Илья Стогов - Мертвые могут танцевать: Путеводитель на конец света
Здесь, в Ладоге, шведы поклонялись своим бородатым богам. Здесь они умирали и на вершинах их курганов воины приносили Одину кровавые жертвы. Возвращаясь домой в Швецию, варяги скучали по Ладоге и во время пирушек просили скальдов спеть о любимой Варяжской улице.
В 862 году на Варяжской улице поселился конунг Рюрик с братьями и дружиной. Братья скоро умерли, а дружина перебралась чуть южнее, туда, где сегодня лежит город Новгород. Именно с этой даты начинается отсчет русской истории.
Я бы полюбил тебя, моя страна. Так многие делают, и жить ради тебя, наверное, проще, чем неизвестно ради чего. Но я до сих пор не вижу, за что тебя любить, да и на то, чтобы стать для меня смыслом всей жизни, ты не тянешь.
Экскурсанты побрели осматривать крепость. Я с ними не пошел. От крепости к реке Волхов вели каменные ступени. Я спустился к воде. Пейзаж напоминал романы Толкиена. Серая хмурая земля. Чужое небо. Этот застиранный край просто не может быть моей родиной. Он вообще не приспособлен для жизни.
Моя страна началась с этих пригорков. Тысячу с чем-то лет назад именно здесь все и завертелось. Я сел на корточки, стянул варежку и положил руку на камни. Они были холодные. Покрытые инеем. Я ничего не почувствовал.
6
Лет сто назад в Ладоге активно искали могилу Рюрика. Монахи соседнего монастыря как-то разгребли завалы в проложенном под крепостью подземном ходе и умудрились добраться до камеры, где стоял золотой гроб конунга.
Запасшись фонарем, лопатами и ломом, отправились они на просмотр любопытного прохода. Скоро путникам пришлось с опасностью пробираться в полумраке между рыхлыми от сырости и нависшими каменными сводами подводной галереи. Стены последней были покрыты густой массой бледно-зеленой плесени, в которую уходили руки, не встречая ничего твердого для опоры.
Воздух становился удушливым, над головами стоял шум от перекатывающихся волн. Кругом раздавалось шлепание от движения отвратительных гадин. Все это угнетало мозг до того, что терялось соображение и вязнувшие в грязной тине ноги отказывались служить. Наконец от спертости атмосферы погас огонь в фонаре и спички не загорались.
Наши смелые очевидцы — где сгибаясь, где ползком, — едва выбрались из мрачных и душных переходов подземелья.
Врут смелые очевидцы. Нет и никогда не было в Ладоге золотого Рюрикова гроба. Не существовало, скорее всего, и самого конунга Рюрика. Хотя его могилу в Ладоге ищут до сих пор. Я сам видел типов с металлоискателями, которые бродили вокруг крепостных стен. На что эти люди тратят свое время?
Вся земля перелопачена. Археология больше не порадует нас ни единым открытием. Так же, как не порадуют нас физика, химия, биология и ни одна другая наука. Все, что можно было узнать об окружающем мире, уже известно.
Лучшие умы человечества веками трудились над техническими изобретениями. Результат выглядит жалко. Вся техническая революция привела всего-навсего к тому, что по MTV теперь постоянно предлагают скачать прослушиваемую мелодию себе на мобильный телефон.
От изобретения паровоза до изобретения компьютера прошло всего 136 лет. Между этими событиями уместилось открытие других галактик, покорение полюсов и Эвереста, расшифровка ДНК, запуск человека в космос и повсеместное внедрение телевидения. Археологи за это же время открыли Трою и гробницу Тутанхамона. Но вот золотой гроб Рюрика им все-таки не найти. Земля отдала все, что имела. Впереди нас не ждет ни единое археологическое открытие. Сейчас специалисты уточнят некоторые нюансы, и всю научную лавочку можно прикрывать.
Еще недавно будущее представляли, читая Герберта Уэллса. Теперь — читая Ирвина Уэлша. Земля отдала все, что имела: сокровища Трои и собственные, земные сокровища — нефть, газ, цветные металлы. Мировые запасы газа и нефти кончатся всего через несколько лет. Еще недавно говорили, будто это произойдет спустя десятилетия. А теперь говорят, что это случится буквально послезавтра.
Нефть кончится, последний литр бензина сгорит в чьем-то авто, экономика России рухнет, арабские шейхи обнищают и пересядут с «кадиллаков» на верблюдов, а у американцев не останется цели, ради которой стоит вести колониальные войны. Автотрассы и виадуки опустеют. Остатки автомобилей станут ржаветь там, где их застал момент окончательного исчезновения топлива.
Мое поколение — не очень приятное. Но оно — последнее поколение, которое живет в нынешнем мире. У вас в квартире когда-нибудь отключали свет? Представьте, как тоскливо станет в тот момент, когда электричество кончится по всей планете.
К началу 2010-х годов планета Земля перестанет быть похожа на саму себя. Жизнь изменится так сильно, что вы решите, будто перед вами какая-то другая планета.
Мир станет жить совсем иначе. Кончилось все.
Ничего больше не будет.
Ничего.
2
Каир, самая первая столица мира
1
Видели когда-нибудь, как на древнеегипетских фресках изображалось катание фараона по Нилу? Рядом с лодкой там всегда нарисованы такие маленькие птички, типа отожравшихся воробьев. К нашему времени в живых не осталось ни единого фараона, но птички были на месте и целыми стаями носились над водой.
Круизы по Нилу уже лет десять как запрещены египетскими законами. Террористическая угроза: прогулочные кораблики — слишком легкая мишень для моджахедских гранатометов. Это не помешало мне дойти до набережной, нанять на пристани возле площади Тахрир арабскую пирогу и устроить себе маленький одноместный круиз. Причем за деньги, за которые в Петербурге любому водителю было бы влом довезти меня даже от дома до метро.
Пирога принадлежала двум заспанным флибустьерам. Они только что проснулись и носом чуяли: я несу им наживу.
— Мистер! Мистер! Хотите почувствовать себя фараоном?
— Нет. Фараоном не хочу.
— Мистер! Фараоном… Почувствовать…
(Черт! Они совсем не понимают по-английски!)
— Я хочу доехать до района Фустат. Вы знаете, где это? Фустат! Понимаете?
— Фустат? О, Фустат! Сюда! Сюда! Сейчас вы почувствуете себя фараоном!
Над Каиром лежал утренний туман. Берегов было не рассмотреть. Мы договорились, куда именно парни меня довезут, и я отдал им деньги. Сразу после этого флибустьеры забыли о том, что собирались ехать в Фустат, зарулили в грязную нильскую протоку и долго писали с борта в воду.
— Хотите курнуть, мистер? Отличный хэш.
Они произносили это слово как «аш».
— Не хочу.
— Зря. Помогает проснуться.
Было очень тихо. Даже Нил почти не журчал. Потом мы наконец поехали. Пирога разогналась довольно прилично. В лицо бил холодный ветер. Еще дома, в Петербурге, я застудил себе коренной зуб, и он до сих пор побаливал. Я чувствовал, что голова моя опять замерзает, и боялся, как бы зуб не стал болеть сильнее.
Я взял у лодочников одеяло и укутался в него по самый нос. Одеяло жутко пахло грязными телами и еще более грязными носками писающих в воды Нила и курящих черт знает что каирских флибустьеров.
2
До Каира я добирался с пересадкой в Германии. В транзитном аэропорту во Франкфурте я просидел больше четырех часов. Просто рассматривал громадное, размером со стену, тонированное стекло.
Скоро объявят посадку в самолет. Лайнер разгонится и взлетит. Я немного попереживаю из-за того, как там по прилете все выйдет с отелем, и еще подумаю о том, как не хочется возвращаться в серый зимний Петербург… а возвращаться и не придется.
Какова ты на вкус, моя собственная смерть?
Скажем, я сижу у иллюминатора. Снаружи виден кусочек «боинговского» крыла. Словно в замедленной съемке крыло трескается, крошится под жутким давлением встречного воздуха, разделяется на множество мелких зазубренных осколков. Один пробивает обшивку самолета и сносит мне полчерепа. Из всего самолета я погибаю первым, а остальные спустя минуту.
Или так:
Мы летим уже третий час. Двигатели гудят ровно… а потом что-то кашляет первый раз. Скоро гул исчезает совсем. Самолет словно налетает на невидимую стену и заваливается носом вперед. В иллюминаторе внизу мелькает блин земли. Тело, мое привычное тело, съеживается от ужаса. Тело становится мне тесным. Машина рушится с десятикилометровой высоты и всмятку размазывает тело о грунт. Оно перестает быть привычным… Становится непривычным…
Или так:
Сосулька самолетного салона разламывается прямо в воздухе. Мгновение невесомости — а потом мы все вместе ухаем вниз. Сердце мое не выдерживает и рвется в клочки. Из горла наружу выплескивается сразу несколько литров черной венозной крови. Брызги-шарики долго летят к земле то чуть обгоняя, то чуть отставая от моего уже мертвого лица.
