Таня Костюкович - Две

Заканчивало вечереть — отовсюду на стены и дороги сползала ночь. Ещё один день, как случайный прохожий, не показал лица, обогнал, почти незаметно зацепив плечом. А некоторые и того не ощутили — остались в стороне, закрывшись на замок. Так называемый «санитарный день», что бывает в любом приличном продуктовом магазине. А чем душа не продуктовый магазин? Что-то на витрине, что-то под прилавком, не говоря уже о складах и подсобных помещениях. В них всегда можно втихаря ото всех курить, даже от собственной совести, не смущая здоровье. И сейчас можно было курить, потому что ночь, в силу своих характеристик, превращает всё окружение в сплошное тёмное подсобное помещение, независимо от того, где бы ты ни находился. «Болит? Кýрите? Не курѝте». Пока не болит, курить не страшно. И все думают, что не заболит. Покончим с этим, так же, как и с вечером.

Итак, пришла, настала, наступила, нависла, накрыла ночь. На небе задёрнули занавески. К густому отчаянию и липкой бесполезности добавилась совершенно лишняя и ядовитая в данном случае темнота. Для сравнения: вчерашний день был более перевариваемым, из-за включённой в его состав надежды. Душа нараспашку, ногти в ошмётках, искромсаны все заусенцы, в сосудах не осталось крови — сплошной адреналин. Исчезла еда, вокруг пропали все предметы — слепая и глухая. Сам знаешь, что слово «отчаяние», появляющееся к вечеру следующего дня, никак не говорит о триумфе. «Санитарный день» как раз для реставрации после подобного рода разрушений. Что обычно происходит? Безразличие — в лежании под одеялом, безучастность — в пропущенных звонках, в выключенных средствах массовой информации, инертность — в походах в туалет, разочарование — в отсутствии желания продолжать борьбу, пустота — в статичном взгляде. И так до самой темноты, когда всё либо притупится, либо максимально обострится. Здесь помогло осознание поры года: осень. Случилось так, что лучшего обезболивающего придумать было просто невозможно. Очень кстати случилось. Осень всегда кстати случается. В молчаливой компании сигарет проводили ночь. Последняя сигарета растаяла вместе с ночной чернотой, поглотившей все «безра-» и «разо-». Жидкий свет сочился через мутные от сезонных слёз стёкла. Хотелось дышать тем, от чего они отделяли. И как только я вышла на улицу, ты подошёл и поцеловал меня в губы.

Две

Два полотенца для лица — синее и белое — висели в ванной комнате. Две пары домашних тапок стояли возле входной двери. Два разных тюбика пасты и разные крема на двух разных полках (одна из хозяек имела аллергию на красители). Два одинаковых матраса вдоль двух параллельных стен одной комнаты. Две подруги в однокомнатной квартире.

В большом городе сложно снимать жильё в одиночку, а они как раз такими и были — одиночками.

Одна училась в промежутках, когда не пропадала в модных клубах большого города. Вечно спорила с отцом о том, как жить, и с матерью по поводу парней. У неё было много хороших знакомых, много связей во всех возможных структурах и заведениях. Но день рождения она отмечала каждый раз в новой компании, на Новый год подрабатывала танцами на чужих вечеринках, ночевала дома редко и всегда одна на своём матрасе.

Вторая училась в университете и дома. Одногруппники часто звали её пить. Но она не пила. Не ела, не спала, не курила, не занималась спортом, не пользовалась косметикой. С волосами, собранными в лишь бы какой пучок на макушке, ждала, уткнувшись в книгу, начала лекций под какой-нибудь батареей в университете, или кипятила по нескольку раз воду дома, чтобы заварить чай (никогда не слышала щелчка чайника с первого раза, и вода в нём безнадёжно остывала).

Но как-то получилось, что жили они в одной квартире, друг другу не мешая, без ссор и бытовых скандалов о грязной посуде в раковине. За три года они стали хорошими подругами, разговаривали и слушали друг друга по утрам в выходные в кухне. Ни одна из них не желала бы себе жизни, как у другой, однако дружили они совершенно искренне, совсем как в детстве.

Со временем тихоня всё-таки обросла тремя друзьями из университета, которые стали её кругом по интересам. Они составляли какие-то литературные сборники, обсуждали современных писателей, что-то печатали и иногда собирались у неё. Все они были удивительно похожи между собой: все четверо лохматые и задумчивые.

Подруга всегда где-то пропадала и знала о существовании этой компании лишь из рассказов своей соседки. Замаливание грехов после пар в университете и густая ночная жизнь — вот и всё, что было известно о ней друзьям. Они никогда не пересекались и не виделись, Лиза считала подругу достаточно странной для того, чтобы не верить в существование этих людей. А они, в свою очередь, очень чётко представляли себе соседку Леры как ярко-сладкий модный коктейль в бокале на тонкой ножке.

Однажды ни одна из двух подруг не появилась в своём университете. На филфаке друзья перепугались, не дозвонились и не достучались в квартиру.

Простодушная и болтливая секретарша замдекана рассказала,

«Только, чур, никому-никому!» 

что девочку положили в психиатрическую больницу

«Говорят, что-то о раздвоении личности, представляете?»

***

В темноте сразу и не рассмотришь, кто где. Руки далеко-далеко вытянешь и пытаешься поскорее кого-нибудь из этой черноты выловить, чтобы открыли дверь, и зашёл свет. Знаешь точно, где какой тазик и где какие трубы. Тишина: никто не хочет быть первым. Дверь нараспашку:

— А ну, брысь отсюда! Устроили себе здесь, понимаешь! Мне стирать надо — марш на улицу!

С визгом все выныривают из-под ванночек и раковин, бегут по широкому зелёному коридору.

— Давайте в «Слепого кота»!!

Не вышло с прятками.

***

Вера, зачем ты куришь, скажи? Ты ведь такая умница и пирог рыбный испекла. Только есть его некому, оттого, видимо, и портишь свои лёгкие. Ты не плачешь, не бьёшься в истерике — просто куришь над ароматным противнем; пепел на него сыплется.

Глупо-глупо тянешь время. И не только сейчас, но и вообще, говоря о твоей жизни. Всё откладываешь на последний момент.

Все вещи в твоей комнате — никому не нужный хлам. Потому что эта комната и есть твоя память, которую ты никогда не чистишь и не подметаешь. Устроила музей имени всех своих бывших: надежд, встреч, событий, друзей и парней, путешествий и домашних животных. Только две рыбки в аквариуме на обувной коробке олицетворяют твоё более-менее живое настоящее.

Рыбки в воде — рыбки в тесте на противне.

Не убрано, пыль даже под аквариумом — какая же ты после этого уборщица? Ну конечно, дома нужно чувствовать себя как дома, считаешь ты. Всем рассказываешь, что в таком месте нужно читать, спать, заваривать кофе и печь к нему пироги.

Вера, не надоело тебе перечитывать одни и те же книжки в одно и то же время года? Высушенные листочки-лепесточки внутри них скоро превратятся в пыльцу, в порошок. И потом, эти бесконечные архивы газет…

Новые книги Вера покупает ночью. Рецепты пирогов у неё сплошь все старые, новых ей не надо.

***

В школе носила красные бархатные ласины с по-китайски криво отпечатанными рисунками уток-понок, безразмерную жёлтую байку и два хвоста. В то время она считала себя эталоном привлекательности. Самое странное, что некоторые тоже так считали.

***

Не плачь, Вера, не ругайся так сильно, что разлила варенье, а потом ещё и сметану на этот свой журнал. Будет теперь тебе десертный журнал, это ведь не научная диссертация, единственная и от руки написанная растекающимися чернилами.

Расскажи лучше, как умудрилась колени так ободрать? На коленях пол мыла? Вряд ли. Где была? Пирог-то чей? Уже не важно, уже весь отравлен. Себя травишь дымом, а еду — пеплом. Безотходное производство и потребление.

Всё и так понятно: ты ползала перед ним на коленях, отрезала себе волосы и слала их в конверте на адрес того дома, где ты и он (заметь, не общее «вы»!) полгода вели здоровый образ жизни, находясь в далеко не здоровых отношениях.

***

Перешла в старшие классы и нашла себе новую жертву. Теперь она выглядела, как обычная отличница, стремящаяся быть неформальной. Это по-прежнему выглядело ужасно, но некоторые по-прежнему считали её красивой, однако сама она уже начала сомневаться. В диких приступах романтизма, последовавших после просмотра первого в своей жизни французского художественного фильма, она заморочила своему возлюбленному голову загадками, знаками и символами. Ничего не вышло.

***

Или шла ночью пьяная, ноги, злые на тебя за эти твои выходки, отказывались идти ровно и поднимать повыше колени. Потому ты упала, и колготки разинули рты на разбитых коленках. Что молчишь? Что, не так было?