Владимир Кунин - Клад
Михаил поднял глаза к серому дождливому небу, подумал и выдал:
— По шесть тысяч сто девяносто два рубля шестьдесят три с дробями копейки...
— Вот видишь, Генка, даже с дробями! — с удовольствием сказал Петрович. — Очень даже неплохо! А иначе возьмут тебя за шкирятник, и «До свиданья, мама, не горюй...», а там — до встречи через пять лет.
Михаил грустно оглядел яму.
— Уродовались, уродовались... Жизнью рисковали, — потерянно произнес Генка и потрогал вспухшую губу. — «Волгу», дурак, хотел купить...
— «Запорожец» купишь, — успокоил его Петрович.
— Видал я его в гробу и в белых тапочках!
— Ну, «Жигули».
— На «жигуль» теперь не хватит.
— На «жигуль» я тебе из своих добавлю. Без процентов, с рассрочкой на пятнадцать лет. Устраивает?
— Вам же это невыгодно.
— Это мне куда выгоднее, чем потом тебе пять лет передачи носить. Михаил, цепляй трос к Генкиной лайбе. И по очереди друг дружку вытащим...
* * *Все три самосвала стояли на твердом грейдере. Михаил отцеплял буксировочный трос, Петрович отверткой соскребал с сапог налипшую грязь, а Генка бережно прижимал к груди старый китайский термос Петровича.
Генка уже оправился от потрясения, вызванного суровой необходимостью соблюдения социалистической законности, и теперь прочно взял нить разговора в свои руки:
— Итак, золото поедет с Петровичем. Петрович участник войны. Он точно знает, как нужно вести себя в боевой обстановке, а обстановка должна быть максимально приближена к боевой. Мы с Михаилом сопровождаем этот ценный груз на своих тачках, тщательно оберегая Петровича и его машину от любой нештатной ситуации.
— Это еще что такое? — спросил Михаил.
— Что угодно! Поломка, наезд на препятствие, столкновение...
— Типун тебе на язык... — Петрович суеверно трижды сплюнул.
— Петрович, вы гарантированы, что вам навстречу не попадется какой-нибудь колхозник на своем «газоне»? Он вопреки указу о мерах борьбы с этим делом, — Генка пощелкал себя по воротнику, — с вечера сильно набрался, а утром опохмелиться негде. Представляете, в каком состоянии он будет?! Опохмелиться же негде.
— Что ты... Кошмар! — проговорил Михаил. — Вот я про себя скажу...
— Погоди, — сказал Петрович. — Где золото, черт бы его побрал? Вы его в яме-то не оставили?
— Золото здесь, и я вам его торжественно вручаю при свидетелях! — Генка протянул Петровичу термос.
Петрович чуть не лопнул от возмущения и злости:
— Ты что же наделал? Чего ж ты мне термос изгадил! Не мог в тряпку какую-нибудь завернуть! Вот я тебе...
Генка отскочил на безопасное расстояние и нагло сказал:
— Спокуха, Петрович. Только без рукоприкладства, потому что впоследствии это может быть неверно истолковано соответствующими органами. Вы не трясите его, как грушу, и ничего с вашим термосом не случится. Зато никому в голову не придет, что золото в термосе.
— А кого бояться-то? — спросил Михаил.
— Не скажи. — Генка зловеще понизил голос. — Я в одном заграничном фильме видел подобную историйку. Там все это кончилось кроваво.
— Да что ты. — Михаил испуганно огляделся.
— Вот именно. Поэтому двигаться по шоссе мы будем так...
* * *Надо сказать, это было красиво! По пустынной дороге сквозь нескончаемый дождь мчались, занимая всю проезжую часть, борт о борт, три самосвала, фары их горели средь бела дня тревожно-торжественным дальним светом. Они летели вперед навстречу своему законному счастью.
Районные городки замечательны тем, что все их управленческие органы обычно сосредоточены в одном месте. Как правило, главная улица такого городка вспухает небольшой чистенькой площадью, где райком партии стоит бок о бок с исполкомом; прокуратура соседствует с райсобесом; ЗАГС примыкает к районному отделению милиции, а сберкасса и почта традиционно сосуществуют под одной крышей. Любую жгучую проблему районной важности можно разрешить буквально не сходя с места.
Три самосвала, заляпанные грязью, влетели на площадь райцентра, с ходу развернулись, сдали назад и почти одновременно затормозили напротив стоянки служебных машин.
Генка, Петрович и Михаил выпрыгнули из кабин. Через площадь протянулись невидимые враждебные нити. Местные шоферы смотрели недобрым, настороженным взглядом.
Михаил достал из кабины тяжеленный разводной ключ и демонстративно засунул его за голенище. Петрович крепче прижал к груди термос. Генка презрительно оглядел строй надраенных машин и на глазах у всех стал стаскивать с себя свои огромные сапоги.
Учрежденческие шоферы переглянулись с ухмылкой, дескать, «деревня-матушка». Однако когда Генка размотал портянки и под ними оказались роскошные «адидасы», шоферы легковых машин откровенно сглотнули слюну зависти.
— Кончай возиться, — нервно сказал Петрович Генке.
Генка выпрямился, бросил сапоги в кабину и, придав своему голосу максимально легкомысленный оттенок, спросил:
— Что, действительно идем отдавать наше золотишко?
Петрович посмотрел на него таким взглядом, что Генка тут же отступил:
— Ну, шутка такая! Шутка. Неужели не понятно? Просто полное отсутствие чувства юмора!
— Ты даешь, Генка... — испуганно сказал Михаил.
— Становись! — сказал Петрович. — Шагом марш!
— Кому сдавать-то будем? — прошептал Михаил, печатая шаг.
— Государству, — сурово ответил Петрович. — Держи ногу!
Перед ними в тесном сомкнутом строю стояли райком, исполком, райсобес, прокуратура, ЗАГС, милиция и почта со сберкассой.
— Государство — перед нами, — напряженно сказал Генка. — Страна ждет своих сыновей. Конкретней! Кому?
— Мы кто? — спросил Петрович.
— Водители, — одновременно сказали Генка и Михаил.
— Правильно! Кто для нас государство?
— Милиция, — хором ответили они.
— Правильно! Для нас с вами государство — это милиция! Значит, клад сдаем в милицию!..
— Ох, не погорячились ли мы? — покачал головой Генка.
— Не боись, Генка! — с веселой бесшабашностью воскликнул Петрович. — Ты сейчас увидишь, что будет! Корреспонденты из области саранчой налетят! Из президиумов вылезать не будем! Ты этот день на всю жизнь запомнишь. И внукам своим будешь врать, что в твоей молодости даже обыкновенные куры соловьями пели!..
У самых дверей милиции Михаил вдруг оживился, ткнул заскорузлым пальцем в термос и торопливо зашептал:
— Слушайте, мужики! А мне за это не могут там талон предупреждения поменять? А то у меня уже две просечки...
* * *В одном из кабинетов райотдела милиции восседал суровый дознаватель Генкиного возраста в форме младшего лейтенанта. Напротив него сидела запуганная старушка.
— Приметы? — вкрадчиво произнес младший лейтенант, вонзая в старушку всевидящие голубые глаза.
— Чё? — пролепетала старуха.
— Как выглядел, во что был одет?
— Дак темно ж было, ночь. А я со страху была под кроватью, притаивши...
— Что заметили, услышали?
— Сильно матерился и, видать, был очень даже выпивши...
— Это не примета. Ночью был пьяный, утром стал трезвый. И, протрезвев, мог спокойно раствориться в общей массе сознательных граждан.
— Значит, и кроликов моих теперя не сыщете?
Но тут зазвонил телефон. Младший лейтенант схватил трубку:
— Слушаюсь, товарищ майор! — Положил трубку и приказал старушке: — Выйдите в коридор. Посидите, повспоминайте. Скоро вернусь.
— А кролики?
— Я кому сказал, гражданка? Выйдите в коридор. Меня вызывает сам заместитель начальника райотдела, а вы... Давайте, давайте!..
* * *— Входи, входи, Белянчиков! — радушно пригласил младшего лейтенанта майор лет пятидесяти, чем-то неуловимо похожий на Петровича.
На майорском столе, на расстеленной газете, высилась куча золотых десятирублевиков, перемазанных землей и глиной. Тут же стоял старый китайский термос.
Петрович, Михаил и Генка сидели вдоль стены.
— Слушай, Белянчиков. Я чего тебя вызвал — почерк у тебя замечательный! Садись-ка, набросай акт приемочный.
— Слушаюсь, товарищ майор! А на что акт?
— Ты посмотри, чудо-то какое! — Майор был в восторге. — Вот товарищи из Прохоровки в поле нашего района обнаружили... Колесами самосвала, можно сказать, вырыли из земли такое богатство для всей нашей Родины!
Майор был счастлив и горд за свой район, за его людей, за себя, за всю страну.
— А чего оно все такое грязное и липкое? — без интереса оглядел кучку золота младший лейтенант.
— Ну, в земле ж, говорю, было!
— Та-а-ак... — протянул Белянчиков и посмотрел на Петровича, Михаила и Генку. — А это что у них? — Он показал на вздутую Генкину губу и заплывший глаз Петровича.
— А это... — Майор даже прослезился от веселья. — Слушай, ну, умора! Это их золотом, когда из-под колес вылетало! Представляешь себе?! Давай садись за стол, бери бумагу...
Но младший лейтенант не разделял хорошего настроения своего начальника:
