в пьяном виде песни орет под гитару, соседям спать мешает. Но, как ни крути, проверить его надо обязательно! Сейчас к нему на съемную квартиру едем, тепленьким возьмем!
Страхову не очень нравилась манера Толика выбивать таким образом показания из потенциальных подозреваемых, но что уж тут поделаешь. Тем более, честно говоря, делать это Толик умел виртуозно, хотя и не совсем законно.
Через минут пять езды по каким–то буеракам, они наконец–то подъехали к ветхому покосившемуся домику, стоявшему прямо на окраине низовской балки.
— В такой избушке только нечисти и жить — буркнул Страхов. Курьих ножек не хватает.
Подойдя к закрытой двери, Толик с силой забарабанил по ней кулаком. Спустя некоторое время, после невнятного бормотания за дверью, последняя распахнулась, явя операм на обозрение мелкого тщедушного паренька, голого по пояс и со следами жесткого похмелья на лице. Он вопросительно взглянул на Толика со Страховым.
— Кошкин Сергей Анатольевич? — строго поинтересовался Толик, показывая свое милицейское удостоверение.
Парень отрицательно замотал головой и убежал вглубь комнаты. Опера решительно двинулись за ним следом. Их глазам предстала убогая комнатенка со следами ночного пьянства: пустые бутылки из под портвейна «777» и сигаретные бычки валялись по всему полу. На продавленной кровати, накрывшись с головой одеялом, спало тело. К нему подбежал испуганный паренек, тот, который открывал дверь, затряс тело за плечо и забормотал:
— Серый, бля, просыпайся! К тебе из милиции…
Тело поворочалось, рыгнуло нехилым перегаром и ответило:
— Ну и что, что наблевали на кафедре? Это вообще не я был…Я тогда за Мурзину кросс сдавал…Хуй им всем!..
Последняя произнесенная фраза очень не понравилась Страхову, не любил он быдлятину, поэтому подошел к кровати, сдернул со спящего одеяло и отвесил ему доброго хозяйского леща по затылку. Он такой затрещины (рука у майора, мастера спорта по боксу, была тяжелая) Кошкин (а это был, без сомнения он) мигом протрезвел и вскочил с кровати, испуганно вращая глазами.
— Кошкин Сергей Анатольевич? — повторил свой вопрос, обращаясь к проснувшемуся, Толик.
— Да, я это — ответил тот.
— Собирайся, голуба, поедешь с нами — ласковым таким голоском, не предвещавшим, однако, ничего хорошего, сказал Толик.
Глаза у Кошкина расширились, как будто ему только что поставили ведерную клизму со скипидаром. Он начал судорожно собирать свои вещи, разбросанные вместе с бычками по полу, и только пробормотал:
— А за что?
