Александр Лернет-Холения - Барон Багге
На мгновение Багге умолк и посмотрел перед собой в пустоту, затем он продолжал:
26 февраля, около полудня, эскадрон подняли по тревоге и вручили приказ: в качестве разведотряда выступить впереди дивизиона и армии и провести разведку в северном направлении. Так как, отступая на юг, наши войска оторвались от противника, на участке между нами и горами неприятельские позиции были теперь неизвестны. Одновременно и в других полках каждый эскадрон получил приказ выдвинуться с разведкой вперед, в сторону Карпат, — на некотором расстоянии друг от друга. Дивизион должен был следовать за ними. В действительности, когда мы сели на лошадей, равнина вокруг Токая кишела различными воинскими частями, которые возвращались со своих зимних квартир и собирались вместе. На расстоянии отдельные всадники выглядели как маленькие, сужающиеся треугольники, и от красных рейтуз снежное поле казалось забрызганным капельками крови. Словно отдаленное пение петухов, ветер доносил едва слышные звуки труб.
Когда мы выступили, таяло, и несколько солнечных лучей, словно наклоненные струи искрящейся меди, изливались на равнину. Затем солнце снова скрылось, и я его не видел уже до конца похода. Наступили сумерки. И одновременно несколько похолодало. Тонкие полосы тумана протянулись над застывшими болотами и над рекой Бодрог. Облака стали пушистыми, черно-синего цвета. Нам казалось, что скоро пойдет снег.
Эскадрон, оставив свой обоз и кухню, с поклажей, провиантом и фуражом, начал передвигаться по дороге на Шарошпатак и вскоре миновал отрезок пути у подножия склона, покрытого виноградниками, где располагался командир дивизиона фельдмаршал-лейтенант фон Куланд цу Кольб со своим штабом. Бросался в глаза ярко-красный цвет седельных ремней и подкладки его распахнутой шинели. На его шее висел значительный орден. Штаб выглядел обихоженным, и пряжки конной амуниции блестели.
Позади линии фронта, до самой Шаторалья-Уджели, где мы оказались около четырех часов пополудни, марш прошел без происшествий, хотя дорога была запружена артиллерией и военным снаряжением. Теперь мы подошли к бесконечному переднему краю обороны, протянувшемуся с востока на запад, где наскоро окопалась наша пехота, и хотя здесь считали, что неприятеля еще не видно, все же он мог появиться перед нами в любой момент нашего продвижения вперед. Мы выслали передовой патруль и фланговые охранения и перемахнули через позиции пехоты. Внизу, в окопах, солдатам выдавали ужин, прибыли походные кухни, и пахло дымом и кофе.
Пехотинцы, пропуская нас, отодвинули в сторону рогатки, после чего мы продолжили наш путь. Люди на выставленных полевых караулах молча смотрели на нас, когда мы, одетые и вооруженные в духе давно прошедших времен, скакали в неизвестность, но все вскоре осталось позади, и только большие стаи ворон, громко крича, взлетали над пустынной прифронтовой полосой. По левую руку все еще тянулись холмы и бурые склоны с виноградниками. По правую — заснеженная равнина с торчащими то здесь, то там колодезными журавцами. Справа, вдали, мы все еще видели небольшой потухший вулкан.
К одному из таких вулканов мы подошли около пяти часов вечера. Он выглядел как усеченный конус высотой около двухсот локтей и походил на небольшой кратер где-нибудь на Луне. Вокруг было пусто. Мы не видели ни деревень, ни людей. Дорога, которая до сих пор шла вдоль железнодорожной насыпи, теперь повернула вправо. Начало смеркаться. Бурые следы колес, по которым мы шли на рысях, потерялись в неизвестности. Севернее, в снежных облаках, сами, как облака, во мгле исчезли Карпаты.
Наше дальнейшее продвижение замедлилось, причем само по себе; лошади тихо посапывали и вдруг понеслись, как если бы они боялись прикасаться подковами к земле и наступать на что-то, что могло подпрыгнуть и напасть на нас. И вообще нам следовало бы теперь остановиться, вместо того чтобы в темноте продолжать движение неизвестно куда. Патрули и разведотряды ночью должны останавливаться, поскольку они не могут вести успешную разведку. Однако Землер не приказал ничего подобного. Он даже ни разу не обернулся, и мы все еще видели перед собой согбенные спины — самого Землера и его трубача; и они оба продолжали двигаться вперед. Передовой патруль вскоре едва можно было различить. Он скользил перед нами, как подразделение конных призраков, как тени над снегом. Поднялся легкий ветер и подул нам в лицо. Странно, что у него был сладковатый запах, — но не запах снега, а спертый запах непроветренного жилья и дровяного дыма, и мне показалось, хотя тогда я, собственно, ничего не мог представить, — мне показалось, что это был запах смерти, или, по крайней мере, нечто подобное.
Однако причину этого мне скоро довелось увидеть самому. Передовые патрульные внезапно на мгновение остановились, издали предупредительный крик и подскочили с карабинами в руках к одинокому дереву. Под деревом стояли три человека. То есть это издали выглядело так, как если бы они стояли. Но когда мы приблизились, то увидели, что они повешены.
Они висели один возле другого на толстом горизонтальном суку, и казалось, что они касаются ногами земли. В действительности они земли не касались, и ветер легко их покачивал туда-сюда. При этом сук тихо поскрипывал. Должно быть, их умертвили несколько дней назад, и они висели уже при теплой погоде, так как от них исходил противный сладковатый запах, тот самый, который мы уже почувствовали раньше. Вероятно, это были шпионы и их повесили при отступлении. Руки у них были связаны за спиной, головы висели наклонно, и на лицах застыло идиотское выражение; на нас косились полуоткрытые глаза. Вообще-то фигуры приобрели некий обрюзгший, аморфный вид, пропорции странно изменились, и выглядело это так, как если бы одежду небрежно набили соломой, — как птичьи пугала. Башмаков или сапог на них не было; может быть, кто-то их снял и унес. Лисы уже начали отгрызать у них ноги. У каждого на груди виднелся прикрепленный листок бумаги, где что-то было написано. Гамильтон чиркнул спичкой и осветил надписи. Там действительно было написано, что это "собачьи предатели".
Между тем эскадрон собрался вокруг дерева, и при мерцающем свете спички Гамильтона все смотрели на убитых. Под раскидистыми сучьями поместилось много лошадей, — как под крышей манежа. Однако через мгновение Землер погнал передовой патруль жестом руки вперед, эскадрон оттеснился назад, перестроился и снова поскакал рысью за ротмистром.
Между тем наступила глубокая ночь, и справа, к дороге, приблизились холмы, по всей видимости, покрытые виноградниками. Продолжать движение, как того хотел Землер, было бы совершенно безответственно. В этой местности мы запросто могли попасть в засаду, и она всем нам могла бы стоить жизни. На это я обратил внимание Гамильтона и спросил его, не нужно ли указать Землеру на его безответственные действия. Однако Гамильтон по-английски пробормотал, что мы сами не можем остановить дурака, и если по нам откроют огонь, ему все равно придется повернуть назад.
Так мы продолжали двигаться дальше при постоянном легком шуме и звяканье оружия и снаряжения. Вдали завыла собака, ей ответила вторая, и затем некоторое время выло сразу несколько собак. Вероятно, мы проезжали мимо деревень, но мы их не видели. Лишь иногда появлялись какие-то огни, но они быстро пропадали.
Мы вообще не знали, где мы находимся, так как единственная карта, которая у нас была, хранилась у Землера. Мы лишь заметили, что справа от нас холмы снова отступили назад — Ночь тоже несколько посветлела, возможно, за облаками появилась луна. Однако нам пришлось еще ехать около полутора часов, прежде чем мы достигли Текетеребеша. Здесь Землер наконец решился ночевать. Но могла возникнуть щекотливая ситуация, и на следующее утро мы проснулись бы бок о бок с русскими, если бы они тоже заночевали здесь. Ведь о более подробном осмотре довольно обширной местности нечего было и думать, и нам пришлось удовлетвориться лишь конным патрулированием места нашего ночлега, в то время как нам самим пришлось вступать на деревенскую улицу под угрозой того, что из всех домов могли открыть беглый огонь. К тому же теперь мы передвигались почти вслепую, поскольку из большинства окон, где не было занавесок, струился свет, и он нас сильно ослеплял, и мы даже не знали, куда нас несут лошади; и действительно, Землер вместо того чтобы перевести эскадрон через ручей, пересекающий деревню, по мосту, повел эскадрон рядом с ним, прямо по замерзшему ручью, то есть по льду. Однако когда нас услышали местные жители, в основном венгерские крестьяне-виноделы, они вышли из домов и окружили нас, выкрикивая патриотические приветствия. Везде слышались темпераментные возгласы, все больше людей выходило на улицу, мужчины жестикулировали, женщины и девушки улыбались и протягивали нам сосуды с вином прямо в седла. От шумящей вокруг толпы исходил душный запах — как бывает в цирке. Говорили, что русских не видно. В этой местности, кроме венгров, жило много славян, и очень может быть, некоторые могли бы нас предать. Во всяком случае, мы ночевали с усиленным охранением. Лошади оставались под седлами, а рядовой состав спал, не раздеваясь, и при оружии. Разрешалось лишь повзводно переседлывать лошадей или ослаблять подпруги.
