Харлан Эллисон - Василиск
Тогда передовой отряд немедленно переместили на другую позицию, а туда послали военную разведку. Место было немедленно огорожено, ввели строжайшую секретность; а от единственного солдата противника, оставшегося в живых — того, с разлагающимся лицом — успели узнать, прежде чем он умер, что Лестиг все рассказал. Лестига отправили санитарным вертолетом в полевой госпиталь, оттуда в Сайгон, а дальше, через Токио, в Сан-Диего — где было решено предать младшего капрала военно-полевому суду за предательство и сговор с врагом. Дело привлекло внимание газет, но суд проходил за закрытыми дверями. Однако прошло довольно много времени, Лестига оправдали, ему даже выплатили солидную компенсацию за потерю ноги и зрения. Он снова отправился в госпиталь, где провел одиннадцать месяцев, там ему даже удалось в некотором смысле вновь обрести зрение, хотя теперь он был вынужден носить темные очки.
После этого Верной Лестиг отправился домой в Канзас.
Между Сиракузами и Гарден-Сити, сидя у забрызганного дорожной грязью окна призрачного поезда, медленно продвигающегося по плоским степям Канзаса, Лестиг бездумно смотрел в окно.
— Эй, вы капрал Лестиг?
Вернон Лестиг тряхнул головой и увидел в окне привидение. Обернулся — перед ним возник разносчик с подносом, на котором лежали бутерброды, плитки шоколада, освежающие напитки, на груди разносчика висела сумка со свежими газетами.
— Нет, благодарю, — сказал Лестиг, отказываясь от всего сразу.
— Скажите, вы ведь тот самый капрал Лестиг?.. Разносчик развернул одну из газет и быстро заглянул в нее. — Да, конечно, вот здесь. Видите?
Лестиг просмотрел почти все газеты, но эта была местной. Он начал искать мелочь.
— Сколько с меня?
— Десять центов. — На лице разносчика промелькнуло удивление, которое тут же сменилось улыбкой. — Вы так давно здесь не были, что успели забыть, сколько стоит газета, да?
Лестиг дал ему две монетки по пять центов и, быстро отвернувшись к окну, развернул газету. Прочитал заметку. Это был тяжелый удар. Нашел упоминание о редакционной статье. Перевернул несколько страниц, прочитал, что было написано в статье. Люди возмущены, говорилось там. Довольно тайных процессов. Мы должны посмотреть в лицо своим военным преступлениям. Заговор правительства и военных. Хватит нянчиться и возвеличивать предателей и убийц, говорилось в редакционной статье.
Лестиг выпустил газету из рук, и она медленно соскользнула на пол.
— Тебя следовало расстрелять, если хочешь знать мое мнение! — Разносчик, не закончив фразу, устремился к выходу из вагона.
Лестиг даже не повернулся в его сторону. И сквозь темные очки, защищавшие больные глаза, он видел слишком хорошо. Подумал о долгих месяцах слепоты, снова вспомнил о том, что делали с ним в той хижине, и засомневался: может, было бы лучше, если бы зрение к нему так и не вернулось.
Дорога на Рок-Айленд была отличной дорогой, как раз по ней ему и следовало ехать. Домой. Неожиданно все окутал туман — теперь такое происходило с ним довольно часто, — словно улучшение зрения носило временный характер, запасной генератор периодически включался, чтобы поддерживать его, а пoтом выключался, когда нагрузка становилась слишком большой. Через некоторое время свет и зрение вернулись. Но все равно землю обволакивала серая дымка.
Где-то в ином месте, окутанное иной дымкой, огромное чудище сидело на задних лапах, от его изукрашенной самоцветами шкуры исходил хроматический свет, в лапе оно что-то держало. Из мягких подушечек — черных лун — торчали блистающие когти. Оно наблюдало, дышало, дожидаясь, пока зрение Лестига прояснится.
В Уичито Верной Лестиг взял напрокат автомобиль и поехал в Графтон, до которого оставалось шестьдесят пять миль. Поезда в этом городке больше не останавливались. Железнодорожное движение в Канзасе постепенно сходило на нет.
Лестиг вел машину в мертвой тишине. Не стал включать радио. Ничего не напевал себе под нос, не кашлял, ехал, устремив взгляд вперед, не замечая холмов и долин, мимо которых проезжал, так было покончено с мифом о плоском, как доска, Канзасе. Лестиг вел машину, словно человек, который, обладай он воображением, мог бы представить себя черепахой, неотвратимо влекомой к соленому морю.
Он ехал параллельно линии песчаных холмов, идущих вдоль южной части Арканзаса, свернул на шоссе номер 96 возле Элмера, ниже Хатчинсона, потом на юг, на семнадцатое шоссе. Он три года не ездил по этим дорогам, а кроме того, все это время не плавал и не катался на велосипеде. Если ты чему-то научился, это уже на всю жизнь.
Как Тереза.
Или дом. Невозможно забыть.
Или хижина.
А еще запах, там. Невозможно забыть.
Лестиг пересек северную развилку и свернул на запад, на шоссе номер 17, возле водохранилища Чейни. Он въехал в Графтон, когда начали спускаться сумерки, кровавый нарыв солнца медленно катился в сторону холмов. Пустынные здания заброшенного цинкового рудника, закрытого вот уже двенадцать лет, торчали на фоне неба, словно растопыренные черные пальцы гигантской руки, поднятой над ближайшими холмами.
Лестиг объехал монумент в честь павших солдат и матросов, единственным украшением которого была полоса, выложенная ракушками. Ветер полоскал флаг над мэрией, и еще один — над почтой.
Становилось темно. Он включил фары и габаритные огни. Странное дело — дымка перед глазами придавала уверенности, словно защищая от земли, одновременно знакомой и чужой.
Магазины на Фитч-стрит были закрыты, однако реклама над шатром кинотеатра «Утопия» горела ярко, а возле будочки, где продавались билеты, собралась небольшая толпа. Лестиг притормозил в надежде увидеть знакомое лицо, и люди начали на него глазеть. Парнишка, которого он не узнал, показал на него пальцем и повернулся к своим друзьям. В заднее зеркало Лестиг заметил, как двое из них вышли из очереди и направились в соседний магазин, где продавались сласти. Он проехал через деловую часть города и повернул к своему дому.
Включил дальний свет, но даже мощные фары не смогли разогнать туман, сквозь который он продвигался вперед. Если бы Верной Лестиг обладал даром фантазии, он мог бы предположить, что видит свой мир глазами какого-то чужеродного, невиданного существа. Однако он никогда не обладал развитым воображением,
Дом, в котором его семья прожила шестнадцать лет, был совершенно пуст.
На воротах висела табличка: «ПРОДАЕТСЯ». Лужайка перед домом заросла сорняками. Кто-то спилил росший во дворе дуб; падая, дерево сломало часть лестницы, ведущей наверх.
Лестиг пробрался внутрь через угольную кучу, сваленную за домом, обследовал каждую комнату на первом и втором этажах. Дело продвигалось медленно: он ходил, опираясь на алюминиевый костыль, а перед глазами висела тусклая пелена. Его родные покинули дом в спешке — мать, отец и Неола. В шкафах, забившись в угол, словно испуганные зверьки, висели пальто и куртки. Пустые картонные коробки валялись на полу в кухне, в одной из них Лестиг нашел чашку с отбитой ручкой. Заслонки в камине остались открытыми, и дождь превратил пепел в черную густую пасту. В кухне на полке стояла банка с черносмородиновым вареньем, покрытым плесенью. Повсюду лежал толстый слой пыли.
Лестиг коснулся разорванной занавески на окне в гостиной и в тот же миг заметил фары машин, сворачивающих на подъездную дорожку к дому. Три из них остановились одна за другой, бампер к бамперу. Еще две — у въезда, свет их фар залил гостиную бледным сиянием. Открылись двери.
Лестиг быстро отодвинулся от окна и присел.
В свете фар перемещались темные тени, казалось, незваные гости не могут принять никакого решения и о чем-то спорят. Наконец один из них отошел в сторону, в руке у него что-то блеснуло; удар тяжелого гаечного ключа по окну, звон бьющегося стекла.
— Лестиг, вонючий ублюдок, а ну выходи!
Верной Лестиг неуклюже, но бесшумно проковылял через гостиную в кухню и начал спускаться по лестнице в подвал. Он был достаточно осторожен и поэтому оставил открытым окно, выходящее на угольную кучу… через узкую щель было видно, что там кто-то стоит. Они окружили весь дом. Под ногой хрустнул уголь.
Тогда Лестиг бесшумно прикрыл окно и повернулся к лестнице, ему не хотелось, чтобы его поймали в подвале. Сверху снова послышался звон бьющегося стекла.
Неловко, цепляясь за перила, он стал подниматься по лестнице, сейчас костыль был совершенно бесполезен, впрочем, Лестиг перемещался довольно быстро и вскоре оказался на верхнем этаже. Тут была комната его родителей; он открыл дверь и вошел. Застекленная дверь покосилась и держалась только на одной петле. Отсюда можно было спуститься вниз по пожарной лестнице. Лестиг сделал первый шаг, стараясь не наступать на те ступеньки, которые сломали ветки упавшего дуба. Внимательно посмотрел вниз, вдоль стены, но там никого не было видно. Вцепившись одной рукой в перила, бросил костыль в темноту, перекинул тело на другую сторону лестницы, крепко сжал бедрами один из шестов, на которых крепилась лестница — он много раз спускался вниз именно таким образом, когда был маленьким мальчиком, чтобы поиграть с приятелями после того, как его уложили в постель.
