Вальтер Флегель - Когда стреляют гаубицы
— Как справляетесь с обязанностями? — поинтересовался унтер–лейтенант.
— Думаю, что сейчас неплохо.
— Я лично, товарищ Хаук, придерживаюсь другого мнения, так как считаю, что с нашими солдатами нужно больше работать. Вы пока еще этого не сделали. Знаю, что работа эта тяжелая, но, как говорят, игра стоит свеч. Приглядитесь повнимательнее к солдатам. Мало у кого из них есть какие убеждения, все они или почти все еще не нашли твердой опоры. Им многое неясно, они ищут ответов на возникшие вопросы и подчас не находят их. Короче говоря, пока еще они необразованны. И наша с вами обязанность заключается в том, чтобы помочь им. Мы обоюдно воспитываем друг друга: мы — их, а они — нас с вами. Ведь живут–то они в нашей республике. И хотя у нас еще много трудностей, мы достигли и успехов. Дел у нас много, и каждый человек дорог нам.
Хауку и раньше приходилось слышать подобные советы, но сейчас ему казалось, что этот маленький, дружелюбно настроенный унтер–лейтенант говорит как–то неубедительно.
«Мне осталось служить всего–навсего полгода, — подумал, слушая его, Хаук, — и тогда прости–прощай: сяду снова на свой трактор — да и в поле. Там я покажу, на что способен, а здесь…»
— Да вы, кажется, и не слушаете меня вовсе, — произнес вдруг офицер. — О чем вы думаете?
— Ни о чем, так просто.
— Значит, сомнения мучают? Унтер–офицер молчал.
— Если вы не хотите мне помочь, если у вас в голове засела мысль о демобилизации, если не будет помощи ни от Баумана, ни от Германа, тяжелее станет не только мне одному. Думаете, на гражданке живут совсем другие люди? А как вы будете работать, если станете бригадиром? Вам только двадцать лет, и вы сможете подняться выше бригадира, но вам тоже нужно учиться.
Хаук чувствовал, как краска стыда заливает лицо. Он взглянул на офицера и подумал: «Неужели он умеет угадывать мысли на расстоянии?»
И вдруг оба почти одновременно засмеялись.
— Ну, так как? — спросил Брауэр.
Словно рухнула какая–то невидимая преграда. Хаук разоткровенничался, и они проговорили до самого отбоя.
Он стоял у окна. Утренняя заря окрасила почти безоблачное небо на горизонте. Прошло всего несколько минут, и край неба, который только что был розовым, зарделся багрянцем, будто кто–то невидимый зажег где–то далеко–далеко громадный костер. Хаук очень любил природу. Он вырос в деревне, где человек находится в непосредственном контакте с природой. Особую привязанность он питал к лесу и не понимал, как можно не любить его. Наверное, поэтому он не понимал Баумана, который, как и немногие другие, ругал Мекленбургский лес и называл жизнь в деревне скучищей.
Стоя у окна, унтер–офицер слышал ровное, спокойное дыхание товарищей. «Спят себе и не могут полюбоваться восходом солнца!» Сегодня он, выспавшийся и бодрый, встал раньше обычного. Вчерашний разговор с взводным не выходил у него из головы. Он понял, что ошибался в командире, принимая его не за того человека, каким он оказался на самом деле. Все, что советовал командир, было дельным, а времени у Хаука еще много — целых полгода.
На улице стало значительно светлее. Багрянец сменился цветом жидкого золота, и когда ослепительно яркий диск солнца показался из–за горизонта, с неба исчезли последние редкие облачка. Где–то рядом прокричал петух, напомнив Хауку о времени. Он посмотрел на часы: без четверти шесть. Пора будить всех унтер–офицеров.
* * *
Ровно в восемь часов унтер–офицер Хаук доложил командиру о готовности взвода к занятию по огневой подготовке.
Унтер–лейтенант Брауэр окинул взглядом застывших в строю солдат и приказал выкатить пушки из артпарка. Солдаты быстро и сноровисто выполнили приказ. Офицер объяснил им цель сегодняшнего задания и закончил следующими словами:
— Товарищи, мы с вами артиллеристы, а это значит, что мы должны быть в состоянии проработать у орудия в самой сложной боевой обстановке столько, сколько потребуется. Обслуживание орудия в боевой обстановке — дело трудное и кроме умения требует от солдата хорошей физической подготовки. На нас, артиллеристов, надеется матушка–пехота, надеются танкисты и представители других родов войск, считая нас богами войны. Они лежат в окопах в нескольких километрах от нас и с нетерпением ждут, когда мы откроем огонь. А для того чтобы уметь быстро открыть огонь, и не только открыть, но еще и поразить противника, нужны сноровка и опыт, которые вы приобретаете на занятиях по огневой подготовке… А теперь — к бою!
По асфальту затопали солдатские сапоги, послышался звон металла. Последовало несколько коротких команд. Каждый из артиллеристов делал то, что ему было положено. Гаубицы были приведены в боевое положение.
— Проверить установки!
И тут офицер заметил, что у третьего орудия солдаты сняли с себя противогазы и вещмешки.
Командир взвода подозвал к себе командира орудия и спросил:
— А разве был приказ снять противогазы и вещмешки?
— Товарищ унтер–лейтенант, раньше мы всегда так делали, — ответил Герман, краснея.
— Что, по предложению солдат? Немедленно привести их в соответствующий вид!
Герман побежал к орудию, крича на ходу:
— Надеть противогазы!
Брауэр сам стал подавать команды, внимательно следя за действиями солдат.
Хаук передавал команды спокойно и отчетливо, умело использовал сигнальные флажки и молниеносно подскакивал к гаубице, если у расчета что–нибудь не ладилось.
Бауман, передавая команды, комментировал их. Это нервировало солдат, и потому Бауману приходилось довольно часто докладывать о готовности к открытию огня в числе последних.
Герман, все еще не оправившись от замечания взводного командира, метался из стороны в сторону и несколько раз докладывал о готовности раньше, чем наводчик успевал навести орудие. Некоторым новичкам казалось, что автоматы и противогазы сковывают их, и солдаты то и дело сдвигали их за спину, но там они еще больше мешали им, снова и снова сползая.
После первого часа занятий взводный подозвал к себе унтер–офицеров.
— Товарищи, чем вы мне объясните тот факт, что первое орудие действует быстрее других?
Бауман вытянулся и доложил:
— Товарищ унтер–лейтенант! Объяснить это можно тем, что расчет первого орудия целиком состоит из старослужащих солдат, а в других расчетах много новичков.
— Неверно, товарищ унтер–офицер. Приглядитесь повнимательнее к тем и другим, и вы увидите, что вашим солдатам мешают автоматы на длинных ремнях и плохо подогнанные предметы снаряжения. То же самое наблюдается у солдат второго и третьего расчетов, они–то и тянут весь взвод назад. Помогите своим солдатам как следует подогнать снаряжение!
— Сейчас, во время перерыва? — удивленно спросил Герман.
— Я вам, кажется, ясно сказал!
* * *
После четырехчасового занятия по огневой подготовке солдаты сильно устали: у них болели ноги, ныли плечи, руки, резало в глазах. Голова, казалось, раскалывалась от тяжести каски, ремни до боли врезались в плечи.
Все с облегчением вздохнули, когда Брауэр приказал закатить гаубицы в артпарк.
Унтер–офицеры подошли к командиру, который поинтересовался, как они оценивают занятия, сделал кое–какие замечания. Прежде чем распустить взвод, командир провел короткий разбор занятий, похвалив за усердие расчет первого орудия.
* * *
С самого обеда Хаука не покидало беспокойство, хотя утром его расчет действовал быстро и слаженно. Что касается действий расчета, так иначе и быть не должно. Брауэр на деле доказал, сколько энергии таится в солдатах, которых нужно только воодушевить. Не обращая внимания на язвительные замечания коллег, Хаук нервно расхаживал по комнате, размышляя, стоит ли ему перестраиваться, если до демобилизации остается всего полгода.
«А почему бы и нет: ведь я демобилизуюсь, а расчет–то останется. А за полгода многое можно сделать. Я помогу Брауэру, помогу ребятам. А почему бы и нет? Как меня воспринимают солдаты, целиком и полностью зависит от меня самого. Им нельзя только приказывать, с ними надо говорить по–человечески, их нужно узнать как следует, помочь им. Вот тогда я смогу быть довольным своей работой».
— Я сделаю это! — вырвалось у Хаука.
— Что с тобой, дорогой? — удивленно спросил его Бауман.
Ничего не ответив товарищу, Хаук вышел из комнаты.
* * *
Вечером, задолго до назначенного времени, Хаук пришел в учебный класс. Под потолком горела яркая лампочка, но в углах комнаты царил приятный полумрак.
Хаук вспомнил свое детство. Тогда вместе со своими сверстниками, деревенскими мальчишками, он отыскал среди руин уцелевший подвал, и они превратили его в свое потайное убежище. Хаук был тогда предводителем ребят, он проводил «секретные совещания» и завязывал драки с ребятами из соседней деревни. А вот сейчас он, командир отделения, сидит и ждет прихода своих подчиненных, чтобы поговорить с ними по душам. Хаук улыбнулся: тоже предводитель, но уже не такой.
