Илья Стогов - 2010 A.D. Роман-газета
Жена сидела дома в Петербурге, а я торчал черт знает где. Но это всего лишь потому, что у меня такая работа. Три с половиной года тому назад я решил, что мне самое время все поменять. Жить так, как я до этого жил в Петербурге, было уже невыносимо, и я просто исчез.
Как раз три с половиной года тому назад редакторша иностранного агентства новостей предложила мне написать об Африке. Причем о таких краях, куда другие журналисты ехать отказывались. По крайней мере за те деньги, за которые согласился я. Вообще-то белые читатели редко интересуются Африкой. Но тут новости пошли косяком: захват заложников в Нигерии, пираты в Сомали, революция в Зимбабве, погромы в Танзании. Редакторша звонила и спрашивала, готов ли я еще раз для них написать. Я каждый раз отвечал, что готов. То, что я писал, редакторшу устраивало, а то, сколько она платила, устраивало меня. В Африку я стал ездить регулярно. В общем, все как-то наладилось.
Уезжать из дому — это ведь как пить алкоголь. Если тебе что-то не нравится в реальности, то в руках у тебя пульт. Хоп! — и ты уже переключил канал. Выпил алкоголя или купил билет на другой конец света — результат один и тот же: реальность вокруг стала другой. Теперь, когда пограничники открывали мой паспорт, то от удивления теряли фуражки. Насчет половины стоявших в паспорте печатей я и сам не был уверен, что точно знаю, на каких это языках.
Все бы хорошо, да только со временем ты забываешь, какой именно мир является настоящим. Три с половиной года. Больше десяти процентов моей жизни. Прежде я всерьез думал о карьере и нормальной семейной жизни. О том, чтобы завести детей… Проводить вечера перед телевизором… Ничего этого так и не случилось. Последние три с половиной года домой я заскакивал, только чтобы переодеться. Зато я научился за полчаса отыскивать в любом городе континента самый дешевый отель.
Три недели назад редакторша позвонила и произнесла слово «Сомалиленд». Она объяснила, где забирать билеты, а когда я положил трубку, жена тоже решила мне кое-что объяснить. Если мне так уж хочется, я могу сгонять в свою Африку еще разок, сказала она. Но дальше мне придется выбирать: если в моем заграничном паспорте появится еще хоть один штамп о пересечении границы, то сразу после него в общегражданский паспорт я получу отметку о разводе.
— Понимаешь?
— Да.
— Извини, если это звучит как ультиматум. Но иначе ты бы не услышал.
— Да. Я все понимаю. Это ты извини.
— И что ты решил?
Мы сидели на кухне. Кухня была куплена на гонорары, которые мне платило агентство. Найдется ли еще желающий платить мне столько же? Редакторша переводила мне неплохие деньги, хотя, если честно, дело было совсем не в деньгах. На самом деле я просто привык к этой жизни. Мне не хотелось ничего в ней менять. Но жена сказала, что хочет быть со мной. Все время, а не только три дня в месяц. И я сказал об этих ее словах иностранной редакторше. В общем, Сомалиленд был последним. Пришло время возвращаться домой, и я возвращался.
Доехав до аэропорта, я выкурил сигарету и подумал, что и хорошо. Дома меня ждет жена, и на первое время это вполне прокатит за смысл. А дальше будет видно.
3
Маршрут у меня был причудливым. С тремя пересадками, ночевкой в аэропорту и долгими-долгими муторными перелетами. Зато выходило почти в полтора раза дешевле, чем прямой рейс.
Совсем ночью, пролетев в полной темноте над священными городами Меккой и Мединой, самолет приземлился в Дубае. Документы у входа в аэропорт проверял чернокожий пограничник. Форма у него была очень красивая: темно-синий мундир с аксельбантами плюс ботинки ослепительного красного цвета.
Стыковка была не самая удачная: в аэропорту мне предстояло провести всю ночь — больше восьми часов. Я погулял по бесконечным залам. Сесть было негде. Рюкзак обрывал плечо. В самом дальнем уголке аэропорта я отыскал место потише, лег за креслами прямо на пол и тут же уснул.
Несколько раз я просыпался и переворачивался на другой бок. Лежать на жестком полу было неудобно. Во сне я инстинктивно трогал нагрудный карман, в котором лежали телефон и паспорт. Уже под утро мне приснилась девочка-школьница, с которой когда-то я впервые в жизни попробовал поцеловаться. Я снова был тинейджером и, неудобно изогнувшись, лежал рядом с ней на чужом диване. Волосы девочки снова невыносимо пахли чем-то горьким.
Дело происходило дома у нашего общего приятеля. Ее и моего одноклассника. Утром парень позвонил и пригласил заглянуть в гости. У каких-то незнакомых мне меломанов он раздобыл магнитофонную кассету с модной музыкой и звал послушать. А зачем к нему зашла та девочка с подружкой, я не знаю. Звали ее Юля. Уже тогда она носила такую клетчатую юбочку, как пятнадцать лет спустя станут носить девушки из группы «Тату». В школе она сидела на три парты впереди меня. Во время уроков я иногда рассматривал ее затылок. У Юли были светлые волосы. Сзади на шее они закручивались в белые загогулинки. Разглядыванием белого затылка все и ограничивалось. До этого, за все время учебы в школе, я, по-моему, ни разу с ней даже не поговорил. Даже о чем-нибудь вроде домашних заданий. А теперь в квартире приятеля нас оказалось ровно четверо… Я, он, Юля с подружкой… И для начала мы сели послушать музыку.
На кассете было записано сразу несколько хитов той осени. Особенно всем понравилась песня группы «Динамик» про серый капюшон. Мы послушали ее несколько раз подряд, а потом приятель увел подружку куда-то в глубь квартиры и мы остались с Юлей одни. Я понятия не имел, что делают в таких ситуациях. Прежде я никогда не оказывался в таких ситуациях. Честно сказать, одноклассницы не обращали на меня внимания, а других девушек тогда еще у меня не было. Но приятель увел подружку, а лидер «Динамика», длинноволосый и некрасивый певец Кузьмин, пятый раз подряд спел про то, как зябко ему под осенним дождем, и в подоконник приятелевых окон и вправду бился мелкий дождичек… в Петербурге он шел уже тогда… и ни на секунду не прекратился с тех пор до сегодняшнего дня… В общем, Юля очень быстро оказалась лежащей на диване, а я лежал рядом и первый раз в жизни пытался целоваться.
Детство кончалось. Честно сказать, для меня оно кончилось уже давно. Внутри меня лопались нарывы, рубцы от которых не могут зажить там и до сих пор. Я разглядывал Юлино лицо, жизнь приоткрывала свою изнанку, а Кузьмин, сбиваясь, все повторял: подойди поближе, я слегка продрог… еще ближе, а? Девочкино тело я прижимал к себе, но совсем уж тесно прижимать немного боялся, потому что в этом случае Юля наверняка отпихнула бы мои руки, резко встала бы с дивана, ушла, и все бы кончилось. Поэтому я всего лишь тихонько, слегка-слегка касался губами ее лица. А она смотрела на меня, гладила мои волосы, зажмуривалась, что-то шептала… Вытягивала губы… касалась моих губ… сама. Будто я и вправду был ей нужен. Чем еще мы тогда занимались, я помню не очень. Зато песню — просто отлично. После второго куплета там есть такой проигрыш, от которого я и до сих пор покрываюсь мурашками и сразу же чувствую в воздухе запах дешевого советского шампуня, которым девочка-школьница по имени Юля в то утро вымыла свои светлые волосы.
Собственно, это мне и приснилось в дубайском аэропорту: проигрыш старой песни и горький запах. Не знаю, в чем здесь дело. По детству я совершенно не ностальгирую. И снова стать тинейджером совсем не хотел бы. Тем не менее когда сон ушел и я сообразил, что лицом зарываюсь не в волосы семиклассницы, а всего лишь в собственный пахнущий грязью и дымом рюкзак, то ощущение было — будто меня лишили чего-то хорошего. Того, что не должно было проходить мимо. Открывать глаза после этого мне совсем не хотелось.
4
Утром в запутанных коридорах аэропорта я отыскал кофейню «Starbucks». Бармен сказал, что сомалийские деньги не примет ни по какому курсу, зато если я стану платить в долларах, то сдачу он выдаст тоже в долларах. Эспрессо был обжигающим. За столиками вокруг сидели женщины в паранджах. В голове еще вертелся кусочек сна. Я подумал, что, может быть, так, в виде тощей недоцелованной девочки, мое подсознание показывает родину, на которую я возвращаюсь?
Потом объявили посадку. Лететь предстояло больше пяти часов. Рейс выполняла смешная арабская авиакомпания. Стюардессы носили платки-хиджабы, а когда пассажирам показывали ролик на тему, что делать в экстренных ситуациях, то главным героем там был небритый тип в длинной белой арабской рубахе и вязаной мусульманской шапочке.
Я сел ближе к иллюминатору. Облаков снизу почти не было. Мир выглядел как карта себя самого. Можно было разглядеть побережье Средиземного моря и Кавказ. Я бывал чуть ли не в каждом государстве, над которым мы пролетали. Но совсем этим не гордился. За последние три с половиной года я подробно осмотрел чертову прорву мест, о существовании которых нормальный человек даже и не подозревает. Зато все, что связано с жизнью дома, я пропустил. Не видел ни одной громкой киноновинки. Не послушал ни одного модного шлягера. Не участвовал в выборах президента, не следил ни за одним скандалом и был не в курсе того, о чем сегодня принято говорить в приличном обществе. Мимо прошла целая эпоха. Впрочем, теперь, когда вернусь, все, наверное, получится наверстать.
