Михаил Барановский - Чужие сны

Вот я смотрю на очередь и думаю, что ведь и сто лет назад люди ожидали здесь свои вещи после концерта, только они все уже умерли – эти люди. Целая очередь отправилась на тот свет. И те, что сейчас стоят с номерками в руках, через сто лет все умрут. И тут будут стоять совсем другие люди… А музыка будет звучать одна и та же – в консерватории всегда будут играть Сен-Санса! И знаете, что я думаю: «А вот я-то не умру! Не умру и все!» Мне иногда на самом деле так кажется.

А она, ну, эта девушка, стоит и время от времени накручивает на палец прядь своих волос или изучает от нечего делать свои ногти. Меня все в ней устраивает. Вот с какой девушкой я бы хотел завести серьезные отношения. Но как их завести? Я, конечно, мог бы спросить у нее какую-нибудь ерунду типа: «Который час?» Или: «Мы с вами раньше где-то встречались? Нет, правда, мы с вами где-то встречались?»

А что дальше? Ну, что? Внешность у меня так себе, средняя, не располагает к желанию немедленно познакомиться, не выходя из очереди за вещами, несмотря на то что старушки-гардеробщицы, как нам кажется, достаточно медлительны. Чтобы меня полюбить, нужно время. Не очень много, но какое-то время все же нужно затратить, чтобы понять, какой я замечательный человек, какой у меня богатый внутренний мир и все такое. Я думаю, ко мне легко привыкнуть. Ко всему хорошему привыкаешь быстро, а отвыкаешь медленно.

И вдруг у девушки выпадает из рук номерок. Я тут же бросаюсь, чтобы его подхватить. Я сразу понимаю, что паркетный пол консерватории не остановит его стремительного падения, что его не задержит ни фундамент здания, ни земная кора, ни базальтовый слой, ни что бы там ни было еще… На моих глазах этот чертовый номерок ускользает прямиком в преисподнюю. И вот только от моей расторопности, от молниеносности моих реакций зависит всё: все тайны Вселенной, все надежды человечества на светлое будущее. А девушка, вероятно, никак не рассчитывала на такую самоотверженность со стороны совершенно незнакомого ей человека. Она предпринимает тщетную попытку спасения номерка, положившись исключительно на собственные силы. Это чрезвычайно неразумно, глупо и очень самонадеянно с ее стороны.

– Извините, – говорю, потирая ушибленный лоб и протягивая ей номерок.

А она, схватившись за свой:

– Черт, что это было?

– Я хотел вам помочь…

– Большое спасибо, – отвечает, а в голосе ни обертона благодарности.

Тем не менее я подал ей пальто, не обращая внимания на нестерпимую боль в области надбровных дуг.

– Как вас зовут?

– Ирина.

– А меня Кирилл. Я вас провожу.

– Спасибо, не надо.

– Вам понравился концерт? – завожу разговор.

– Да, – лаконично так заявляет.

Конечно, я надеялся на более развернутый ответ. В конце концов, как мне кажется, я этого вполне заслужил. Заслужил мало-мальского внимания с ее стороны.

– Знаете, – говорю, – я заметил, что вот не все музыканты играли одновременно. Некоторые подолгу сидели на сцене и вообще ничего не делали. Особенно виолончелисты и мужик с тарелками.

– С литаврами.

– Точно он. Вы тоже обратили внимание?

– Вы это серьезно?

– Конечно. Если бы я был дирижером, то непременно проследил за тем, чтобы все в полной мере отрабатывали свою зарплату.

– Они отрабатывают, – вступается за музыкантов. – Дело в том, – говорит несколько высокомерно, как мне кажется, – что, если вы заметили, музыканты играют по нотам. И у каждого есть своя партия.

– Ну, не знаю, – говорю. – В любом случае можно было бы играть погромче и прибавить басов. Но в целом мне понравилось.

– Ну и хорошо.

– Дайте мне, пожалуйста, номер вашего телефона.

– Это еще зачем?

– Я буду волноваться из-за вашего лба.

– А вы не волнуйтесь. Со мной все будет хорошо.

– Что вы! Я, наверное, даже не смогу заснуть. Буду все думать, как там ваш лоб. Может, у вас состояние аффекта, и вы поэтому ничего не чувствуете. А пройдет какое-то время, организм перестанет выделять анестезирующие вещества и еще неизвестно, чем все закончится…

– Нет у меня никакого аффекта. Спите спокойно.

– Нет, я не смогу. Дайте, пожалуйста, телефон. Я только узнаю, что у вас все хорошо, и больше звонить не буду.

– Ладно, пишите, – и диктует мне номер своего телефона.

Мы выходим на улицу. Выходим вместе из консерватории. Если бы случайный прохожий обратил на нас внимание, он бы подумал: «Вот молодые люди, возможно, муж и жена вместе выходят из консерватории. Все-таки это очень хорошо, когда между людьми существует такая духовная близость, позволяющая совместно переживать культурно-эстетическое наслаждение от прослушивания бессмертного творения Сен-Санса. Замечательно, мне бы так! Мне бы найти такую женщину, с которой я мог бы одновременно испытывать катарсис при посещении консерватории. Но я так одинок, так одинок…»

– Как вы думаете, у нас что-нибудь получится? – спрашиваю Ирину.

– В каком смысле?

– Ну, в смысле отношений, – объясняю.

– Каких еще отношений? Вы что, сумасшедший?

– Нет, я нормальный. Почему вы об этом спрашиваете?

– О каких отношениях вы говорите? С чего это вы заговорили про какие-то отношения? Мы с вами познакомились несколько минут назад. Если, конечно, это можно назвать знакомством.

– Вы знаете, у меня предчувствие. У меня сильно развита интуиция.

– Вы могли бы не ходить за мной. Меня встречает молодой человек…

– И вот еще что, пожалуйста, ничего не рассказывайте мне про своих бывших мужчин… Дело в том, что я очень… У меня хорошее воображение, и я сразу начинаю все себе представлять в деталях, во всех красках… Мне от этого становится плохо. Так что, пожалуйста, не рассказывайте мне ничего такого даже, если я вас об этом когда-нибудь сам ни попрошу. И я вам ничего не стану рассказывать о своих бывших девушках.

Она смеется:

– Вы псих, да?

– Что вы? Вовсе я не псих. У меня есть, конечно, определенные проблемы коммуникативного характера, но не более того. Я, например, долго не могу начать целоваться. Никогда не знаю, когда выбрать подходящий для этого момент. Я не очень решительный человек. Может, я, конечно, несколько преждевременно об этом заговорил…

– Явно, – говорит, – преждевременно. Я не собираюсь с вами целоваться.

– Ну, это пока. А потом… Ну, в будущем…

– Скажи, – переходит на «ты», – а ты с головой не дружишь давно или это последствия ушиба? Может, так треснулся башкой, что… Может, это у тебя сотрясение мозга? Ты бредишь!

– Шишка, конечно, будет, но вы напрасно так говорите. Мне нельзя такого говорить. Я очень мнительный, понимаете… У меня есть собака. Ну, то есть, это он – кобель. Его зовут Мухтар.

– Очень за вас рада, – говорит из вежливости, но я-то чувствую, что на самом деле она не испытывает никакой радости по поводу Мухтара.

– А у вас кто-нибудь есть? – Я специально задаю такой двусмысленный вопрос, чтобы поставить ее в неловкое положение и заставить выкручиваться.

– А у меня бегемот, – отвечает явно невпопад. – Ян! Ян! – кричит какому-то типу, выходящему из автомобиля.

Она убегает к нему, даже не простившись. А я достаю свою подзорную трубу. В пятидесятикратном увеличении вижу этого Яна – так, ничего особенного.

Он говорит по мобильному телефону:

– Какая у них ставка по кредитам? Вряд ли нас это устроит. Я думаю, что лучше расплатиться векселями… Хорошо, я перезвоню, – и тут же обращается к Ирине: – Прости, милая. Я немного задержался.

Они целуются, затем садятся в машину и уезжают. А я складываю подзорную трубу и бреду домой. По дороге я ощупываю лоб. Вернее – шишку на лбу. Стоило ли ради этого идти в консерваторию?

И вот что получается: Ирина уехала от меня с Яном, Полина укатила от меня с Аликом, а я, как всегда, один, если не считать Мухтара. Мухтар лает на потолок.

Соседи сверху опять грохочут. Что там происходит? Может быть, у них тоже облитерирующий эндартериит, им ампутировали нижние конечности, и теперь они вынуждены перекатываться по полу, чтобы добраться, скажем, до холодильника?

Я смотрю на Мухтара и думаю, что, если бы у меня был хвост, он был бы поджат.

Я уже давно ходил бы с поджатым хвостом. Да. И это было бы всем заметно. А так, без хвоста никто не знает, что у меня творится внутри. Я не могу понять, радоваться мне или переживать по поводу того, что у меня нет хвоста.

Я достаю подзорную трубу. И знаете, что я вижу благодаря этому гениальному изобретению? Я вижу, как они там целуются – Ирина и этот Ян. Одному богу известно, что бы я мог еще увидеть, если бы в этот момент у них там не зазвонил телефон.

– Да. Здравствуйте, Александр Петрович, – говорит Ян. – Да, я предложил войти пятидесяти одним процентом. Нет, мы рассчитались и по кредитам, и по лизинговым платежам, у нас все закрыто. Да, обсудим на совете директоров. Всего доброго.

Он кладет трубку и возобновляет свои любовные прелиминарии.

Внезапно Ирина вскрикивает.