Владимир ЛАВРИШКО - Умереть счастливым
– …сапог! – сказал специалист по пиару, исказив цитируемого поэта.
Владелец галереи посмотрел на специалиста по пиару.
– …Сезанн, – сказал он.
– Он написал ее два месяца назад, – сказала жена художника.
Владелец галереи снова пожал плечами.
– Другое время, – повторил он.- Гламур… У вашего мужа, хотя краски яркие, картины получаются почему-то печальные. Драма – это сейчас не модно. На это нет спроса. Сейчас в моде позитив.
Он окончательно решил, что браться за это не стоит. Тем более что недавно опять подняли арендную плату. Налоги… А это все будет месяц висеть без движения.
– Позитив, – повторил он.
– Пошел козел в кооператив, купил козел… – произнес пиарщик.
Владелец галереи предостерегающе кашлянул.
– …там позитив! – невинно закончил специалист по пиару.
И захлопнул свой талмуд, снова подняв облачко пыли. Женщина протянула руку и взяла с блюдечка в середине столика карамельку. Карамельку она положила в рот целиком.
– А катарсис? – сказала она. – Вот Хаим Сутин…
Владелец галереи вместо ответа погладил загорелую лысину.
– Кто не в стае – не летает, – отозвался за него специалист по пиару. – А наш брат… Вот, – он потряс книгой, которую все еще держал в руках. – “Философия общего дела”. Собрался всех воскрешать. Не меньше. Наш брат любит решать вселенские вопросы!
– Едва ли, – сказала жена художника. – Едва ли ваш. Николай Федоров был сыном князя Гагарина. Незаконнорожденным.
– Прикол, да? Вот это уже хорошо. – Пиар-менеджер втиснул книгу на место. – Юмор. Если в пиаре есть прикол…
– Но он же не Хаим Сутин, – наконец отозвался владелец галереи.
– Кто это Хаим Сутин? – заинтересовался специалист по пиару.
– Один еврей. У нас его мало кто знает, он в Европе знаменит. Умер миллионером.
– Ну давай сделаем его евреем! – Специалист по пиару мотнул головой в сторону расставленных у стены холстов, имя в виду их автора.
– Сейчас это не в моде, сейчас в моде что-нибудь русское. – Владелец галереи побарабанил пальцами по столу, потому что нужно было как-то закругляться. – Даже древнерусское. Вот “Чаепитие на Луне”…
– Не все йогурты одинаково полезны, – согласился специалист по пиару. – Сделаем древнерусским евреем! Не вопрос!
Владелец галереи поморщился.
– Это тем более, – сказал он.
– Он говорит, что его рукой водит Бог, – сказала жена художника.
– А-а-а… – сказал владелец галереи.
– Ну да! – сказал пиар-менеджер. – Некогда ему было. Он водил рукой Энди Уорхола, – сказал пиар-менеджер с карманами. – Консервные банки метр на полтора. Простенько и со вкусом. Уходят по сотне тысяч долляров!
– Его кумир Эль Греко, – сказала жена художника.
Владелец галереи вздохнул.
– Знаете, кто сейчас в Испании Эль-Греко? – сказал владелец галереи.
– И не только в Испании, – сказал пиар-менеджер с множеством карманов. – Буквально везде! Если евреи не в моде, сделаем членом Аль-Каиды! – предложил он владельцу галереи. – Сожжем пару американских флагов!
– Мусульманам запрещено изображать людей. Только растительные орнаменты, – сказал владелец галереи.
Специалист по пиару повел рукой в сторону прислоненных к стене холстов с разноцветными безглазыми уродцами.
– Это можно даже мусульманам, – заявил он. – Буквально овощи! Ну давай сожжем пару каких-нибудь других флагов! Древнерусской республики Конго, например.
– Почему Конго? Почему древнерусской? – спросил владелец галереи.
– Вот-вот, и пиплы также заинтересуются, почему, – сказал специалист по рекламе. – И попрут на выставку. Валом!
– Он говорит, что, когда пишет, выполняет чью-то высшую волю! – снова вмешалась жена художника.
– Да, – сказал владелец галереи. – Насчет воли. Вот эта вот картина… В виде иконы…
– “Спас нерукотворный”? – спросила жена художника.
– Спас?… А нимб вокруг головы из сиденья от унитаза, – сказал владелец галереи. – Неэстетично. Почему из сиденья от унитаза? Вокруг Спаса?
– Потому что так уселись на него, наверное, – сказала жена художника.
– Это где-то уже было…
– Да все уже было – ташизм, кубизм, эксгибиционизм, онанизм… – сказал специалист по рекламе.
– Эксгибиционизм и онанизм – это из другой оперы! – на всякий случай дистанцировался владелец галереи.
– Все из той же! – отмахнулся пиар-менеджер. – Импрессионизм, сюрреализм, мудизм…
– И такой рисунок сейчас нечасто встретишь, – сказала жена художника. – Сейчас мало уже кто умеет так рисовать, – сказала жена художника.
– А зачем рисовать? – сказал пиар-менеджер. – Сейчас все делают перфомансы. Тут рисовать не надо, тут надо иметь голову на плечах. Буквально можно натаскать перфомансов с любой свалки. Вот один тут – член Союза художников, между прочим, – усадил себя голяком на цепь и кусал прохожих за ноги! Нормальное сделал себе имя. А раньше никто смотреть не хотел.
Пиар-менеджер с карманами сделал паузу.
– Кубизм, постимпрессионизм… – сказал пиар-менеджер. – Чего не было? Все давно было! Чем ты сейчас кого удивишь в искусстве? А если его посадить голым в аквариум перед входом? – предложил вдруг пиар-менеджер.
– Кого? – спросил владелец галереи.
– Ну кого еще? Автора! – бодро предложил специалист по пиару, но осекся.
– А… Ну да… – сказал он. – По состоянию здоровья… Но можно жену! Вы сядете в аквариум? – спросил он.
Она взяла с блюдечка вторую карамельку. Горечь во рту не исчезала.
– С подогревом же! – успокоил ее пиар-менеджер.
Она засунула карамельку в рот целиком, поднялась со стула и взяла холст, который принес владелец галереи. “Умереть счастливым”. Она понесла его на место за стеллажи. Набойки на туфлях у нее были сношены до основания. И на колготках из-под синего сатинового халата виднелся кривой шов.
Когда она вернулась, владелец галереи полез в один карман. Потом в другой.
– К сожалению, выставку вашего мужа мы сейчас устроить не можем, – сказал он. – Но помочь, конечно…
Он залез в третий карман и вытащил пластиковую карточку.
– Только пластик… – пробормотал он и пожал плечами.
Он взглянул на пиар-менеджера. Короткостриженный специалист по рекламе с множеством карманов отвел глаза.
– Все сейчас переходят на пластик, – сказал он.
– Забыл наличку, – сказал владелец галереи. – Но завтра мы обязательно зайдем к вам домой! С выставкой не получится. Наши стены должны быстро оборачиваться. А чем сможем – поможем. С тортиком…
– Спасибо. Не надо, – сказала она.
– Нет, почему? Завтра. Обязательно!
– Ни в коем случае, – сказала она. – Спасибо.
Когда она вернулась домой, застала мужа полулежащим в кресле перед мольбертом.
– Ну как? – спросил он.
Откинул голову и закусил губу. На лбу у него выступила испарина.
В этот раз она сильно опоздала с наркотиком.
– Сейчас, сейчас! – сказала она.
Вынула из верхнего ящика комода пакетик с одноразовыми шприцами и с ампулами.
– Ну что? – спросил он.
– Очень понравилось, – сказала она. – Гениально, сказали они. Ты ел что-нибудь?
– Я не хочу. – Он промокнул испарину на лбу рукавом.
– А виноград? – сказала она.
Отложила шприц и пакетик с ампулами, направилась в прихожую, достала из сумки виноград, молча постояла, а потом отправилась в кухню и стала ополаскивать виноград из чайника кипяченой водой. Ей послышалось, что он что-то сказал.
– Что? – переспросила она и высунула голову из кухни.
Голос у него был слабый, и она не расслышала, что он сказал.
– Купила виноград? Зачем? – повторил он. – Дорого!
Она поставила перед ним тарелку с виноградом.
– Ерунда! – сказала она. – Сегодня гуляем! Они берут сразу несколько картин. Завтра придут с деньгами!
– Я же говорил! – Больной даже чуть порозовел. – Там же люди все-таки имеют дело с искусством. Они поняли, как я использую перспективу? Нарезаю пространство ломтиками, как батон колбасы, а потом вынимаю ломтики там, где мне надо.
– Насчет колбасы они поняли. – Женщина стала кормить его с руки, отщипывая виноградины от грозди и отправляя ему в рот.
– Виноградную косточку в теплую землю зарою… И друзей созову… – попытался продекламировать он, но остановился из-за одышки.
– По такому случаю… Обязательно! – сказала она.
Он раздавил во рту виноградину.
– Без косточек… – сказал он.
Скривился от боли и отставил тарелку. На лбу у него опять выступила испарина.
– Это киш-миш, – сказала она. – Он без косточек, – сказала она.
От боли у него побелели даже глаза. Сегодня они очень запоздали с уколом.
– Сейчас! – сказала она. – Потерпи! Сейчас…
Она поднялась, хотела было пойти вымыть руки, но потом торопливо стала отламывать кончики ампул так, как есть. Она набирала шприц, чувствуя спиной, как ему больно.
– Сейчас, сейчас, – сказала она. – Давай будем ложиться.
