Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!..
За время инструктажа, порою прерывая его, он сделал несколько точных ударов, что доставило ему явное удовольствие. Во всём же остальном чувствовалось, что этого щеголеватого офицера, с зелёным околышем фуражки, в начищенных до солнечных зайчиков хромовых сапогах и ладно сидящем на нём кителе, тяготит служба в крохотном гарнизоне «на краю географии». Может быть, именно поэтому даже во время своего занудного инструктажа он не столько рассказывал, сколько расспрашивал: об Иркутске, учёбе, о том, где мы уже успели побывать на практиках до нынешнего чётвертого курса…
Вывод из наших ответов он сделал всё же неожиданный.
– Семьдесят пять человек на весь Союз?! Здорово! Но учиться без девчонок – наверняка скучно. Это всё равно, что в военном училище.
Сняв фуражку и положив её на тумбочку, стоящую рядом со скошенным большим окном мансарды, он вдруг открыто улыбнулся и, поскольку официальная часть была закончена, предложил сыграть пару партий.
Потом в этом просторном промхозовском помещении мы не однажды играли с ним в бильярд, коротая время, потому что из-за непогоды вылет вертолёта задерживался. Правда, выиграть у лейтенанта никому из нас так и не удалось.
Обычно он задумчиво, молча, словно заранее вычерчивая в уме весь причудливый рисунок игры, намеливал тонкий конец полированного кия. Проверял – хорошо ли, удобно ли тот скользит по большому пальцу левой опорной руки… От этого пробного движения кия вперёд-назад мел очень мелким «снегопадом» осыпался на зелень сукна. Затем, не спеша, прикрыв левый глаз, лейтенант прицеливался… После чего раздавался короткий, как выстрел, удар. Шар стукался о шар и, провалившись в сетку лузы, замирал там очередной «добычей»…
Почти после каждого удачного «щелчка» пограничник задавал нам с Юркой какой-нибудь вопрос. Например, много ли кинотеатров в нашем городе? Ходит ли по улицам троллейбус? Хороша ли архитектура? Сколько в нём ресторанов? Где мы развлекаемся? Ходим ли на танцы? Красивы ли в Сибири девушки?
Наши ответы он слушал внимательно, не перебивая. Потом снова подходил к столу и производил точный удар. Делая это с таким решительным видом, будто в этот момент заставлял Судьбу следовать по избранному не ей, а им курсу.
А иногда наш бравый лейтенант сам ударялся в воспоминания, из коих мы узнали, что родился он в крохотной деревеньке на Урале и прожил там безвыездно до окончания школы, в последних классах которой училось лишь по нескольку человек.
В семнадцать лет, впервые покинув родной порог, Андрей поступил учиться в высшее пограничное училище, располагающееся в большом красивом приволжском городе. С прекрасной набережной, освещаемой тёплыми летними вечерами множеством ярких огней. И по этой набережной неспешно прогуливались ещё более яркие, весёлые и какие-то весенние девушки, явно выделяющие нашего героя среди его товарищей-курсантов, тоже получивших увольнительную…
Собственно, разговоры об обитательницах городка: от шестнадцати и старше – и составляли основную канву воспоминаний… И чувствовалось, что на этом «фронте» у нашего лейтенанта было немало блестящих побед. Может быть, не таких быстрых, как с нами, на бильярде, – потому что игроки мы с Юркой были, прямо говоря, – никакие, от нечего делать, – но зато куда более приятных.
После особо трудного, но красивого («Девятый от борта, в среднюю лузу») и неизменно точно выверенного удара лейтенант взбадривал себя одним-двумя глотками коньяка, налитого в гранёный стакан «на один палец». Делал он это картинно и самозабвенно, никогда не предлагая, однако, нам отведать этого напитка из заветной пятизвёздочной «капитанской» бутылки, которую извлекал из тумбочки, стоящей под широким окном, со множеством одноразмерных, небольших квадратных перегородок. Какое-то время потом лейтенант ещё стоял со стаканом в руке, на самом дне которого плескались остатки коричневато-янтарной жидкости, словно прислушиваясь к тому, что происходит у него внутри и одновременно глядя на бесконечную череду серых, чем-то отдалённо напоминающих рыбью чешую, заснеженных сопок.
Затем, поставив стакан на тумбочку рядом с бутылкой, он подходил к полочке с шарами и не спеша намеливал конец кия, готовясь к очередной непростой комбинации. «Подстав» лейтенант не любил и никогда не добивал их.
Однако ни коньяк, ни быстрые победы, похоже, не особо занимали нашего героя. В его движениях и разговорах словно ощущалась уже какая-то преждевременная старческая вялость. Судя по всему, ему не только было невыносимо скучно здесь служить, но и жить-то вообще ему было не особенно весело. Несмотря на всю его молодость и здоровье…
Может быть, это происходило оттого, что золото погон так и не обернулось, по его мнению, золотой жилой жизни…
К обеду он обычно выпивал почти полбутылки коньяка безо всякой закуски, после чего заметно грузнел, и его удары становились не так точны. Пожалуй, в такой момент мы могли бы и выиграть у лейтенанта. Но именно в такой момент он игру прекращал.
Оставшийся в бутылке коньяк убирал в тумбочку, запирая её своим ключом. А оставшийся в стакане, оттопырив мизинец, молча допивал. Затем бесцветным голосом, обращаясь к нам, говорил:
– Если завтра не улетите – приходите. Сыграем. До обеда у меня есть время.
Обычно это был сигнал – уходить. И мы с Юркой выходили на площадку деревянной лестницы, а лейтенант запирал дверь мансарды госпромхозовским ключом и вместе с нами спускался по скрипучим деревянным ступеням вниз, чтобы отдать ключ сторожу-вахтёру.
Внизу он снимал с вешалки шинель, надевал её, становясь ещё более стройным, и отправлялся в свою часть. А мы – в одну из пустующих на первом этаже комнат конторы, с плакатами, развешанными по её стенам, рассказывающими о классификации «пушной продукции», об устройстве карабина и многом другом, что считалось необходимым в любом госпромхозе.
Сейчас на полу комнаты лежали наши, скрученные в рулоны, спальные мешки, а в углу размещались пожитки, коробки, мешки и мешочки – с тем, без чего не обойтись в тайге: сухари, спички, сахар, различные крупы, оружие, боеприпасы к карабинам и малокалиберным винтовкам.
* * *«Дорога туда и дорога обратно – две разных дороги…
Дорога к цели, пусть даже неведомой ещё, – это всегда дорога надежд, ожиданий, неясных, порою – тревожных, предчувствий, пропитанных горечью расставания с близкими людьми… В самом начале пути я уже начинаю думать о дороге обратной. О возвращении, пусть не скором, но обязательно счастливом. Хотя счастливое возвращение зависит от множества удачно сложившихся обстоятельств. А проще – от фарта, как здесь говорят…
Да, удача – это именно то, что мне более всего теперь необходимо. Ведь я появлюсь почти на девственном участке тайги, который для жизни и для промысла ещё только предстоит обустроить. Надо завезти продукты, построить зимовьё, наметить и наладить путики. Обойти и изучить весь участок, запоминая кормные места, тропинки к водопою…
Правда, всем необходимым, – оформив штатным охотником пока что на один сезон, – меня снабдили в совгаванском госпромхозе. А по рассказам бывалых охотников, забредающих в те места, участок, выделенный мне, очень хорош! Говорят, что соболя, колонка, белки там – немерено. Тем более, что лет пять, как минимум, туда никто не заглядывал. От прежних же заходов там сохранилось только полуразрушенное, на скорую руку сработанное зимовье…
Одним словом, работы предстоит много. А вернуться назад, может быть, даже через полгода, мне непременно надо победителем. Чтобы в первую очередь самому себе доказать, что я чего-то стою и на что-то гожусь в этой жизни. Надо быть сильным – иначе зачем ты?
О том же, что моя разлука с Таей может растянуться и на год, стараюсь не думать. Что могу не вернуться вообще – в тайге ведь всякое случается – стараюсь даже не задумываться. Хотя мне конечно же немного тревожно отправляться в Неизведанное. Тем более, что настоящего таёжного опыта у меня, по сути дела, нет. Я ведь недоучившийся медик, но надеюсь, что любовь к Тае, природное упорство и смекалка помогут мне. Недаром же говорится, что самые блистательные победы те, которые одержаны над самим собой. Наверное, справедливо было бы добавить – и над обстоятельствами…
Но, довольно праздных рассуждений. Ведь я ещё только на полпути к цели. Не время думать об обратной дороге, грустить о Тае. Ибо всё это лишь убавляет мои силы.
Эх, Тая, Тая – знала бы ты, как мне тебя недостает… Но и представить тебя здесь, со мной, в этих первобытных условиях, я не могу. И – не хочу. Ты создана для другой – спокойной, тихой жизни. И потому – я здесь. Чтобы всё, о чём в глубине души, наверное, мечтает каждый нормальный человек, было у нас исполнимо…»
* * *В небольшом деревянном, немного вытянутом в длину одноэтажном здании местного аэропорта, когда-то покрашенного голубой краской, мы с Юркой сидели в продавленных, но всё ещё достаточно добротных, мягких, креслах «зала ожидания», рассчитанного примерно на два десятка пассажиров.
