Юля Лемеш - Убить эмо
– Тебя надо показать психиатру, – липким, осуждающим голосом постановила мама.
– Скорее – отдать в художественную школу, – заспорил папа, который тоже пришел посмотреть, чем я так громко возмущаюсь.
– Ты находишь эти каракули забавными? Еще бы. Если человек остановился в развитии на уровне детсада, то чего от него можно ожидать? Если кто‑то это увидит, то над нами все станут смеяться. Полюбуйся, – она стала тыкать в папу комиксом про то, как меня бросил парень.
То есть не меня, а нарисованную девочку. По‑настоящему, все было не так. Он меня не бросил. Он просто сказал, что я его разочаровала и лучше нам больше не встречаться. Мы тогда почти час впустую перетирали взаимные обиды, накопившиеся за три месяца.Расставанию предшествовала пора замудреного вранья. Сначала он стал реже со мной встречаться. Потом стал все время такой занятый. Короче, врал какую‑то фигню.А я думала, что у нас настоящие чувства. Он и сам поначалу так говорил. Ласковый такой и придуривался прикольно. Мне казалось, что у нас много общего. Ведь он так убедительно прикидывался эмо. Даже отощал сверх меры. Ему кто‑то сказал, что все эмо – дистрофики. Он и рад стараться.Только потом выяснилось, что он – просто хитрая лицемерная устрица. У которой только одно на уме. А я, дура, так переживала за его предыдущие неудачи с девушками. По его словам получалась, что он – просто ангел в кедах, а они – злые коварные твари.А потом до него доперло, что со мной ловить нечего, и неуклюже свалил рассказывать новой жертве про меня, типа, какая я тварь.Но про это я рисовать не буду. Как можно нарисовать такую сложную картинку, как одиночество вследствие отказа от секса?Хотя в итоге получилось как в комиксе. Ему на этот раз повезло, и он нашел себе другую, посговор‑чивее. Она носит соску и красит обгрызенные ногти в черный цвет. Шастают по тусовкам разряженные под эмо. За ручки держатся. Она смотрит на него снизу вверх, зная, что так ее глаза смотрятся как у трехлетнего ребенка при взгляде на взрослых.Надо будет при случае вернуть ему восемь значков, которые он мне подарил. Я не надеюсь, что он в ответ вернет очки, спертые мной у бабушки. Он их носит не снимая. Конечно, – настоящая роговая оправа на дороге не валяется. Не то что глупые доверчивые девочки, от которых можно запросто отказаться.Первое предательство отучило меня доверять первому впечатлению. И второму тоже. Короче, я стала крайне недоверчивая. Как проверить, что на душе у человека? Некоторые врут так убедительно! «Оскаром» им за игру. По голове. Вот аферисты, примазаться хотят. Будто эмо медом намазаны.
* * *
Пока мама копалась в моих рисунках, чтоб найти «гадость», я думала на отвлеченные темы. У меня есть друг, Танго, он дружит с Сурикатом. Который раньше был панком, а потом попытался трансформироваться в эмо.Такая фигня нездоровая из этой затеи получилась!Сурикат все доводит до крайности. Представьте себе панкеристого эмо, который из собственных эмоций сделал культ, а из прически веер папуаса, недавленого слоном. Танго тогда признал, что Суриката надо было убить в детстве, чтоб не засирал всем мозги. Сурикат, который не оставил ни одной привычки из прежней жизни, пытаясь следовать останкам своих эмоций, превратился в целенаправленного хама. Видит, к примеру, муху на какашке и обрадовано орет: «Приятного аппетита, сука!» Почему, спрашивается, сука? Быть может, даже наоборот. Кроме того, мухе от его радости ни холодно ни жарко.Или вот раз сама видела, Суриката облаяли в очереди. Мужик какой‑то. Он этому мужику не то на ногу наступил, или нечаянно в карман плюнул. За что был обозван по‑всякому. Раньше бы Сурикат не расстраивался. Его часто облаивали. И он в долгу не оставался. А теперь подумал, прочувствовал и вдруг как зарыдает! Нет, правда, натурально зарыдал. Мужик подумал немного и свалил от припадочного подальше. А тетки, что посострадательнее, дали Сурикату кто яблочко, кто конфетку‑карамельку. Он взял.От Суриката даже знакомые панки шарахались, а это я вам скажу – невероятное достижение. Как учует, что на него внимания не обращают, такие концерты закатывает. Бросается, как кобра. Его сто раз в ментовку загребали. Такая активная личность. Однажды он затосковал в вагоне метро, ему места сидячего не досталось. А тут прямо перед ним бабульки древние громко обсуждали преимущества страховки. Знаете, что он сделал?
Он им спел.
Не торопись‑пись‑пись,Приободрись‑дрись‑дрись,Мы застрахуем‑…ем, –…ем Вашу жизнь.
– Он махровый эгоист, – утверждал Танго. – Он просто чертов долбаный эгоист. Давай сагитируем его пойти в музыканты? Пускай там самовыражается, подонок.
Теперь Сурикат делает вид, что пишет стихи для песен. Типа «приободрись». А в перерывах задалбывает несчастных друзей их декламацией. И еще он постоянно женится на ком‑то. И еще – его систематически бьют. По‑честному – правильно делают. Потому что делать из эмоций культ – тупо. Ими надо просто жить.Как и у всякого живого существа, у Суриката есть и положительные черты. Сурикат никогда вас не предаст. Нервы вымотает, но в трудную минуту окажется рядом. И тогда вы поймете, что такое по‑настоящему трудная минута. И убьете Суриката из сострадания.
* * *
Моя первая реальная встреча со смертью сопровождалась пронзительным щенячьим визгом и глянцевыми вывалившимися из лопнувшего пушистого пузика кишками. Которые попали на мои туфли. Это давно случилось, лет десять назад.С той поры я очень осторожна на улице. Я смертельно боюсь попасть под машину и расплескаться кому‑то под ноги.Когда водитель грузовика специально заехал на тротуар, чтоб задавить мою собаку, я долго не могла говорить. Голос сорвала или что другое приключилось – не знаю. Какие, на хрен, эмоции, если тело в ступоре, а в голове пустота? Даже слез не было.Но когда меня бросил тот озабоченный хипушник, я была просто вне себя. Я совершенно не могла понять, почему некоторые не могут быть искренними с первой минуты знакомства. На кой фиг срать в душу? Сказал бы по‑честному: «Хочу потрахаться», – и все дела. Точнее, никаких общих дел. Думаю, среди мальчишек‑эмо таких перевертышей предостаточно. Только и слышу от подруг про разбитые сердца. Мы друг друга понимаем. Кто хоть один раз пережил такое, всегда поймет собрата по несчастью. А спустя некоторое время сообразит, что как раз все наоборот. Я хочу сказать, что иногда думаешь – трагедия века, а выясняется, что именно ее ты только что избежал. Любовь ушла, завяли помидоры, ботинки жмут, и нам не по пути. Примерно что‑то в этом роде. Причем во второй раз уже никто не страдает, а либо злится, либо пофигически шлепает дальше.
Знаете, что самое прикольное? Взрослые искренне уверены, что в нашем возрасте все трагедии надуманные и нечего убиваться после расставаний. А сами попадают в психушку, когда их горячо любимые супруги заявляют: «Я нашел другую, помоложе. Я не люблю тебя!» Большинство брошенных теток – псевдоэмо. Те, которые до конца дней не прощают. Но правильнее не киснуть и искать новую любовь. Неважно к кому или чему. Поиск лучше пустоты.Главное, понять, что отчаяние – не единственная эмоция. Есть и покруче. Если кого‑то свалила затяжная депрессия или показалось, что жить незачем – смело ищите Суриката. Через минут пятнадцать хандру как рукой снимет. Главное, не убивайте его. Он еще пригодится.
* * *
Эта «Дочечка» просто не выходит у меня из головы. Блин, не Дочечка, а кислотная муза поэзии.
Сидит Дочечка на крыше, морщит очень длинный нос,А кому какое дело, что у ней опять понос.
Словесный или унитазный. Я не понимаю какого рожна ей, этой Дочечке, надо?
* * *
– Я пошел ужинать, – папе надоело смотреть на мамины гримасы и мое несчастное лицо.
– Нет, ты останешься. Вечно ты увиливаешь от воспитания! Посмотри, она даже не соизволит реагировать на мои замечания.
Честно? Может, я не в состоянии больше минуты сосредоточенно выслушивать обидные слова. Вот мечтать могу сколько душе угодно.Что за жизнь? То тебя поучают, то не любят, то бросают, то воспитывают, то кому‑то потрахаться приспичило. И вообще, может, у меня проблемы с концентрацией. Я пока не хочу секса. Но про это я рисовать не собираюсь.По привычке усевшись на пол рядом с окном, я снизу вверх наблюдала за родителями. Мама скорчила рожу, которая означала «фу, какая мерзость». Потом рожа трансформировалась в привычное «нельзя». Как она обожает это слово!Вот ведь незадача. Если бы папин сперматозоид не прицепился к маминой яйцеклетке, то меня бы не было. Если бы эта историческая встреча случилась в другой день, то была бы не я. Быть не собой мне показалось до обидного глупо. Наверное, я вполне могла бы родиться мальчиком, или долговязой, как отец, или толстой, как мама. Хотя папа был тощим и высоким всегда, чего не скажешь в отношении мамы. Судя по фотографиям, она не всегда весила как все наше семейство вместе взятое.Танго как‑то сказал, что, когда ему хреново, он начинает жрать все, что можно переварить. Наверное, маме хреново хронически. Она, типа, хроническая хреновина. Муж отличный, двое детей, из которых один явно любимый, работа непыльная, есть от чего поплохеть, бедняжке.Листы бумаги, соскользнув с дивана, с шумом падают на пол. Сверху – история про Суриката, который однажды прикидывался геем. Та еще история. Вот Сурикат переодевается, красится и напяливает парик, вот он спешит в гей‑клуб, вот выясняется, что пришел он не туда. Точнее, туда, но во время ремонта. Вот маляры гонятся за ним с валиками для краски.Про то, как мы с Танго оттирали Суриката уайт‑спиритом, рисунков нет. Особенно запомнилось, как этот идиот возжелал перекурить и чуть не сотворил акт самосожжения. Кстати, когда я поставила на плиту чайник, то от соприкосновения огня и воздуха, пропитанного парами растворителя, возникла такая ядовитая вонь, что мы чуть не переблевались. Но про это я рисовать тоже не стала.Рисунки были почти детские по содержанию.Папа это сразу просек. Он пытался быть объективным.
– А, по‑моему, очень даже ничего. Только почему у них всех головы больше чем надо? И глаза такие непомерные?
