Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

Но от тел остаются тени, с ними можно разговаривать, их можно любить, их не стоит бояться.

А призрака матери я боюсь. Ведь не исключено, что и в этой своей новой жизни она опять бросит меня, оставив одного, как это уже сделала много лет назад.

Умерла она в день моего рождения, а не виделись до этого мы восемь лет. Не скрою: она болела. Но когда я предложил ей перебраться в тот город, где живу, то услышал очередное высокомерное «нет». И опять где-то в самой глубине моей души, если, конечно, она существует, душа, что-то заныло. Какая-то утраченная и погребенная под минувшими тысячелетиями, там, где нет ни ада, ни рая, ни даже чистилища, чистая субстанция, божественный кристалл любви.

Только об этом я пытаюсь не думать…

Ну а призрак моей собаки…

Это совсем другая история. Как сказал один уже ушедший поэт, мужчина выбирает собаку этически, а женщину эстетически. Кавычки не нужны, цитата по памяти.

Я рад, когда он приходит ко мне. Что во сне, что наяву. Незримо бежит рядом со мной по улице. Поднимает лапу у еще не рухнувшего тополя. Лежит у ног, когда я смотрю телевизор. Иногда я слышу его лай. Не предсмертный, когда это был уже утробный, умоляющий об уходе вой, а тот радостный лай, которым он встречал меня, еще только зашедшего в подъезд. Не знаю, поймете ли вы меня, но если у вас был именно такой друг, то да, вы меня поймете!

Поначалу он приходил ко мне постоянно. Отгонял лаем призрак матери и устраивался рядом. Наверное, беспокоился обо мне. Частенько, сидя за столом, я ловил себя на невольном движении, когда вдруг отламывал кусочек и пытался накормить им воздух. И тогда я начинал выть, не стесняясь ни слез, ни соседей. В кресле, которое он так любил при жизни, постоянно ощущалось его присутствие. Но пришел день, когда он вдруг не вернулся домой ночевать.

И я понял, что он даровал мне свободу, хотя и пообещал навещать.

Последний раз это было несколько дней назад. Во сне. Я оказался в странном, никогда до этого не виданном месте. На берегу моря, по которому бежала лунная дорожка. Спал не только я, спали и яхты, пришвартованные к пирсу. А еще был берег, узкая полоса пляжа и высокие, черные, почти скрытые наступающей ночью холмы.

Я и сейчас могу пересказать все, что было потом. Сон закончился, слишком уж реально плескалось море у пирса, я чувствовал его запах, да еще какую-то томящую сладость, веющую с холмов. И внезапно из темноты появился мой пес. Он позволил положить себе руку на лобастую голову, а потом растворился в направлении горизонта, оставив послевкусие внезапно привалившего счастья да попытку осознать, существует ли это место на самом деле.

Где любимые призраки оживают, а значит, ты опять начинаешь жить своей жизнью и видеть в ней смысл.

2. Смысл жизни

Я стоял на мосту и смотрел, как счастливые люди удят рыбу. У них точно был смысл жизни: выловить в этой вонючей воде, покрытой переливающимися мазутными, бензиновыми и нефтяными пятнами, нечто живое, с плавниками, жабрами и хвостом.

Именно что живое. Рыбами назвать этих мутантов трудно, хотя на первый взгляд внешнее сходство полное. Но мне почему-то кажется, что в реке, протекающей по нашему городу, если кого и можно выловить, то лишь абсолютно непригодных в пищу маленьких монстров. По мосту за моей спиной проезжали трамваи. Машины толклись в постоянно возникающей пробке. Люди с удочками внизу пусть и занимались странным делом, но пребывали в каком-то другом измерении. Освещенные солнцем деревья, желтая, красная, восхитительная в своей осенней ущербности листва. Воздух необыкновенно прозрачен, ни следа от тумана, что висел над городом два дня подряд.

А еще через пару дней начнутся дожди. Потом снег. Река покроется льдом, мутанты зароются в ил.

— Твоя беда, что ты не позитивен! — сказал мне полчаса назад Влад, провожая меня до дверей своего кабинета. — Тебе надо побольше положительных эмоций, сходи хоть в парк, погуляй, это рядом!

Влад — врач.

Он слишком фактурен для своей специализации. Рост под два метра, вес под сто килограммов, такие бывают или хирургами, или патологоанатомами, а Влад всего лишь психотерапевт.

Мы познакомились с ним на площадке для выгула собак. Поначалу, пока наши кобели были юны, мы выходили в одно и то же время и мило общались, если, конечно, не было проливного дождя. Потом, когда псы подросли и начали грызться, мы просто начали время от времени ходить друг к другу в гости. Потом наши псы оставили нас, но мы давно уже дружили сами по себе, и вчера, промаявшись очередную бессонную ночь до самого утра, я позвонил ему и попросился на прием.

Я рассказал ему, что перестал спать и что мне кажется, будто живу за замерзшим стеклом. Независимо от того, что на улице: лето, зима, весна, осень.

— Оно все время замерзшее, знаешь, как в самые лютые морозы! — сказал я. А потом вдруг вспомнил ощущение неприснившегося сна и преследующих меня призраков пса и матери. Шторы в кабинете были плотно задернуты, Влад разлил по малюсеньким чашечкам какой-то экзотический восточный чай.

— Ты живешь в иллюзорном мире! — сказал он мне. — Эти твои тени, призраки, будущие сны… Проще говоря, у тебя нет мотивации.

— Не понял, — честно ответил я.

— Все просто. — Влад утопил чашечку в своей здоровущей ладони и продолжил: — Ты потерял смысл жизни.

Я засмеялся. В первый раз за долгое время. На самом деле: сидят два взрослых мужчины, обоим уже за сорок, и один с умным видом объясняет другому, что тот потерял смысл жизни. Видимо, сейчас меня станут учить, как его найти.

— Ты когда дочитал в последний раз хоть один роман до конца? Ты вообще давно открывал книгу? — внезапно спросил Влад.

Я задумался.

Если понимать под словом «книга» не что-то функциональное или развлекающее, а всерьез заставляющее тебя сопереживать героям и жить их жизнью, то очень давно. И дело не в том, что мне некогда. Не хочется. Любая хорошая книга, как сейчас принято говорить, «грузит», а мне хватает и своих внутренних заморочек.

— А какой фильм ты смотрел вчера?

Игра становится увлекательной. Вчера я смотрел какой-то сериал. Лежал на диване и пялился в телевизор. Я не помню ни названия, ни актеров. Могу лишь сказать, что там стреляли, но сейчас стреляют в половине сериалов. Во второй половине рыдают, те я не смотрю.

Влад рисует на листе бумаге, лежащем перед ним. Он допил свой чай, пустая чашечка стоит перед ним на столе.

Мне хочется рассказать ему про хюзюн, про это томящее и не отпускающее где-то в самой глубине тебя чувство, когда кажется, что некогда ты знал что-то очень важное, наполняющее все вокруг щедростью, любовью и состраданием. Но внезапно это исчезло, остались выжженная пустыня, поваленный лес, все те же руины, по которым гулко разносятся твои шаги.

Я делаю последний глоток из чашечки-наперстка, странный, горьковатый привкус, освежающий душу и нёбо.

— Музыка… — продолжает Влад, все так же терзая лист бумаги формата A4. — Ты слушаешь музыку?

Было время, когда я слушал ее часами. Более того, жизнь определялась исполнителями и мелодиями. До сих пор у меня пылится множество дисков, остались даже виниловые, хотя сам проигрыватель давно упокоился на ближайшей помойке. Иногда я беру с полки какой-нибудь из них, смотрю на обложку и пытаюсь вспомнить, что мне говорят картинка и название. Но память безмолвствует, она не хочет просыпаться.

— На работе…

— На работе все в порядке! — бодро рапортую я, с тоской думая, что завтра мне надо снова тащиться в офис. А если начальник опять придет с телефоном, где звонком поставлен государственный гимн, то мне захочется написать заявление и положить ему на стол, хотя понятно, что я этого не сделаю.

— Вот я и говорю, — продолжает Влад, смотря куда-то на стену поверх моей головы, — смысл… Ты утратил смысл…

— Только не советуй мне взять отпуск и отдохнуть, — внезапно взрываюсь я, — это не поможет!

— Не поможет, — соглашается Влад, — хотя мне вот помогает!

Я знаю, что ему это помогает. У Влада есть своя слабость, раз, а то и дважды в год он ездит в Юго-Восточную Азию. Отключает все телефоны, забывает про всех пациентов. Ныряет в океане, ездит по джунглям. Может, что делает еще, меня он не уведомляет, но я знаю, что ему там хорошо. Это его рецепт. Он как-то сказал мне, что там он счастлив как нигде.

Замечательное слово, «нигде». Я вот счастлив именно что нигде, хотя я и не был именно что нигде, пара выездов на невнятные курорты не в счет, но мне и не хочется…

— Тебе надо избавиться от прошлого! — внезапно очень уверенно говорит Влад. — Убежать от себя, в конце концов, ты можешь влюбиться…

Я опять начинаю смеяться. Влюбиться? В мои сорок два? Когда жизнь если и не подходит к концу, то явно перевалила за половину и кто знает, сколько вообще осталось?

— Смени образ жизни, — продолжает Влад, — не сиди дома, ты в гости к кому ходишь?