Фиона Макинтош - Гобелен

На сей раз Мозли дождался ответа.

– Ежели, сэр, наказание заслуженное, ежели человек против государя да отечества согрешил, я, конечно, не замедлю привесть… привесть в исполнение королевскую волю.

Марвелл видел: его продуманный ответ пришелся Мозли по нраву. Можно было бы просто сказать: «Сделаю, сэр», обойтись без выводов, но Марвелл не пошел по легкому пути.

– Превосходно. Тебе станут платить столько, сколько ты и не мечтал, главное, делай дело чисто и без шума.

«Сколько ты и не мечтал». Уильям все-таки взглянул на свои руки, про себя повторил обещание невесте, а вслух произнес:

– Вообще-то, сэр, я мечтал о больших деньгах.

Мозли криво усмехнулся.

– Двенадцать фунтов за голову тебя устроит? Вдобавок ты имеешь право принимать от смертников подарки. Их обувь также будет доставаться тебе. Коллективные повешения оплачиваются из расчета десять фунтов за полдюжины петель. По-моему, очень недурно. Кстати, первое на твоем счету коллективное повешение состоится через несколько недель.

Уильям Марвелл даже сглотнуть не сумел. Силился выдавить «благодарствуйте, сэр». Рука дергалась – жест, означающий согласие на сделку, никак не удавался. Голос куда-то пропал, руки стали как из сырого теста, да еще и к бокам прилипли. Удалось только кивнуть вконец затуманенной головой.

– Отлично. Поздравляю, Марвелл, с вступлением на новое поприще. Скоро дам о себе знать. И вот что я тебе посоветую – отрабатывай пока точность удара. – Мозли расплылся в улыбке. – На севере нынче неспокойно – значит, твое уменье рано или поздно понадобится Англии. – Он снова взял шумную понюшку табаку, фыркнул и кивком сообщил, что собеседование окончено. Затем швырнул Марвеллу небольшой кошелек. – Вот, возьми. Купи дюжину тыкв и упражняйся.

С этими словами Мозли пошел прочь из комнаты, на почтительном расстоянии сопровождаемый Фэннингом.

Уильям остался стоять как вкопанный. Пенсовики, отпущенные на тыквы, слегка позвякивали в кожаном кошельке, таком крохотном на его огромной потной ладони.

Глава 1

Она знала: он на крыше, молчит, думает думу, устремив взгляд в южном направлении. Там, на юге, течет река; там граница, там зреет военный конфликт.

– Ты принял решение?

Она постаралась задать вопрос так, чтобы в голосе не промелькнуло ни тени упрека.

Уильям опустил взор при ее приближении, однако не повернулся.

– Выбора нет, Уин, – ответил он с неожиданной жесткостью.

Откашлялся – лишь затем, чтобы она не угадала, что за тяжесть лежит у него на сердце. Уинифред, довольная собственной сдержанностью, вздрогнула. Это его чувство долга… Как же оно ранит! Словно удар в живот нанесли. Она могла бы поклясться: внутренне он еще не свыкся со своим решением – а говорит так, будто решение принято окончательно и бесповоротно.

Уинифред приблизилась, обняла его – давала поддержку и просила поддержки. Какой он мощный, широкоплечий; какое подтянутое тело, как ласкает щеку бархат камзола. Неужели у нее достанет мужества расстаться с ним?

– Выбор есть всегда. Можно проигнорировать приказ. Если ты не поедешь в Эдинбург, это еще не значит…

– Нет, значит! Мое имя в списке. Я – изменник и предатель. Я пошел против Короны. – Уильям качнул головой и усмехнулся. – Указ о преданности Шотландии не предполагает разночтений. С какой стороны ни посмотри, я смутьян и бунтовщик. И у меня всего два варианта – отправиться в тюрьму либо поднять штандарт против английского короля.

Он мягко высвободился из объятий Уинифред и сам обнял ее и поцеловал в то место, где золотистые волосы открывали безупречно белый лоб.

– В обоих случаях участь моя незавидна. Прости, что и тебя краем задело.

Уинифред подняла глаза, посмотрела в лицо человеку, в которого влюбилась без оглядки шестнадцать лет назад, когда жила во Франции, при дворе короля-изгнанника Иакова (протестанты прозвали его Старым претендентом). Вздрогнула – без пышного парика, в котором муж недавно позировал для парадного портрета, он показался в сто раз красивее.

– Уильям, знаешь, почему я вышла за тебя? В числе прочего потому, что ты разделял истовую веру моих родных: рано или поздно законный наследник – католик – воссядет на британском престоле.

– Вон оно что! А я-то думал, всему причиной – моя неподражаемая красота, – самым обыденным тоном ответил Уильям.

Уинифред не сдержала улыбки. Муж обернулся, стал глядеть на вересковую пустошь, но во взоре его была тоска почти материальной природы, и это не укрылось от Уинифред. Сердце заныло от тревоги.

– Теперь, любимый, опасность угрожает и нашим детям.

Плечи Уильяма поникли, словно под тяжкой ношей, имя которой – раскаяние.

– Король Англии знает, что я – якобит. Я никогда не скрывал своей веры.

– И я не скрывала, милый… Пойдем вниз, ты озяб; лето прощается с нами, а ты, если решил воевать за истинного короля, не должен рисковать здоровьем – оно тебе пригодится на войне.

Супруги взглянули друг на друга. Уинифред вспомнила: тогда, во Франции, тот же густо-синий взгляд рослого, ни на кого из знакомых мужчин не похожего шотландца задержался на ней много дольше, чем дозволялось этикетом. Разузнать о шотландце было несложно, его имя с придыханием произносили все дамы якобитского двора: завидный жених, прибыл в Париж засвидетельствовать почтение изгнанному английскому королю.

– Какой красавец, – прикрыв рот веером, шепнула королева Мария-Беатриса потрясенной девятнадцатилетней Уинифред.

Уинифред до сих пор помнила: она покраснела до корней волос, опустила очи долу.

– Полно, милая, – продолжала королева. – Не отворачивайте взор. В данном случае вам даже женские хитрости не нужны. Этот шотландец, кроме вас, никого не замечает, а при дворе вас двоих уже заочно обвенчали. Отличная партия, милочка моя. Так что взгляните ему в глаза и назначьте свидание в саду, если он о таковом попросит. Что до меня, вот вам мое благословение.

С этими словами королева улыбнулась заговорщицкой улыбкой.

После смерти матери, которая была наперсницей ее величества, Уинифред видела со стороны опальной королевы лишь заботу и ласку. Особенное благоволение королева проявила, взяв девушку с собой в Версаль. Они прошествовали через Зеркальный зал, где в ослепительных стеклах отражались не менее ослепительные интерьеры – свидетельства богатства и власти человека, построившего сей дворец. Ибо даже среди зимы он мог позволить себе жечь тысячи свечей; свечи множились в зеркалах, было светло, как в солнечный июльский полдень.

Именно при великолепном дворе Людовика XIV по прозвищу «король-солнце» юная Уинифред овладела всеми тонкостями куртуазного этикета – научилась вкладывать особый смысл в светское щебетанье, лгать изящно и с легкостью, интриговать, вместо того чтобы лезть напролом, действовать с оглядкой и не давать воли языку, флиртовать и быть неотразимой в любое время суток.

Теперь, глядя на мужа, Уинифред гадала: помнит ли он, как более десяти лет назад все придворные дамы только и говорили что о стати и ярко-синих глазах молодого шотландца, о его дорогих и безупречно пошитых камзолах, о копне темных волнистых волос? Уильям был учтив со всеми, но не сводил страстного взгляда с Уинифред, и она, несмотря на недостаток жизненного опыта, сразу это заметила. При ней Уильям смеялся искреннее, вдобавок полностью разделял ее взгляды на якобитов. Подобно ей, он считал внука короля Испании Карла самым подходящим наследником. Уинифред видела, как жадно Уильям впитывает каждое ее слово, – а говорила она не только о вышивании и ведении хозяйства.

– Он заставляет мое сердце смеяться и петь, – наконец призналась Уинифред королеве. В тот день Уильям сделал ей предложение.

Королева Мария-Беатриса усмехнулась.

– Еще минимум дюжина прелестнейших дам могли бы подписаться под твоими словами.

– Ваше величество, мне совсем не хочется последовать примеру моей сестры Люси. Монастырь – это не для меня, – отвечала Уинифред.

– В таком случае я настаиваю, чтобы свадьбу сыграли здесь, в Сен-Жермен-ан-Ле, – снова усмехнулась королева.

Уинифред Герберт венчалась с Уильямом Максвеллом в очаровательной часовенке; венчание прошло тихо. Шестьдесят два шага от церковного крыльца в три ступени Уинифред проделала с едва заметной улыбкой; подруги потом утверждали, что эта улыбка еще много дней озаряла румяные щечки новобрачной. Леденящий холод плиточного церковного пола вонзил свои длинные когти в подошвы расшитых драгоценными камнями туфелек, но Уинифред и бровью не повела. Гостям казалось, что невесте жарко.

После венчания Уинифред расцеловала всех, кто на девять долгих лет заменил ей семью, и отбыла с супругом в Шотландию. Они обосновались в Нитсдейле – долине реки Нит, в родовом замке под названием Терреглс, неподалеку от границы с графством Дамфрис. Замок был построен беспорядочно, в дело пошел и тусклый местный камень, и угольно-черный кремень. Каждое поколение Максвеллов добавляло к замку новое крыло. В одном таком крыле и находилась башня, крышу которой облюбовал Уильям. Оттуда открывался отличный вид на реку, на лоскутное одеяло прилегавших к долине полей. В тумане тонула Англия.