Леонид Каганов - Долларка
— Хули, говорю, не крутишься, вот? Пошел бы там грузчиком, тыр-пыр, заработал бабок, поторговал сигаретами, еще заработал, потом, вот, ларек бы открыл свой, а? Время сейчас самое то. Ты меня вообще слушаешь, козел?
Порфирич на всякий случай кивнул. Голова неожиданно прояснилась. Хорошо тебе крутиться. Молодому, здоровому. С часами. Если есть на что опереться и от чего оттолкнуться. Если знать что делать и в какую сторону крутиться. Если все друзья крутятся. Если сам шофер своей жизни. Да еще другими рулишь запросто. Если есть где мыться.
— Такое, вот, говно как ты только город засоряет.
Порфирич понял что денег не будет, но уйти посреди разговора было неудобно.
— Чтоб ты подох. — Широкие джинсы достали багровый кожаный кошелек и вынули бумажку.
Порфирич недоверчиво протянул ладонь — бумажка была большая. Неужели червонец? Он непроизвольно отдернул руку, тщательно вытер ее о штаны, и только после этого с глубоким уважением взял бумажку.
— Спасибо, сынок, спасибо, дай те Бог Христа!
— Не за что, вот. — отрезали широкие джинсы и, прежде чем Порфирич набрался смелости взглянуть в лицо благодетеля, скрылись в толпе.
Пальцы Порфирича теряли чувствительность постепенно. Еще на заводе они превратились в замасленную рабочую мозоль. А когда Порфирич начал вести кочевой образ жизни, еще и покрылись слоем грязи. Но даже сейчас он чувствовал необычную шероховатость бумаги. Неужели червонец? Мысли приобрели ясность и летели узкой вереницей, разминаясь как солдаты на утренней пробежке вдоль казарм. Порфирич поднес бумажку к глазам. Как живая, на Порфирича зыркнула с бумажки обрюзгшая самодовольная харя, формой напоминающая хорошо отмытую серую картофелину. По бокам хари во все стороны вились длинные как у бабы волосы, а высокий лоб вздымался и далеким горизонтом переходил в лысину. Но страшнее всего были глаза — они сверлили Порфирича насквозь неприятным свинцовым взглядом.
— Опять допились до горячки. — сказал Порфирич и испуганно спрятал бумажку за пазуху.
Минуту он стоял так, но вокруг все было обыденно, чертики и червячки не беспокоили. Порфирич снова достал бумажку и смело взглянул на поганое лицо.
— Иностранец, — безошибочно определил он, — Ишь как глаза пучит. Иностранца всегда по глазам узнаешь даже если молчит и одет по нашему. Наши так не смотрят. Наши всегда смотрят кому бы в рыло накидать. Или как бы не схлопотать в рыло. Это уж как выйдет — или-или. А этот гад смотрит и не так и не эдак. Ровно он смотрит, будто со стороны. Они всегда так со стороны глядят как наши друг другу рыла месят. На то и иностранцы.
Порфирич с трудом оторвал взгляд от круглых пронзительных глаз и оглядел бумажку. Там повсюду, в каждом углу была написана цифра "100".
— Что же это за черт? Мож долларка? Нет, долларка должна быть зеленая, а эта серая.
Порфирич перевернул бумажку — на другой стороне она была действительно зеленая.
— Там долларка, а тут нет. — удивился Порфирич. — Пойти спросить у кого? Нельзя, отберут долларку нашу.
Порфирич опасливо оглянулся, и в шее снова закололо. Вдруг как вернется тот в джинсах и потребует назад? Перепутал бедняга.
— Сирень, сирень, девочки! — сказала бабулька у левого уха.
Или подождать его да вернуть? Вдруг не его долларка, а чужая? Порфирич стал чесать в затылке — там как раз чесалось. Подождать здесь или пойти? Бабулька охнула и торопливо сгребла в охапку журчащие кулечки с темными подсохшими ветками. Толпу рассекали плечами два серых жилета. Порфирич быстро зашагал прочь к дальним ларькам.
— Долларка. — размышлял Порфирич, — Это самое настоящее богатство. Наверно целый ящик. Ящик пива — это же праздник небывалый! И пожрать. А пиво ясно что заграничное — кто же наше продаст за долларку? А водка? Водка заграничная не бывает, водка русская. Ее ведь русские придумали. Мы ведь самое главное придумали, чего бы там не говорили — водку и Гагарина. А американцы придумали электропробки автоматические. Бомбу придумали на японцев. И пиво в консервные банки заливать придумали. И вот это конечно вредительство самое настоящее, потому что от банки никакого толку. Японцы придумали магнитофон, они умные, хоть и узкоглазые. Негры бокс придумали. Грузины придумали на рынке торговать. Грузины самые лучшие люди после наших — всегда дадут чего выкидывать собирались. А бывает и свежее дадут — лови, отец, яблоко и вали отсюда, да? Ну а самые бесполезные евреи, только одно и придумали — Христа распять. Только он их простил. И нам простить велел, так и сказал: простите евреев, даром что сволочи. И верно, хуже их только немцы, которые войну придумали, они и есть самые сволочи. Но все равно водку никто не смог придумать кроме нас. Американцы пытались, но только вермут придумали. Вермута тоже возьмем ящик. Давно вермута не пили. И портвешка можно взять под это дело ящик. Заграничного. Сколько это уже ящиков получилось? Пива ящик мы хотели и ящик… чего? Эх, память. И пожрать тоже ящик. Эх, повезло так повезло! Только вот где продают заграничное за долларку?
Порфирич остановился и огляделся. Ларьки здесь встречались реже. Он почесал в затылке и направился к ближайшему. Еще постоял немного у витрины, набираясь смелости, но смелости не прибавилось, скорее наоборот. Перед продавцами и милиционерами Порфирич всегда робел. Теперь, когда он стоял у большого, свежеокрашенного ларька, затея купить ящик заграничной выпивки уже не казалась такой естественной.
— Кто мы такие чтобы заграничного покупать? — бормотал Порфирич, — Обнаглели мы совсем. Ой погонят нас, ой погонят.
Решимость таяла. Порфирич мелкими шажками приблизился к окошку.
— Мать! — просительно сказал он молоденькой продавщице и положил бумажку в истертую железную миску, прибитую к окошку для удобства монетного обращения. — Нам бы это… — И тут все слова у Порфирича закончились.
— Ого! — удивилась девушка, — Сто баксов! Это вам поменять надо сначала, мы не принимаем.
На "вы" с нами говорит! — подумал Порфирич с нежностью, — Неумелая продавщица, еще не научилась как разговаривать надо, молодая. Из ее слов Порфирич понял только одно — ему отказывают. Поэтому на всякий случай он просунулся глубже и прошептал хрипло и предостерегающе:
— Христа ради Христа!
— Нет, нам не разрешают, да вот же обменник рядом! — девушка ткнула пальцем куда-то в сторону.
Порфирич понял, что ничего больше не добьется и с грустью попятился назад.
— Да вот, вот обменник! — из окошка высунулась рука в желтой кофте и указала Порфиричу направление.
— Ну дай те Бог Христа. — недоверчиво пробормотал он и пошел в указанную сторону.
Место, куда указала продавщица, оказалось небольшим цветочным ларьком со стеклянной дверью. От обычного цветочного ларька его отличал только плакат с указующей рукой и цифрами, да необычное количество посетителей, то и дело шмыгающих через дверь.
Порфирич знал что в дверь заходить нельзя. Но ведь продавщица зачем-то отправила его сюда? Знала наверно. Людям Порфирич верил больше чем своему опыту, поэтому, потоптавшись у входа, все-таки шагнул в дверь. За дверью сидел охранник и читал газету.
— Ты чего? Давай отсюда! — пробасил он, лениво подняв взгляд.
— Нам бы купить. — сказал Порфирич, надеясь на понимание, и показал долларку.
Охранник оглядел Порфирича с ног до головы, пошевелил красными ноздрями, но ничего не сказал и снова опустил взгляд в газету. Порфирич понял что путь свободен. Вот только куда? Небольшая очередь тянулась к низкому окошку в стенке, а чуть сбоку стояли двое рослых парней. Один из них сразу шагнул к Порфиричу.
— Сдавать? Покупать?
— Нам бы… — Порфирич показал долларку.
— Я возьму. — кивнул парень.
— Не отдадим! — неожиданно для себя сказал Порфирич, — Наша долларка!
— По курсу возьму без комиссии. — тихо и веско сказал парень. Второй подошел поближе.
Порфирич оглянулся на охранника — охранник невозмутимо читал газету. Внимание окружающих, свалившееся на Порфирича в последние несколько минут, сделало свое дело. Порфирич чувствовал себя человеком.
— Не отдадим! — повторил он еще громче, — Наша долларка!
Охранник оторвал взгляд от газеты и повернулся на шум. Порфирич втянул голову в плечи, но парни уже сами отступили. От окошка отделилась холеная дама и зацокала к выходу. Охранник углубился в газету. Очередь продвинулась, Порфирич тоже шагнул вперед. Парни остались в стороне и заговорили между собой о своем, изредка поглядывая на Порфирича. Шумно вошла тетка с пластиковой кошелкой, спросила "кто последний?" и брезгливо пристроилась за Порфиричем.
Вот такие санэпедстанцию и вызывают. — думал Порфирич, тревожно оглядываясь на кошелку, — позвонит такая районному диспетчеру: бомжи развелись в нашем подъезде, нет житья никакого, приезжайте потравить. И тут уже едет санитарная машина. А в ней баллоны с газом. А сами в масках. Баллоны выкатят, шланги наверх, вентили — р-раз, и весь чердак протравят. И кто спрятаться не успел — тот отходит. А кого газом не взяло, для тех потом на лестнице рассыпят приманку отравленную — бутылки с водкой недопитой, бутерброды. И кто допьет, тот помучится пару часов и тоже отходит. Порфирич никогда не собирал еду на лестницах.
