Герберт Уэллс - Отец Кристины-Альберты

— Вы не ушиблись? — спросила Мийта.

— Несколько растерялся, — ответил мистер Примби. — Особенно там, где меня задело колесо. Тут полно углов.

— Я бы упала, — сказала Мийта, — если бы вы меня не подхватили.

Мисс Хоссет успокоилась: конфликта с мистером Примби не намечалось. Видимо, он не собирался придираться к этому случаю.

— Руль совсем разболтан, — сказала она. — Вы только взгляните! Вертится как волчок. Им следовало бы отвечать за то, что они выдают в пользование подобные машины. Очень скоро та или другая даст повод для взыскания ущерба. Тогда они поостерегутся. Возмутительно, вот что я скажу.

— Теперь вам никак нельзя на нем ехать, — сказал мистер Примби.

— Да, — согласилась она. — Придется его вернуть.

Мистеру Примби ничего не оставалось, кроме как отвести машину через весь город до прокатной конторы, где мисс Хоссет сделала выговор владельцу, отказалась заплатить хоть пенс и обеспечила возвращение своего залога немногими, но точными словами. Мисс Пинки уплатила за пользование велосипедом один час. После всего этого маленькое общество числом трое не могло не сблизиться. Легкий нюанс приключения укреплял это сближение, а мистер Примби вел себя не более и не менее как законный постоялец в пансионе миссис Уичерли и завзятый курортник. Его новые знакомые были из Лондона, а он, говоря о себе, упоминал Норридж и управление недвижимостью. И так мило посмеивался над Шерингемом. Сказал, что это «очаровательнейшее захолустье с претензиями» и что всегда приятно приехать подышать морским воздухом.

— Модные курорты не в моем вкусе, — сказал мистер Примби. — Я слишком рассеян.

В последующие годы мистер Примби часто пытался вспомнить те ступени, которые привели к его браку с мисс Хоссет, но всякий раз у него возникало смутное ощущение, будто он что-то упускает. Но вот что? И в какой связи?

Вначале ничто не указывало, что он женится на мисс Хоссет. Собственно, ничто не указывало, что он женится хоть на ком-нибудь, и если бы ему на ухо шепнули слово «брак», называя возможное последствие этой встречи, он пришел бы в ужас. Он заметил, что этим девушкам его общество приятно, но звеном между ним и ими, как ему казалось, была Мийта. И вскоре к их компании присоединился четвертый, откликавшийся на имя Уилфред, и мистеру Примби мнилось, что весь вид Уилфреда и мисс Хоссет неоспоримо свидетельствует о взаимном тяготении.

Юное общество тесной группой прогуливалось по набережной, пока набережная не кончилась, а тогда они обнаружили относительно укромную нишу в невысоком обрыве и предались восторгам воздыханий; и в тот день Мийта воздыхала с мистером Примби, а Уилфред воздыхал с мисс Хоссет. И через бездну четверти столетия память мистера Примби продолжала утверждать это категорически.

Нравы и обычаи меняются от века к веку. Просвещение распространялось, утонченность росла, и мир стал достоянием молодежи более сдержанной, более умудренной или более решительной, чем ее предшественники. Воздыхания эти представляли собой безыскусное неуклюжее лапанье, весьма модное в те исчезнувшие дни — лапанье, удерживаемое в рамках приличия (если в том возникала необходимость) возгласами «будет!» и «будет же, говорю вам!» из уст барышни. Они обнимались, они целовались, они склоняли друг к другу свои глупенькие юные головы и так коротали долгое время ожидания, пока любовь не брала свое. Летние английские курорты кишмя кишели молодежью, предававшейся этим жалким, глупеньким, смешным предвкушениям любви. Мистер Примби, как стало незамедлительно ясно, был прирожденным воздыхателем.

— Так чудесно, — сказала мисс Мийта, — ну, как вы меня тискаете.

Мистер Примби еще потискал и решился чмокнуть горячее ушко.

— Да подите вы! — сказала мисс Мийта голосом, придушенным от восторга. — Эти ваши усики, они щекочутся!

Раскрасневшись от такого ободрения, помышляя о дальнейшем, мистер Примби не заметил, что ситуация между мисс Хоссет и ее Уилфредом складывалась более черная и менее удовлетворительная. Уилфред не принадлежал к типу людей, симпатичных мистеру Примби. Вопреки небрежности его одежды — серые брюки спортивного покроя, старый пестрый жилет, твидовая куртка, коричневые башмаки и светлые носки, — он, как показалось мистеру Примби, сознательно давал почувствовать свое социальное превосходство. Молодой — самый молодой в их обществе, — он доминировал над ними. Его отличали большие красные руки, большие ступни, копна буйных волос, неправильные черты лица, которые в будущем могли стать красивыми, и грубый хохот. На мистера Примби он смотрел так, будто знал о нем всю подноготную, причем довольно скверного свойства, но пока не собирался ничего предпринимать по поводу его существования на земле. Он, шепнула Мийта, студент-медик из Кембриджа, а его отец — врач, практикующий на Харли-стрит, и недавно возведен в рыцари. Воздыхал он без малейшего энтузиазма, — казалось, ему надоело воздыхать. Быть может, он воздыхал уже несколько дней, и его беседа с мисс Хоссет происходила на пониженных, но резких тонах. Он сидел, чуть отстранившись от нее, среди песка и жесткой голубоватой травы, и лицо у нее горело. Того, что они говорили, наша сплетшаяся в объятиях пара не расслышала.

— Крис и Уилфред не ладят, как мы, — тихонько сказала Мийта. — Такие глупые!

— Он, как все мужчины, — сказала Мийта. — Ну, может, кроме одного. Хотят всего, а чтобы взамен что-то — ни-ни. Даже не желает сказать, что они помолвлены, — сказала она. — Увернулся от того, чтобы познакомиться с ее отцом.

Наступила некоторая пауза, затем ласки возобновились.

— Я в вас втюрилась, — сказала Мийта. — Ну прямо втюрилась. Таких синих глаз я еще не видела. Прямо как фарфоровая чашка.

Вот так раздельно мистер Примби и его будущая супруга провели свой первый день вместе. День этот он помнил, как помнил большинство фактических событий, неясно — в обрамлении горячего песка, солнечного света, голубоватой травы и поросли маков, которые покачивали головками на фоне неистово синего неба. И затем сквозь эти ранние воспоминания на него словно прыгнула Крис Хоссет с горящими щеками и сверкающими глазами, еще увеличенными стеклами пенсне.

До этого прыжка втиснулись два-три дня. Мистер Примби в своей роли летнего приезжего в Шерингем не был обязан предъявлять фон своего социального происхождения, зато мисс Пинки представила его двум дородным благодушным тетушкам, явно предпочитавшим сидячую жизнь, в качестве молодого человека, имеющего какое-то отношение к мисс Хоссет, который спас ее от опасного падения с велосипеда, а затем он и она пили чай у родителей Крис Хоссет. Мистер Хоссет оказался очень больным человеком, на редкость толстым и раздражительным; он так и не стал прежним (каким бы прежде он ни был) после смерти единственного сына, и миссис Хоссет — энергичное тощее предупреждение о том, чем может стать ее дочь — ухаживала за ним, не покладая рук. В отличие от Крис она носила очки, а не пенсне, глаза у нее были умученные, цвет лица свинцовым, а шея тощей. На чаепитии присутствовали какой-то родственник и его жена, мистер и миссис Уиджери, которые, видимо, считали, что мистер Примби — родственник мисс Пинки. У мистера Уиджери было длинное рябое лицо и карие глаза, тусклее каких мистер Примби в жизни не видывал. Угощение никаких подвохов не таило, и мистер Примби ничем себя не уронил, слушая подробности опасностей, каким непрерывно подвергается существование мистера Хоссета из-за сердечной болезни, которыми его одолжила миссис Хоссет, и ее же сетования на тему, как тяжело и огорчительно уезжать, оставляя прачечную на попечение управляющего. На чай Уилфред не пришел. Его пригласили, а он не пришел.

Наследующий день мистер Примби встретил Уилфреда на набережной, где тот следил, как девицы плещутся в море возле купальни на колесах. Потом они вчетвером отправились погулять в поисках укромного уголка, и стало ясно, что мисс Хоссет отказывается и дальше воздыхать с Уилфредом. Стало ясно, что между Крис и Уилфридом все дошло до точки кипения. На обратном пути они и словом не перемолвились, и они еще не дошли до набережной, как Уилфред сказал «ну, пока!» и удалился по дороге, ведущей от моря. После чего Уилфред исчез из мира мистера Примби, который так и не узнал, что с ним сталось, да и не имел ни малейшего желания узнавать. А на следующий день он в первый раз заметил, что увеличенные глаза мисс Хоссет смотрят на него с интересом и вызовом, отчего ему стало почти тревожно.

Мисс Хоссет стала серьезной помехой в воздыханиях с Мийтой. Квартет теперь сократился в трио, и мистер Примби очутился, так сказать, на вершине треугольника, вечного треугольника, причем весьма острой формы. Когда одна его рука поддерживала Мийту, на другой повисала Крис. Она называла его «наш Тедди», она прижималась к нему, она заходила так далеко, что даже гладила его по волосам. При такой конкуренции ласки Мийты до какой-то степени отступили на второй план, но она никак прямо не возражала.