Елена Колядина - Кто стрелял в президента
Щипцы неожиданно засияли в свете люминесцентного светильника. Любовь разглядела блестящую металлическую лысину. Она сразу захотела спросить, зачем, собственно, щипцы пробрались в тело Надежды Клавдиевны? Но не успела. Издали стремительно надвигался палец.
«Вот он, вот он! — возбуждено закричала Любовь. — Держите! Сейчас узнаем, чей».
«И узнавать нечего — Эллы Самуиловны палец, — удаляясь, выкрикнули щипцы. — Сейчас мы с ней пробную тракцию производить будем».
Щипцы акушерские принадлежали к славной когорте революционных рабочих — борцов за мир и идеалы коммунизма. «Старая гвардия! — любили подчеркнуть они. — Прибыли по ленинскому призыву. Пятьдесят тысяч коммунистов — в народные родовые пути». Отражая в автобиографиях социальное происхождение и путь в революцию, щипцы неизменно сообщали: «Из беднейших пролетарских рабочих: отец — кузнечные щипцы Путиловского завода, мать — слесарные пассатижи Балтийской судоверфи». На самом деле — щипцы это тщательно скрывали, — происхождение их в классовом разрезе было очень и очень сомнительным: бабка по отцовской линии служила щипцами для колки сахара в чайной купца Сырова, дед — щипцами для завивки волос. Были в роду Forseps obstetrica маникюрные щипчики, и даже — страшно сказать — серебряные щипцы для устриц, на протяжении более трехсот лет верой и правдой сервировавшие стол фамилии Чемберленов. Путь накопления богатства Чемберленов был неправым, политым кровью шотландского народа, и зиждился на эксплуататорской теории классового верховенства аристократии над ремесленниками и крестьянами, вернее — их женами. Шотландский врач Чемберлен еще в начале 16 века обладал щипцами, призванными для скорого разрешения затянувшихся родов. Но использовал их исключительно в целях личного обогащения. Устройство инструмента многие поколения Чемберленов хранили в строжайшей тайне, а применяли его лишь для вспомоществования богатым роженицам. Таким образом, история Forseps obstetrica была обагрена кровью и страданиями простых шотландских тружениц.
В России щипцы акушерские впервые наложил профессор Московского университета Эразмус в 1765 году, но пользоваться ими также могли лишь представители правящего класса. Надо ли говорить, что щипцы тщательно скрывали эти позорные факты своего происхождения и, опасаясь обвинений в пособничестве, сразу приняли революцию. Но поскольку при этом щипцам очень не хотелось быть брошенными в ее горнило и извлекать головки плодов революционных страстей матросов мятежного Кронштадта, они предпочли чемоданчик красного профессора Красовского, пользовавшего красную же профессуру и студентов московского рабоче-крестьянского университета. Именно в общежитии университета у щипцов было больше всего работы. В один только 1923 год там народились больше трех десятков мальчиков и девочек. Имена новорожденным давали на комсомольском собрании — чтоб никаких Розалий и Генрихов, а, наоборот, отражение темпов индустриализации и достижений молодой революционной науки. Семеро мальчиков стали Электронами.
Один из них, Электрон Кимович, стал впоследствии учеником профессора Красовского и привез щипцы в Вологодскую область, в роддом небольшого городка на берегу Белого озера, где в преддверии Первомая тужилась разрешиться от бремени любви Надежда Клавдиевна Зефирова.
Но если происхождение щипцам удалось скрыть сравнительно легко, то внешность… Внешне наши щипцы состояли из двух ветвей, называемых — боже мой! — браншами, которые в середине перекрещивались друг с другом. Каждый бранш имел ложку с вырезанным оконцем, призванную захватывать головку советского младенца. Если один бранш, к счастью, назывался «левым», то со вторым была беда — «правый». Правый! «Кто там шагает правой?» Каждый раз, заслышав этот вопрос, щипцы сжимались от страха, боясь быть обвиненными в оппортунизме. Бранши замыкались с помощью замка и своим продолжением составляли рукоятку. Между замком и рукояткой пучились боковые выступы, называвшиеся крючками Буша. Все это — изящная упадническая прорезь ложек в буржуазном стиле «модерн», благородный блеск, а особенно бранши и буши, — угнетало новое революционное сознание щипцов своей старой прогнившей сущностью. Не прибавляла оптимизма и фамилия — «щипцы Симпсона». С такой фамилией даже к сочувствующим не примкнешь, не говоря уж о том, чтобы влиться во фланг активных революционеров с соответствующей величины продовольственной пайкой. Нужно было что-то делать. Но что? Как ни странно, выручила щипцы партия, вернее, ее правая рука — комсомол.
В 1926 году щипцы в сопровождении профессора Красовского прибыли на извозчике в упомянутое общежитие московского рабоче-крестьянского университета. Проходя по темной и вонючей — наследие царизма, коммунальной вагине общежития, профессор споткнулся, пытаясь удержать равновесие, взмахнул саквояжем и одновременно вскрикнул, очевидно, на латыни. Чемоданчик раззявил рот, и щипцы вылетели на пол. Они очнулись под порогом приоткрытой двери, за которой шумели.
«Комсомольское собрание», — догадались щипцы.
Ячейка бурно обсуждала задачи, поставленные в резолюции бюро ЦК ВЛКСМ «По вопросу о борьбе с антисемитизмом».
— За последнее время наблюдается усиление антисемитских настроений среди различных слоев молодежи, особенно несоюзной! — с возмущением сообщил председатель первичной ячейки Карп, вскорости ставший Кимом.
Собравшиеся загалдели.
— Национальность — это пережиток! Возьмем товарища Дзержинского!.. — страстно выкрикнул комсомолец в вязаном шарфе.
— Товарищи, товарищи! Давайте возьмем другого товарища, — поспешно предложил Карп.
— Хорошо. Возьмем товарища Луначарского, комиссара народного просвещения. Нет, лучше Мейерхольда возьмем. Тоже не русская баба какая-нибудь Яга товарища режиссера родила, так что теперь — стрелять его? А Карл Маркс? Давайте Маркса — к стенке? Это смешно, товарищи.
Все засмеялись.
— Руководство комсомола провозгласило решительную борьбу с проявлениями антисемитизма среди молодежи как одну из первоочередных задач союза! — громко и твердо заверил Карп. — Кто «за»?
Щипцы, к тому времени уже найденные и поднятые профессором Красовским, равно как и сам профессор, заслышав единогласное «за» против проявлений антисемитизма несоюзной молодежью, с тревогой поняли: Симпсонам и Брашам придется туго. А если начнутся перегибы? Или того паче — головокружение от успехов, кампанейщина? Не попадутся ли под горячую руку и Красовские?
Спешно приняв с помощью щипцов головку очередного Электрона, профессор Красовский помчался домой, где прямо от двустворчатых дверей засел за научно-революционную работу «Об усовершенствовании акушерских щипцов Симпсона». Через неделю труд был представлен на суд коллег, членов подкомиссии по упорядочению родов. Концепцией изыскания профессора стал план революционной агитации и пропаганды, а так же ленинский указ об увековечении памяти выдающихся деятелей мирового революционного движения. В соответствии с ними щипцы Симпсона, по мысли профессора, стали называться «Щипцами имени освобожденного рабочего класса» и состоять из «петли Ленина», «ложек Клары Цеткин» и «крючков Дзержинского».
— Головная кривизна Ленина как нельзя лучше войдет в таз и захватит головку, — увлеченно доказывал профессор, вычерчивая на доске стреловидные швы и роднички будущего младенца.
Между тем в рядах подкомиссии, с того ее края, где сидел рабочий Кандыбин, наметилось отчуждение. Как выяснилось после перерыва, профессора Красовского подвела «петля Ленина».
Вечером того же дня Карп вынул профессора из петли, перекинутой через печную вьюшку в одном из углов общежития.
— Понимаете, голубчик, — еле слышным голосом сообщил профессор, — рабочий Кандыбин усмотрел в термине «петля» аналогии с «удавкой». «Удавка Ленина», понимаете?
— Эх, товарищ Красовский, это старый мир в вас бродит, не дает обостриться классовому чутью. Ну назвали бы «петля империализма».
— Но как же, голубчик? Ведь речь идет о головках советских младенцев. Выходит, они появляются на свет благодаря усилиям империализма?
— Да, действительно, — Карп крепко задумался. — Буржуазный ревизионизм получается. Погодите-ка! А что если «петля Крупской»?
Профессор Красовский отпрянул, трагически ощупал шею в области кадыка и безнадежно разрыдался.
Карп напоил всхлипывающего профессора горячим чаем из сушеной моркови и устроил заночевать на связках решений бюро комсомольской ячейки. Решения оказались твердыми, профессор всю ночь ворочался, и к утру сам осознал, что его работа «Об усовершенствовании щипцов Симпсона» была политически незрелой и преждевременной. Сей же день, посоветовавшись с рабочим Кандыбиным, профессор Красовский переосмыслил роль и задачи щипцов, назвав их «Щипцами социализма». Работу профессор предварил воззванием: «Мир — рабочим, землю — крестьянам, родовые пути — коммунистам и комсомольцам!» Чуть было ошибкой не упомянул и пионеров, но вовремя спохватился. Щипцы ликовали, узнав, что отныне их главная задача — ускорять процесс родов с целью наименьших потерь рабочего времени работницами и служащими и их скорейшего возвращения к производительному труду. В перспективе представлялось, что доставшиеся в наследство от царизма мучительные, болезненные роды отомрут: трудовой коллектив вообще не будет ждать схваток, а каждый ребенок будет извлекаться автоматически, с помощью электрифицированных щипцов. Рабочий Кандыбин пообещал поднять вопрос о внесении в план ГОЭЛРО пункта «Скорейшая электрификация родов».
