Грегуар Поле - Неспящий Мадрид
— Ты кончила, я могу перевернуть страницу?
Исаскун с коротким негромким смешком машинально заправляет за ухо свои белокурые волосы. «Próxima Estación „Колом“».
— Извини.
— Нет, ничего страшного, честное слово, ты знаешь эту книжку?
Исаскун отвечает что-то не означающее ни да, ни нет. Снова заправляет за ухо белокурую прядь, которая и выбиться-то не успела, а Филипп Куврер смотрит на девушку так, будто давно знает:
— Ты читала?
— Нет.
— Если хочешь, дам тебе почитать.
Исаскун, сама не зная, согласие это или отказ:
— Очень приятно, нет.
— Скажешь мне свое мнение. Это очень занятная книга, очень, очень занятная.
Исаскун берет протянутую книгу и повторяет вместо благодарности:
— Нет, спасибо, очень приятно.
— Это книга восемьдесят восьмого года. Ничего лучше в Испании не написано после «La Colmena»[7].
— Я знаю, но не читала.
— Гойтисоло?
— Нет, «La Colmena». Это Села, нобелевского лауреата?
— Точно. Это тебе тоже надо прочесть, потрясающая книга.
— Я о ней слышала.
— Короткая пауза грозит прервать разговор, возникший на пустом месте. Исаскун опускает глаза, смотрит на часы, заправляет волосы за ухо и отважно продолжает:
— Ты из Мадрида? Испанец?
— Я живу здесь, но я француз.
— А говоришь так чисто!
— Но ты же сразу поняла, что я иностранец?
— Нет, это из-за твоих светлых волос.
— Ну, ты-то тоже…
Механический голос заглушает конец фразы.
— «Серрано», мне выходить.
Исаскун отвечает:
— Я выхожу на «Гойя».
— Скажешь мне потом, как тебе это!
Филипп Куврер выходит из поезда. Звонок, двери закрываются. Исаскун поспешно добавляет:
— Как я тебе ее верну?
С платформы, через головы пассажиров, Филипп Куврер кричит: «Там написано мое имя!» Двери уже закрылись, и Исаскун не слышит, что адрес и телефон тоже. Но она открывает книгу и видит на первой странице нацарапанные карандашом все координаты. В окно уходящего поезда она делает знак: да, нашла. И Филипп Куврер видит это, бегом догоняя поезд по платформе. Огни с грохотом скрываются в темном туннеле.
V
Светлая волнистая шевелюра, черный шарф на шее, серое в елочку пальто, из-под которого видны светлые брюки, силуэт Филиппа Куврера вновь появляется, ступенька за ступенькой, на улице. Лавируя и толкаясь на запруженном людьми тротуаре, Филипп Куврер идет вверх по Серрано до угла Айяла и заходит в книжный магазин «Корте Инглес». Остановившись у буквы G стеллажа «Narrativa española е hispano-americana»[8], он обозревает стиснутые и припорошенные складской пылью два десятка книг Гарсиа Маркеса — вот кто деньги гребет лопатой! — семь Альмудены Грандес[9], четыре Гельбенсу[10], много других и ни одной Гойтисоло — нет даже «Возмездия графа дона Хулиана». Филипп Куврер окликает продавца в форменной одежде:
— «Добродетели одинокой птицы» — у вас больше нет?
— А на полке смотрели?
— Там нет.
— Значит, больше нет. Это какого года?
— Восемьдесят восьмого.
— Слишком старая.
Филипп Куврер нервно озирается:
— Я вижу здесь Сервантеса, вижу Кеведо, вижу Тирсо де Молину. У вас есть Флобер, Бальзак, Шекспир, Гете! Посмотрите, вот, вот, это что такое: Анастасио Панталеон де Рибера, серия «Забытые имена»! А восемьдесят восьмой год для вас старо!
— Вы издеваетесь надо мной?
— Я работаю над этой книгой, это мой хлеб.
— Можно ее заказать.
— Сколько времени это займет?
— От семи до десяти дней, зависит от распространителя. Какое издательство?
— Черт, черт, черт! Десять дней, это каменный век какой-то!
— Будьте добры, повежливей…
— Но вы понимаете…
— Ничего я не понимаю, идите вы, знаете куда…
— Черт!
Рядом с ним на столике высится стопка рекламируемых новинок; на глаза попадается обложка: «Шесть жен». Он смахивает на пол пеструю кипу и, круто развернувшись, взметнув полы пальто, широко шагает к выходу. Вслед несется брань продавца, в предощущении чего-то нехорошего замирают на миг покупатели и отмирают от сердитых и, как всегда, любопытных голосов продавщиц:
— Pero ¿qué pasa, José Antonio?[11]
— Псих, свалил все на пол.
Филипп Куврер, не помня себя от гнева, переходит Айяла, визжат шины такси, истошно гудит клаксон. Он покрывает его в ответ.
Провожаемый еще несколько метров удивленными, неодобрительными взглядами и шепотком прохожих, Филипп Куврер продолжает рассекать тротуар быстрыми, размашистыми шагами. У поворота на авеню Хуан Браво на светофоре горит красный. Он снисходит: останавливается.
На другой стороне у «зебры» перехода кудрявый ребенок в форменном фартучке держит за руку нарядно одетую бабушку, которая несет маленький портфель, сине-красно-зеленый, с наклейками крошечные привидения и воздушный шарик. Рядом с ребенком какой-то мужчина, явно не спортсмен, но в спортивном костюме, держится за поводок дога. Ребенок и собака — которая намного выше его — смотрят друг на друга и ведут что-то вроде дружеской беседы, веселой и задушевной.
На светофоре загорается зеленый. Филипп Куврер пересекается с бабушкой, ребенком, собакой и мужчиной на поводке. Добравшись до тротуара, он сворачивает направо, понимает, что свою улицу давно прошел, и возвращается по Хуан Браво уже спокойным, непринужденным шагом, вдыхая белый осенний воздух, поглядывая на витрины, доигрывая в кармане бумажкой, каким-то проспектом, подсунутым Бог знает кем, когда, он не помнит, и где не помнит тоже: «ЧАСЫ ЛУЧШИХ МАРОК. НАШИ ЦЕНЫ ВАС ПРИЯТНО УДИВЯТ». Филипп сворачивает проспект в трубочку и дует в нее.
Загорается зеленый свет, и светофоры верещат для слепых с энергией швейцарской кукушки, преследуемой горной коровой. Филипп Куврер улыбается. Почти 18 часов.
VI
Свет уже меняется, чуть слабеет, атмосфера стала не такой напряженной, и серые ленты тротуаров, блестящие бока машин, фонари, цепочками восклицательных знаков сбегающие по длинным параллельным улицам к парку Ретиро, вывески, которые, точно звезды, кажется, начинают одерживать верх над солнечным светом, девушки в плиссированных юбочках, возвращающиеся из школы, чтобы переодеться по моде, большие цветочные клумбы, желтые короба почтовых ящиков, разинутые урны на столбиках все как будто становится мягче и ближе. На шум моторов и телефонные разговоры прохожих накладывается отрывистый гул зависшего в небе вертолета, который наблюдает Бог весть за чем, одновременно происходящим где-то еще в городе. 18 часов.
В просторном холле без окон дома 67 на калье[12] Лагаска, за деревянной конторкой, читая газету и покачиваясь время от времени на стуле у стены с пронумерованными ящичками, Антонио, швейцар, курит черный табак и что-то бормочет сквозь зубы. Прямо над конторкой наклеены на стену фотографии его жены и двух дочек, открытка из Италии и памятная карточка «Реала», чемпиона Лиги. В развернутой перед ним газете правая страница целиком занята большой картинкой, черно-белой, изображающей молодую роскошно одетую женщину таким крупным планом, что виден только кусок от крыльев носа до начала груди. Рот ее приоткрыт без улыбки, обнаженные плечи выступают из вечернего платья, тонкую, вытянутую, великолепную шею в центре картинки обвивает ожерелье из жемчужин причудливой формы. Подпись внизу страницы гласит:
БОЛЬШЕ НИКТО
НЕ УПРЕКНЕТ ВАС
В ОТСУТСТВИИ СЛУХА
Wethel and Klime
Слуховые аппараты
Конфиденциальность и эффективность.
Обращайтесь к нам.
Индивидуальный подход к каждому клиенту.
Слева география страницы делится на заголовки и колонки:
ЕВРОПА
Мадрид превышает на 8 пунктов
европейские нормы загазованности
INTRA-MUROS[13]
АВАРИЯ В ЭЛЕКТРОСЕТИ
Авария в электросети, парализовавшая вчера вечером центр города, носила криминальный характер…
РАБОТЫ
«ТЕЛЕФОНИКИ»
Из-за работ компании «Телефоника» будет перекрыто больше чем на неделю движение по улице Фуэнкарраль…
ПРОИСШЕСТВИЯ
МУЖЧИНА БРОСИЛСЯ ПОД АВТОБУС
Трагическое происшествие вчера вечером на Глорьета Бильбао, Мадрид. Около 23.15 Висенте Гонсалес, водитель автобуса, следующего по 21-му маршруту, увидел мужчину внезапно бросившегося под колеса. Гонсалес вывернул руль и резко затормозил, однако избежать трагедии не удалось; двое пассажиров доставлены в больницу с легкими травмами (что дает повод вновь поднять вопрос, обсуждавшийся в предыдущем правительстве, о ремнях безопасности в общественном транспорте). Пострадавший скончался на месте. Документов при нем не обнаружено. Одежда и гигиеническое состояние тела, по словам полиции, позволяют предположить, что это был бродяга.
