Лада Лузина - Диагноз: любовь
Встретились мы случайно на лестничной площадке. И в ужасе уставились друг на друга. Не знаю уж, кто испугался больше. Но поскольку Вероника была обыкновенной серой крысой, при виде которой полагается кричать, я не выдержала первая и заорала. А в ответ на этот крик раздался еще один.
— Вероника, иди сюда, — повелительно гаркнул Вася из–за полуоткрытых дверей своей квартиры.
И мы с крысой, как две паиньки, бросились к нему наперегонки. Причем я продолжала орать, убежденная, что эта тварь за мной гонится…
Так, собственно, все и разъяснилось.
На самом деле я всегда любила крыс. Но исключительно как родственников, которых любишь тем больше, чем меньше видишь. Однако с Вероникой у нас началась любовь с первого взгляда.
— Вообще–то, это не крыса, а крыс, — сообщил мне Вася, когда мы с его подопечной уже оклемались от первой встречи.
— Чего ж ты его назвал женским именем?
— В честь тебя. А когда разобрался в его половой принадлежности, было уже поздно. Он откликался только на эту кличку.
Вероника сидел у меня на плече и терпеливо ждал, пока мне надоест его гладить.
— А ты ему понравилась, — заметил Вася.
— А что? Он крыса и я крыса, он Вероника и я Вероника — из нас бы вышла прекрасная пара. Буду сватов засылать, — не бог весть как пошутила я.
Вася ласково провел рукой по длинному хвосту Вероники, вьющемуся по моей спине. Оттуда его ладонь плавно соскользнула ко мне на талию. Я не возражала. Талия — не грудь, можно и потрогать.
— Я, в общем–то, не против. Только интересно: когда вы поженитесь, ты будешь жить у Вероники или Вероника у тебя? У нас он живет на шкафу. Вы там вдвоем поместитесь?
Он спросил это совершенно серьезно, без малейшей иронии в голосе. И мне понравилось его чувство юмора. Правда, с тех пор мы больше ни разу не разговаривали. Но я почему–то очень сомневалась в утверждении Инги, что никогда не нравилась Васе.
Итак, первым делом я купила капли от насморка, вымыла голову и привела в порядок ногти во всех местах, где они у меня росли. Потом отправилась к одному своему давнишнему другу парикмахеру и попросила перекрасить меня в блондинку в долг. Результаты превзошли все мои несмелые ожидания. В тот же вечер я до неузнаваемости перешила свое «роковое» вечернее платье (которое уже пережило все свои «роковые» вечера) в элегантно–повседневное. И, вдоволь налюбовавшись на себя в зеркало, пошла на штурм с криками «Ура!» и залпами «Авроры».
Удача явно была на моей стороне — открыв дверь на лестничную площадку, я увидела выходящего из своей квартиры Васю.
— Привет, Вася! — радостно вскрикнула я.
Он зачарованно уставился на мою обновленную голову. Истина, как известно, познается в сравнении. Недаром я столько времени светила своей «паклей». Теперь результат был ошеломляющий.
— А тебе идет, — буркнул он. (Это ничего. Вася всегда бурчал. Я просто забыла сказать, что у него была такая манера разговаривать.)
— А как поживает мой крысиный жених? — я приторно улыбнулась.
— Вероника, иди сюда, пообщайся с невестой, — рявкнул Вася.
— Не ори на весь подъезд, а то соседи решат, что мы с Вероникой лесбиянки, — кокетливо промурлыкала я, подбираясь к нему поближе.
— Это они еще не скоро разберутся. Поначалу будут думать, что вы обыкновенные зоофилки, — утешил меня Вася со свойственной ему серьезностью.
Вероника честно прибежал на зов и с искренней любовью обнюхал мои туфли. По–моему, он был даже не прочь попробовать их на вкус.
— У ты, моя цыпочка… — нежно просюсюкала я.
— Он не цыпочка, а крысочка, — поправил Вася.
В ответ я лишь сладко передернула полуобнаженными плечами и захлопала тщательно прокрашенными ресницами. На Веронику это не произвело ни малейшего впечатления, зато ее хозяин глядел на меня, словно крыса на дудочника.
Но хлопать ресницами и ушами — совсем не одно и то же. Я уже слышала снизу характерное покряхтывание и поругивание. А сие означало, что оттуда на нас неумолимо надвигается Мегера Ивановна — наша соседка сверху.
Мой расчет сработал на все сто.
Вероника услышал ее первым и, испугавшись незнакомого звука, с размаху вскарабкался мне на плечо.
— А–а–а! — «испуганно» завизжала я. И с размаху кинулась Васе на шею, где и повисла, болтая ногами. (Я загодя выяснила: если болтать ими достаточно агрессивно, мое узкое платье тут же задирается до ушей.)
От неожиданности Вася с размаху врезался в стену, вцепившись в мои дрожащие «от страха» ягодицы.
Мегера Ивановна прошла мимо нас, возмущенно громыхая помойным ведром. Но я упорно продолжала висеть, как «Анна на шее»…
Остальное было делом техники.
Следующая неделя прошла очень весело.
Инга и Вася по очереди ломились в мою дверь. Васю, в отличие от Инги, я иногда впускала. Один раз, спасаясь от ревнивых воплей жены, он даже перелез ко мне по балкону. Вышло очень романтично.
Лучшая подруга применяла к моему звонку все пытки гестапо. Но это ей не помогло. Я просто одевала наушники плеера и врубала песенку на стихи Гете. Ее недавно записал один эстрадный певец, и в то время она нравилась мне до истерики.
Раз крыса в погребе жила,
Все ела жир да сало:
Как доктор Лютер, завела
Брюшко и бед не знала.
Но повар яду ей подлил —
И крысе белый свет постыл:
Ужель она влюбилась?
Ужель она влюбилась?
Ха–ха!
Один раз я даже поставила ее Васе.
— Это о твоем крысином женихе? — спросил он тогда.
— Нет — это о твоей жене, — ухмыльнулась я.
Жена звонила в мою квартиру по несколько раз в день. А я слушала песенку о превратностях любви и думала о вечном. О том, например, что шесть лет назад мы с Ингой действительно были лучшими подругами…
Знаете классический мужской тост? «Плывет через реку крыса, а на спине у нее сидит змея. Змея думает: «Укушу, сбросит…» Крыса думает: «Сброшу, укусит…» Так выпьем же за женскую дружбу!»
Вранье!
Тогда любая из нас готова была закусать и утопить каждого, кто покусился бы на ее драгоценную половину. Мы свято верили друг другу и друг в друга. Мы были молоды, смазливы, амбициозны и хотели залезть на самый высокий Эверест этой жизни.
Увы! С тех пор жизнь основательно повозила нас мордой об асфальт, и, хотя шрамов не осталось, это сильно сказалось на выражении морды. И теперь мне нередко казалось, что наша дружба стала похожа на безвкусную жвачку, которую терзаешь зубами во рту, не то что не получая от этого процесса ни малейшего удовольствия, но даже не замечая его. Просто так, по инерции. И как только ты осознаешь это — тут же выплюнешь ее в мусорник…
За минувшие два года я пережила длинную, как бразильский сериал, полосу неудач и полностью утратила веру в себя. Инга же, наоборот, достигла всего, чего хотела, и вдруг потеряла всяческий смысл в жизни.
Она, не замечая того, начала смотреть на меня немного свысока. А я, прекрасно отдавая себе в этом отчет, взирала на нее уже снизу вверх.
Смешно, но при этом мы обе чувствовали себя неудачницами. И не могли, — а может, и не хотели? — помочь друг другу ничем. Как–то неосознанно Инга поставила на моих успехах жирный крест, а я считала, что ей и без того повезло сверх меры, и не ударила бы ради нее палец о палец. Но, по привычке, мы все еще называли ЭТО дружбой!
И мой нынешний поступок, пусть глупый, садистский, больной на всю мою свежевыкрашенную голову, был лишь истерическим протестом против нас обеих: зажравшейся и закомплексовавшейся!
Но…
…когда чужой муж лезет на твой балкон, как Ромео, и (между прочим) падает перед тобой на колени, а подруга, которой ты так долго завидовала (теперь я признаюсь в этом честно), воет в это время за стеной, как вдова на луну, — это существенно меняет дело.
Моя самооценка росла, словно репей после дождя, буйно и с размахом, расцветая бесчисленными колючкам. Окрыленная последними событиями, я даже сшила себе новые брюки и, съездив на свою бывшую работу, выгрызла у начальника все причитающиеся мне деньги. Он отбивался, но не долго. Брюки мне очень шли. Я носила их с блузкой, которую несколько лет мариновала в шкафу, не зная с чем надеть. Мужчины на улице оборачивались мне вслед. Была весна…
А звонки в мою дверь все продолжались и продолжались, отчаянные, как сигналы «SOS».
Ровно через неделю я сжалилась (над своим звонком) и пошла открывать.
На коврике возле двери снова спал сосед дядя Коля. И, думаю, мое появление в новых белых брюках и вызывающем топике с мужчиной в ногах и вьющимся белым сиянием на голове выглядело достаточно эффектно. Тем более что прямо на макушке у меня гордо сидел Вероника.
Инга же за эти семь дней полностью вжилась в роль огнедышащего дракона.
— Значит, эта тварь у тебя! Ах, ты… — очень нецензурно закричала она прямо с порога, — …еще и в белый цвет покрасилась, как стопроцентная стервь.
