Ника Муратова - Эсса
– Тебе хорошо жилось у тети?
Смеется:
– Да.
– Это они заплатили за твое образование?
– Нет, мать с отцом посылали денег до девятого класса, а потом миссионеры спонсировали.
– Так тебе сколько лет-то?
– Восемнадцать.
– Правда? – Я недоверчиво окинула его взглядом. – А я думала пятнадцать – шестнадцать.
Засмеялся.
– То есть тетя и ее муж даже не платили за твое образование?
– Нет. Я много болел в детстве, почти все время болел. И мать решила, что, может быть, мне будет лучше у тети, в ее семье, что их место для меня плохое, раз я болею.
– Это ей кто-то посоветовал?
– Наверное. Может, марабу[1] сказал, что мне там плохо.
– А у тети тебе стало лучше?
Опять смеется:
– Не помню. Говорят, лучше. Сейчас не болею же!
Я окинула его взглядом. Ну да, не болеет. Но худой, как палка. Откормить его, что ли, за эти несколько недель. От меня не убудет, а он хоть чуть-чуть подкожного жира нарастит. Даже мускулов у него почти не видно. Ноги крепкие, а руки – тонкие. Даже странно. Нехарактерно для местного парня.
– Знаешь, Эсса, ты не обижайся, но я никак не могу понять этот ваш обычай. Особенно в твоем случае. Может, я и не права, но мне кажется, приемная мать никогда не станет относиться к ребенку как к родному. Всегда будет разница между своими и приемными. Ну, скажи, так ведь?
Кивнул. Уже без улыбки:
– Да, всегда будет разница.
– Ты это ощущал?
Поджал губы.
– Эсса, ты злишься на мать? Ну, вот за то, что она так поступила, отдала тебя?
– Нет.
Решительно ответил, не задумываясь.
– Почему я должен злиться? Это наш обычай, так принято. Она сделала то, что должна была. И она помогала мне всю жизнь.
И с чего это я решила играть в психолога и копаться в его прошлом? Зачем задаю такие вопросы? Это не облегчит ему жизнь. Его детство уже позади. Теперь у него другой этап.
– Ладно, Эсса, не обижайся. Не обиделся?
– Нет.
Улыбнулся во весь рот.
– У меня тут вашего жареного риса осталась целая кастрюля. Хочешь?
Недоверчиво посмотрел на меня. Потом кивнул.
– Тогда возьми сам, в холодильнике. Только кастрюлю потом вымой. Я пошла работать.
Пока я читала свои бумаги, краем глаза все же наблюдала за Эссой. Он разогрел рис на плите, немного испуганно включая газовую горелку. Потом поел руками прямо из кастрюли и старательно вымыл кастрюлю, выскребая каждую прилипшую рисинку. Затем оглянулся, прошелся по комнатам.
– Я немного уберусь, мадам?
– Здесь убирали уже.
– Но пыльно. Я сделаю лучше. В отелях плохо убираются, не для себя ведь. Вон сколько пыли оставили. Как будто никогда не убирались вообще.
Он взял тряпку и тщательно и очень медленно стал вытирать пыль на всех полках, осторожно приподнимая предметы. Он меня отвлекал, я не могла сосредоточиться.
– Эсса, хватит мельтешить. И так все чисто.
Он расстроился. Испугался, что я недовольна.
– Хорошо, мадам.
Убрал тряпку в шкаф.
– Может, помыть машину?
– Она в офисе. Сядь где-нибудь. А еще лучше иди домой. Придешь завтра.
Эсса кивнул и еще оглядел комнату. Лицо его просветлело.
– А можно я на рынок схожу, мадам? Куплю фруктов?
– Это хорошая идея. Я тебе дам денег, но у меня только евро, ты разменяй на рынке сам.
– Нет проблем, мадам!
Он чуть ли не вприпрыжку побежал на улицу, радостный, что нашел себе дело. Откуда такое подобострастие, даже удивительно. Он не был похож на других зиганшорцев. И все рассказы о хитроватых, ленивых африканцах совершенно не подходили ему.
В тишине работать было легче. Я начала писать вступительную часть отчета, отмечая те места, где информация отсутствовала или была недостаточной. Мне придется встретиться с некоторыми представителями власти, чтобы восполнить эти пробелы. Список получался внушительным, но все же я надеялась уложиться в срок. Через два часа я подняла голову и увидела, что Эсса вернулся. С корзиной ярких фруктов, аромат которых немедленно заполнил всю комнату. Я уже успела устать от писанины и была рада отвлечься.
– Какая красота! Спасибо, Эсса!
Он радостно улыбался.
– Я сейчас все разложу, мадам, не беспокойтесь.
– Да подожди ты. Пойдем, прогуляемся. Мне надо купить кофе, и я проголодалась.
Было уже время обеда, Эсса-то съел пряный рис с мясом и не ощущал голода, а я как раз очень проголодалась.
– Я могу готовить, мадам. Мне что-то приготовить? Я могу пожарить что-нибудь. В холодильнике есть продукты?
– Ой, нет, Эсса! В этой маленькой кухне что-то готовить? Все мои вещи и постель пропахнут специями и маслом, спасибо! Лучше пойдем, посмотрим, что на улице творится.
Он кивнул, но удивился. Скорее всего, он просто не понял, что же плохого в том, что одежда пропахнет ароматами еды, ведь что может быть лучше запаха еды для бедняка?
Погода стояла не очень жаркая, и гулять было приятно. Голову не сжимало обручем духоты, дул свежий ветерок, и Эсса семенил за мной, не отставая ни на шаг.
Мы вышли к реке. Я остановилась, наблюдая, как одни женщины стирали белье в реке, другие набирали ведра воды и уносили с собой, а дети купались. Около реки было куда оживленнее, чем на улицах. Подплывали рыбацкие лодки, качались на волнах около берега, женщины вытаскивали рыбу из сетей и раскладывали по ведрам, чтобы нести потом на продажу. Рыбаки, серьезные и молчаливые, лишь изредка выкрикивали что-то, собирая сети назад в лодку. Несколько женщин в грязных платьях и цветастых платках на голове жарили рыбу в темном масле прямо у берега; из хижин неподалеку доносился запах коптилен.
Эсса подобрал длинную палку и принялся ножом затачивать ее конец.
– А почему город так называется? Это что-то значит на местном языке?
– Не на местном, на португальском. Cheguei e choram, что значит «я пришел, и они заплакали».
– Откуда ты знаешь?
– В школе проходили.
– Довольно странное название.
– Просто, когда первые португальские торговцы пришли в город, местные решили, что их всех теперь увезут в качестве рабов.
– И заплакали?
– Наверное. Кто же хочет стать рабом.
– Но ведь колонизаторами Сенегала были французы.
– Это потом. Сначала, как и в соседней Гвинее-Бисау, португальцы.
Он поднял голову, оторвавшись от затачивания палки.
– Зачем тебе эта палка, Эсса?
– Мы пойдем ловить рыбу.
– Палкой?
– Да. Мы пойдем туда, где мелководье, там можно и палкой поймать.
– Нам что, ужинать нечем?
Эсса улыбнулся:
– Вы же сами сказали.
– Я могу купить рыбу у торговок.
– Но так же интереснее!
Мы немного спустились вниз по реке, подальше от оживленного места на берегу, и Эсса привел меня в место, где река загибалась и в месте изгиба образовывалась небольшая заводь, тихая и прозрачная.
– Вот здесь хорошо ловить. Ее видно, она из общего течения выплывает иногда, прямо под палку!
– Ты не в первый раз здесь, да, Эсса?
– Конечно. – В его словах звучала гордость. – Я часто ловлю рыбку. Я хороший рыбак, если бы у меня была своя лодка, я мог бы ловить много рыбы и продавать. И заработал бы много денег, ни от кого не зависел бы. Но лодка стоит дорого, я никогда не заработаю на нее.
Он вошел в воду, наклонился и принялся высматривать рыбу. Я осталась на берегу, уселась на песке и гадала, как долго я выдержу нашу рыбалку. В животе урчало, и хотя я не хотела обижать мальчишку, но долго сидеть так не смогла бы. Неожиданно Эсса напрягся, взмахнул палкой и резко воткнул ее в воду. Когда он ее вытащил, на конце извивалась серебристая плоская рыба.
– Поймал! Есть!
Он вышел на берег, воткнул палку с рыбой в песок и стал скакать вокруг на одной ноге, прихлопывая в ладоши. Ну самый настоящий подросток, обыкновенный ребенок!
– Эсса, на сегодня нам ведь хватит, правда? Отдадим ее девочкам, пусть приготовят нам что-нибудь.
– Нет, нет! Мы ее зажарим! Это будет лучше всего, мадам.
Мы вернулись к рынку на берегу, и Эсса попросил одну из женщин зажарить рыбу. Масло в казанке выглядело отвратительно, его использовали, наверное, со дня основания города, оно потемнело и ужасно воняло. Когда мы присели на бордюре какого-то банка и принялись разделывать рыбку на пакете, я смогла заставить себя проглотить только маленький кусочек. Эсса же, словно и не заметил ничего, проворно съел все остальное, аккуратно сложив кости.
– Мадам не понравилось? – спросил он в конце.
– Нет. Просто очень питательно. Я так много не осилю.
Я улыбнулась, и мы пошли в отель. По дороге я купила в чистой забегаловке при крупном отеле пиццу. Эсса ничего не сказал, но когда мы пришли в отель, попробовал лишь кусочек и отказался.
– Что, не нравится? – спросила я.
– Нравится. Просто я уже сыт, мой живот полон рыбой.
Лукавец. Даже глазом не моргнул. «Один-один, о вкусах не спорят», – подумала я.
Эсса остался ночевать в комнате охранников. С того дня он вообще не уходил домой, так и жил под моим боком, каждую секунду ожидая зова, в полной готовности помочь. Иногда я разрешала ему смотреть телевизор в моем номере или читать книги. В один из таких дней я пыталась собрать воедино все собранные кусочки заметок, копаясь в статистике и сравнительном анализе. Эсса еще не ушел. Он сидел на диване и читал какую-то книгу. Время от времени мне приходилось прятать улыбку, отводя взгляд от его сосредоточенного лица с приоткрытым ртом, словно он увидел в учебнике что-то совершенно невообразимое.