Эдуард Лимонов - 316, пункт «B»
Ипполит спустился в сабвей, решив поехать к Кларисс. Кларисс не могла быть в его досье по одной простой причине: Ипполит встретил Кларисс два дня назад. Никто не станет искать Лукьянова у Кларисс.
Через год после «суточной войны» в Манхэттене было запрещено движение частного транспорта, кроме такси, промышленных ванов и траков с продовольствием и товарами да особо авторизованных автомобилей и автобусов различных компаний, расположившихся на острове. Количество автомобилей на улицах, увы, не уменьшилось. В тот же год, однако, подновили легендарный нью-йоркский сабвей. Отскрести вековую ржавчину мощных колонн и балок подземного царства не удалось, посему их окрасили поверху черной промышленной краской, которая в последующие несколько лет, в свою очередь, была съедена ненасытной ржавчиной, и в зависимости от того, какие сточно-промышленные воды протекали вблизи каждой отдельной станции, окрасились и потолки — в кроваво-черный, в черно-зеленый, в буро-кроваво-черный цвета. Ипполиту сабвей всегда казался воплощенной в реальность идеей ада. Лукьянов представил себе Вергилия, который, подобрав полы халата, сопровождаемый испуганно озирающимся Данте, спускается на загаженную платформу, и ухмыльнулся. Бедные, робкие, беспомощные древние мечтатели и книжники… Их робкая фантазия…
Пришлось ждать. Так как и спустя восемь лет после войны Соединенные Штаты не оправились от ее последствий, энергетический кризис заставил нью-йоркские власти сократить количество поездов, но максимально увеличить их длину, насколько позволяла платформа. Поджидая поезд, Ипполит опасливо рассматривал толпу. Толпа состояла в основном из «Y. W.» — «youth workers».[6] Было два часа дня — как раз конец четвертой смены, и «youth workers» отправлялись из Манхэттена, где они работают в ресторанах, офисах и обслуживающим персоналом в зданиях больших корпораций, на север, в Южный Бронкс, в казармы. Ипполит осторожно огляделся. Лица «youth workers», испуганные, простые и часто грубые, изобличали классовую принадлежность владельцев. Вследствие проведенной недавно перетасовки — «размешивания» населения (практика была позаимствована у коммунистического Китая), несколько миллионов молодых людей из крупных городов были отправлены в провинцию. Взамен Нью-Йорк набили молодыми людьми из глубины Америки.
— Shit, man,[7] — услышал Ипполит за спиной, — дэмы кого-то ищут. Ты видел, они переговаривались по своим Си-би у турникетов?
— Это их работа, — констатировал другой голос. — Именно за это им платят такие большие бабки… Меня они не колышут, за мной ничего нет.
— Ты носишь активатор?
— А что делать? Говорят, если тебя пару раз поймают без активатора, то переводят в «сопы». Быть санитарным помощником, ну его на… А ты, что ли, ходишь без активатора?
Ипполит не дослушал разговор и не повернулся, чтобы посмотреть в лица ребят, потому что обеспокоенно вспомнил, что у него, Ипполита, нет айдентити-кард, но к подкладке его легкой спортивной куртки привинчен активатор. И, значит, любая из многочисленных полиций города, задержав его во время рутинной облавы и не обнаружив при нем айдентити-кард, найдя в годовой активаторной книге его сигнал и идентифицировав его как скрывающегося от закона, будет обязана арестовать его. После дополнительной процессуальности (как-то: идентификация его отпечатков пальцев через главный компьютер) он будет передан мясникам из Департмента Демографии.
По платформе, раздвигая «youth workers» (их обязательные синие джинсы отступали в стороны, давая место красным комбинезонам), шли дэмы. Их было пятеро. Один из дэмов, высоченный черный, неотрывно смотрел на кисть своей левой руки. Ипполит не видел, но знал, что там у него индикатор, ловящий сейчас его, Ипполита, личный сигнал. Ипполит осторожно попятился, обогнул нескольких «youth workers» и пошел, виляя по платформе, вначале медленно, чтобы его отход не заметили красные комбинезоны, затем быстрее, сунув руку под куртку и на ходу отвинчивая активатор. Fucking[8] активатор, носить их было обязано все население Соединенных Штатов.
— Мистер! — закричал один из дэмов. Дэмы его увидели. — Остановитесь, мистер. Мы хотим с вами…
Лукьянов не стал дожидаться конца фразы, знал, чего они хотят, слишком хорошо. Расталкивая «youth workers» и попадавшихся ему на дороге белыми пятнами «c»[9] — раковых больных, их в стране были миллионы, — Лукьянов побежал по платформе. Куда он бежит, он не совсем себе представлял, но просто так отдаться в руки дэмов он не хотел. Далеко сзади загудел поезд, а прямо впереди, огражденная железными поручнями, кончалась платформа. Ипполит (прижавшаяся к стене «youth worker», судя по утолщениям груди и миловидному лицу — девочка, с ужасом смотрела на него) соскользнул на край платформы и осторожно, целясь ногами в середину между рельсами, прыгнул. В последние мгновения перед прыжком он увидел, как несколько пуль, невидимые сами, откололи старый кафель со стены, посыпались осколки, а девочка «youth worker» (а на вид ей было лет семнадцать), коротко крикнув, держась руками за живот, сползла на асфальт платформы. Ипполит побежал, стараясь бежать ровно посередине между рельсами, — где-то, он не совсем себе представлял, где именно, должен был быть электрический рельс, попав на который Ипполит сгорит, как бабочка на лампе, именуемой «смерть насекомым», оставив после себя только жирный запах горелого мяса. «Старого мяса», — подумал Ипполит, продолжая бежать, и, наконец сорвав с куртки активатор, отшвырнул его далеко в темноту.
Пробежав минут пять, Ипполит наконец позволил себе оглянуться. Светлый проем станции был уже невидим. К счастью для Лукьянова, трак в этом месте не был прямым, но нора, предназначенная для поезда, — туннель, — изгибалась влево. Дэмы, может быть, и стреляли в него, но, поскольку их ручное оружие было снабжено специальными эффективными глушителями — «городская модель», пистолет-автомат «G.P.-20», — Лукьянов не мог слышать выстрелов. Но поезд он услышал. И увидел. Приближался поезд.
Ипполит не успел подумать, куда он может спрятаться. За исключением желтых фар поезда, пока только одной, впрочем, фары, в подземелье, и так достаточно дорого обходящемся городским властям, не горела ни одна лампа. Когда показалась вторая фара и поезд всей своей массой выскочил на Ипполита, он сделал так, как поступали герои фильмов, виденных им в ранней юности, в добрые старые времена: он увидел неглубокую нишу в стене и, прыгнув через рельс, вжался в нишу и прилип к сырой стене. Из-под ног у него выскочили две крысы, которые, очевидно, тоже задолго до Ипполита нашли сырую каменную щель, опутанную старыми трубами и кабелями в старых резиновых одеждах, привлекательной. В свете, уже ослепительном, надвигающегося поезда Ипполит увидел, как раздраженные крысы — даже шерсть на спине одной стояла дыбом — нырнули куда-то под рельсы.
Груды старого железа проносились в каком-нибудь десятке сантиметров от Ипполита, взметая собой пласты дрянного подземного воздуха, и на некоторое время Ипполиту показалось, что он сейчас задохнется. Долго, казалось, никогда, не кончится специальный удлиненный состав, увозящий из Манхэттена четвертую смену «youth workers». Наконец еще кусок старого грязного металла, мазутом воняющие горячие колеса продышали мимо, и за поездом сомкнулась масса подземного воздуха. Одновременно с этим по Ипполиту мазнул вдруг свет прожектора, направленный из открытых дверей заднего вагона, и рядом с ним он услышал несколько хлопков свинца о сталь рельсов. У прожектора с двух сторон стояли две темные фигуры — дэмы понял Ипполит, и стреляли по нему. На расстоянии двух десятков метров от Ипполита поезд остановился, и один из дэмов соскочил в рельсы.
Ипполит выпрыгнул из ниши и побежал назад к станции. К счастью для него, первый виток туннеля у станции опять прикрыл его от пуль. Однако возвратиться на станцию Ипполит не мог. Там его наверняка ждали. Опытные дэмы наверняка оставили одного из своих и, может быть, даже уже вызвали подкрепление. Поэтому, как только прожектор дэмов скрылся из виду, Ипполит позволил себе, наклонившись к земле, осторожно нащупать ногой левый рельс. Ничего не случилось. Его не затрясло от удара электричеством. Посему он, плотно прижимая ступню в кроссовке к рельсу, осторожно передвинул ее. Там, где-то в темноте, лежал этот опасный один рельс, по которому текло невидимое глазу испепеляющее электричество. Побалансировав некоторое время над темной пропастью, Ипполит осторожно опустил ногу туда, где, по его мнению, должна была находиться территория за ужасным рельсом. Нога коснулась гравия, и Ипполит твердо оперся на нее, затем перенес туда и вторую ногу. Перебравшись на другой трак, он ощупью нашел стену и побежал, время от времени проверяя, не исчезла ли она, в противоположном направлении.
