Алена Любимова - Женщина – праздник
— Зачем? От моих взглядов пятна не исчезнут. Я не волшебница. Пусть смотрит тот, кто будет чистить.
— А я думала, вы сами.
Оказывается, здесь обо мне такого высокого мнения! Считают меня всемогущей. Есть от чего возгордиться. Однако я скромно ответила:
— Для любого дела существует профессионал. Я уже договорилась. Сейчас отвезу.
— Но свадьба ведь завтра, — привалившись к мраморной колонне, подпиравшей свод внушительных размеров холла, простонала бедная Лиза.
— Вечером я твое платье верну.
Про Маринино «без никакой гарантии» я предпочла умолчать, чтобы не вызвать новой волны истерики. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Слезы у Лизы высохли.
— Спасибо большое, Глафира Филипповна. А то я уже думала, придется отменять свадьбу.
— В крайнем случае утром новое бы купили, — сказала я.
— Что вы! — возмущенно похлопала наивными голубыми глазами невеста. — Я хочу выходить замуж только в этом. Мне его два месяца в Париже на заказ шили.
Я промолчала, а про себя подумала: «Если тебе так близко и дорого именно это платье, то зачем ты его примеряла и одновременно пила кофе?» Вопрос, конечно, риторический и задавать его вслух я не собиралась. Хотя бы по той причине, что, во-первых, ответ ровным счетом ничего не менял в сложившейся ситуации, а во-вторых, уверена, Лиза своим действиям не смогла бы найти объяснения. Эта девушка, насколько мне удалось ее узнать, вообще шла по жизни, руководствуясь больше не разумом, а сиюминутными импульсами.
— Ладно. Давай платье, и я поехала. Время идет, а химчистка ждет.
— Вы уж постарайтесь, Глафира Филипповна, — глаза у невесты вернулись на мокрое место.
Маленькая химчистка, затерявшаяся во дворах на проспекте Мира, принадлежала Марине. Весь персонал состоял, собственно, из нее самой, ее помощницы и мужа помощницы. Возможно, в Москве есть химчистки и пошикарней, однако эта была единственной, которая вызывала у меня стопроцентное доверие. Марина — профессионал высокого класса. Начинала еще в государственных химчистках, затем работала в отелях, вроде «Метрополя». Словом, уж если кто и мог свести пятно, не испортив при этом вещь, то только она. Марина за свою жизнь уйму вещей перечистила. И из тончайшей кисеи, и из нежнейшей замши, и выходные платья — с аппликациями и без оных. Даже шубы она умела чистить так, что они становились как новенькие.
Над свадебным шедевром из Парижа пришлось поколдовать основательно. Слышала бы Лиза, что про нее при этом говорила Марина! Но мне важней был не процесс, а результат, который оказался блестящим. Победу над пятном Марина одержала полную и окончательную, и если сотня-другая крепких словечек в адрес невесты ей помогла, ничего не имею против.
— Сизифов труд, — забирая у меня деньги, философски заметила она. — Завтра ведь измордуют шибче сегодняшнего. Тогда привози. Снова почищу.
— Кто их знает, может, они захотят сохранить его со всеми пятнами, так сказать, на память о торжестве, — предположила я.
— А ты все равно предложи, — не сдавалась Марина. — В нашем деле лишний клиент никогда не помешает. Вот, возьми мою визитку. Отдашь им.
— Ты лучше мне счет выпиши, — напомнила я. — Мне ведь перед ними надо потом о расходах отчитываться.
— Это пожалуйста, — и Марина, заметно оживившись, добавила: — Как ты думаешь, может, еще пару цен им накинем? Себе возьмешь.
— Не наглей, — осадила ее я. — Мне и так неплохой гонорар заплатят.
— Ну что ты, Глафира, за человек, — с осуждением покачала она головой. — Никогда своей выгоды не блюдешь. Твоя честность тебя погубит.
Домой мне удалось попасть только в двенадцатом часу ночи. Скинув туфли, я с облегчением сунула гудящие ноги в тапочки и немедленно напоролась на суровый взгляд своей младшей дочери.
— Мать, где ты шляешься? — мрачным басом осведомилась она. — Тебе тут телефон оборвали.
— А на мобильный не могли позвонить? — удивилась я.
— Он у тебя не работает.
Ахнув, я начала шарить в сумке. Мобильник был мертв: аккумулятор разрядился.
— Кто хоть звонил? — заискивающе спросила я.
— Разные, — презрительно бросила Мавра, протягивая мне список из десяти фамилий.
Пробежав его взглядом, я поняла: надежда принять ванну и забраться в постель рухнула или, по крайней мере, откладывалась часа на два, в течение которых придется посидеть на телефоне. Ох, что за жизнь!
— Ты бы, мать, хотя бы, как другие нормальные бизнес-вумены, завела вторую трубу, а то все по старинке с одной скачешь, — тем временем занудно наставляла меня Мавра. — Какой уж раз тебе повторяю.
— Нет уж, — вздохнула я. — Две трубки меня совсем замучают. Вообще никакого покоя не будет.
Мавра ехидно фыркнула.
— Покоя. У тебя его и так никогда нет.
— Хватит меня пилить, — вяло попыталась я отбить нападение.
— Как же, запилишь тебя, — в том же тоне продолжила моя дорогая дочь. — Пилу затупишь.
— Слушай, я, между прочим, работала и очень устала.
— А я тут тоже не в носу ковыряла, — отрезала Мавра. — К контрольной готовилась, и еще пришлось твоим секретарем пахать. Так что, мама, с тебя причитается, — подвела она итог и величественно удалилась, захлопнув за собой дверь.
А я снова в изнеможении опустилась на пуфик в передней. Как так вышло, сама не знаю, но факт остается фактом: Мавра почему-то всегда меня воспитывает.
Со старшей дочерью, Александрой, у нас было совсем по-другому. Все роли распределялись абсолютно правильно. Я — мама, она — дочь. Я воспитывала, Сашка слушалась. И это притом что я была тогда моложе, и разница в возрасте у нас с ней гораздо меньше, нежели у меня с Маврой. Но Сашка всегда знала свое место. Теперь она уже взрослая, и мы стали скорее подружками, однако даже сейчас по отношению ко мне такого, как Мавра, она себе не позволяет.
По-моему, Мавра, едва родившись, начала воспитывать и меня, и Сашку. Всегда была такая серьезная! И даже когда еще говорить не умела, смотрела с таким укором, что я сразу понимала: давно пора поменять ей памперс, или покормить уже на целых тридцать минут опаздываю, или еще что-нибудь. В общем, она неустанно поддерживала во мне ощущение непроходящей вины и сознания, что я — никудышная мать. Если честно, я Мавру иногда даже побаиваюсь. Умеет она за малейший промах пригвоздить к позорному столбу.
Сашка мне тоже однажды призналась:
— Тебя, мать, я не боюсь. Если бы мы с тобой только вдвоем жили, запросто в свою очередь могла бы не вымыть пол, но как представлю себе, что мне Мавра по этому поводу скажет, даже умирать буду, но вымою. И как ты только умудрилась такую родить! Ни на тебя, ни на меня ведь не похожа! И, самое главное, даже на своего папочку. Может, она у тебя от кого-то другого, а?
— Сашка, не хами, — рассердилась я. — За кого ты меня принимаешь? Я никогда не изменяла ни твоему отцу, ни ее.
— Значит, в роддоме подменили, — выдвинула она другую версию. — Наверное, кто-то вовремя просек ситуацию и сбросил тебе неликвид. А нашу замечательную, добрую, тихую, скромную девочку забрали себе.
— Скажешь тоже, Сашка, — отмахнулась я.
— Нет, я точно уверена: так все и было. Думаешь это такая редкость, когда детей в роддомах подменяют?
— Да прекрати. Мавра — вылитая моя бывшая покойная свекровь.
— Тебе виднее, — пожала плечами Сашка. — Я эту твою свекровь всего два раза в жизни видела.
— И ничего не потеряла, — заверила я. — Сама бы ее с удовольствием никогда не видела.
— Кажется, она нам не особенно докучала, — заметила Саша.
— Тебе, — уточнила я. — А для меня она вечно была рядом, как незримый укор. Несчастная, брошенная мать, потерявшая сына по вине коварной жены-разлучницы!
— Ничего себе брошенная! — возмутилась Сашка. — По-моему, дядя Жека половину времени у нее пропадал. То мама болеет, то у нее плохое настроение…
— Ой, Сашка, что старое ворошить, — перебила я. — Обоих уже нету.
Она вздохнула.
— Нет, мама, ты не подумай. Против дяди Жеки я ничего не имела. Он был хороший. Только вот, мне кажется, его мамочка специально сделала так, чтобы они на даче угорели.
— Что ты несешь? — Ее слова совершенно меня потрясли.
— Правда, правда, мама. Мне и тогда так казалось. Она нарочно все это сделала, чтобы он нам не достался. Ну, понимаешь, вместе с собой забрала его на тот свет.
— Чушь. Она так любила жизнь. И себя. Если бы не тот случай, наверняка бы до ста лет дотянула и меня еще похоронила.
— А дядю Жеку действительно жалко, — с грустью произнесла Сашка.
Я ощущала его утрату гораздо сильнее дочери. Евгений был замечательным человеком и очень хорошим мужем. Пожалуй, единственным крупным Жекиным недостатком была его мама, но даже она не могла помешать моему семейному счастью. Он ведь не только Мавру, но и Сашку обожал и относился к ней как к родной дочери. Про себя вообще не говорю: на руках носил (когда эти руки не были заняты его мамой). Но я к тому времени уже достаточно набралась жизненного опыта и понимала — идеальных людей не бывает. У каждого есть какие-то недостатки. Просто одни принять можно, а другие никак нельзя. Гораздо хуже, если муж пьет, или изменяет, или сидит в казино, проигрываясь дотла. Да, Евгений не всегда был с нами, зато я всегда точно знала, где он. У мамы. И поэтому была абсолютно спокойна. Так что во всем есть свои плюсы.
