Эрленд Лу - Переучет
Нина просыпается чуть свет, пытается уснуть, зависает в полудреме, ей снится, что она танцует, хорошо, красиво, чувственно даже, грациозно. И умело. Танцует прямо посреди улицы, а люди и машины обтекают ее, как священную корову. Нина давно мечтала отдаться танцу, отдаться музыке, тряхнуть стариной, и пусть ритм затянет ее, как черная дыра. Прежде она обожала танцевать, могла плясать всю ночь. А нынче дошла до жизни, где не танцуют и не танцуется. Но «Босфор» все расставит по местам. Ее снова станут приглашать на литературные чтения, фестивали, ярмарки, вино, танцы. Но сперва этот проклятый сборник должен выйти и прогреметь, слухи дойдут до шведов и датчан и посыплются приглашения, снова потянутся ночные рауты и танцы до зари, точно как бывало, Нина живо себе это представляет.
* * *Часов в шесть Нина поняла, что не заснет, и встала. Радио не включила, опасаясь, что обозреватель канала «Р2» возьмется чихвостить книгу, пока Нина не успела еще надеть броню. За газетой не пошла, потому что сейчас должен позвонить Като и дать инструкции насчет газет, какие ей смотреть стоит, а какие – нет. Он явно задерживается со звонком. Неужели трудно сообразить, злится Нина, что ему следовало вскочить в восемь утра и сразу дать ей отмашку. Надо будет сменить редактора, думает Нина. Кстати, издательство тоже. Мучительности ожиданию добавляет то, что с месяц назад Като по подсказке отдела продаж предложил Нине написать колонку в одной из ведущих газет, а Нина, вымотанная годом работы вхолостую, когда совсем не писалось, дала себя уговорить. Два дня она растравливала злобу, а потом одним росчерком заправленного ненавистью пера написала яростный памфлет об участи поэзии в нашем обществе: ею помыкают, как Золушкой, третируют хуже детской литературы, а что критиков стихи не интересуют, так не потому ли, что они ничего не смыслят в поэзии? Нина припомнила все. Несколько дней полыхал холивар, Нина выступала по радио и где только не. Она взбодрилась, она поймала ветер в паруса, и ее звезда таки взошла на пару дней. О, это были прекрасные дни! Старые приятели-поэты выказывали ей поддержку. Но когда все стихло, до нее дошло, что она просто пошустрила на посылках у отдела продаж. Прагматический смысл ее эскапады – напомнить о себе: у меня скоро выходит книга, вы ведь меня не забыли? Жаждущие поквитаться критики вынуждены будут прочесть «Босфор», и если верить Като на слово, то, по слухам, несколько крупнейших газет планируют дать рецензию на книгу в день выхода, для стареющего поэта это неслыханно.
* * *В ожидании звонка Нина пошла покормить ежика соевым молочком. Раньше она давала ему коровье, но позже узнала, что оно не годится. Очаровательные маленькие топтушки не переносят лактозу. Это открытие породило в Нине когнитивный диссонанс, и она переживала его несколько лет. Оказывается, она годами не помогала милым зверюшкам выживать, а убивала их, во всяком случае, ввергала в болезнь и депрессию.
Крадучись приходит ежик, Нина окрестила его Юсси. Он лакает молоко, а Нина наклоняется и похлопывает его по спинке, они с Юсси друзья.
– Хорошо, что ты пришел, Юсси, – говорит Нина, – я чувствовала себя такой одинокой, а с тобой полегче.
Ежик знай себе лакает молоко.
– Везучий ты, у тебя сегодня книга не выходит. У тебя вообще книг не выходит. Вот повезло тебе! А ты о своем счастье и не догадываешься даже.
Юсси вздрагивает, когда на столе в домике начинает трезвонить Нинин мобильник. Она уходит в дом, но Юсси не провожает ее взглядом и вообще не поднимает головы от блюдечка. Что бы там Нина себе ни сочиняла, Юсси интересует не она, а только соевое молоко.
Нет, он не относится к ней плохо, он вообще не испытывает к ней никаких чувств, только к молоку. Для Юсси Нина – некое неизбежное зло, увязанное с появлением молока. Завидев Нину, ежик понимает, что близится молоко, оживляется и радуется, а Нина толкует это как доказательство связи между ней и Юсси.
* * *Согласно своему плану Нина сейчас красиво оденется и пешком отправится в «Академкнигу» в университетский кампус Блиндерн. Здесь она почитает из «Босфора», а потом подпишет книги желающим. Затем она думала посидеть в библиотеке на Майорстюен, пообедать в месте с приемлемой ценовой политикой, потом пройтись по магазинам и посмотреть на товары, на которые она любит смотреть, хотя редко может позволить себе их купить, например обувь и некоторые виды одежды, вроде блуз, и сумки, и книги, конечно же, а ближе к вечеру ей надо оказаться в Литературном доме, где, согласно давней договоренности, она будет читать свои стихи, за чем последует ужин с редактором книги. Такова в Нинином понимании рутина выхода книги в свет. Она так давно не издавалась, что не в курсе новейших тенденций: ужин с редактором теперь привилегия из бранных писателей. Авторов бестселлеров ужинают. Это же касается авторов, чьи книги продаются плохо или удивительно плохо, но кто, наоборот, удивительно хорошо пишет. Но авторы, которые просто плохо продаются, не будучи гениями, об ужине могут только мечтать. Такие теперь правила. И то сказать, книг-то вон сколько выходит, бедным редакторам пришлось бы ужинать в ресторане несколько раз в неделю, а это непомерные требования к специалисту. У редактора, как и у прочих людей, есть семья, друзья, дом и дача, это в прежние времена они счастливы были иметь хоть что-то из списка, но Нина живет старыми представлениями, а Като не дал себе труда просветить ее на этот счет. Он посчитал бессердечным оставить немолодого лирического поэта без ужина после такого напряженного дня и столь непростого десятилетия.
Планы Юсси не столь амбициозны. Он собирается допить соевое молоко и спрятаться в кустах шиповника. И оттуда смотреть, как тут сложится обстановка. Постепенно он привык ориентироваться по обстоятельствам.
– Привет, Нина, это я. Проснулась?
– Проснулась? Я уже несколько часов как встала.
– Мне надо было позвонить раньше?
– Да.
Нина слышит в голосе Като напряжение. Он проспал, возможно, вчера ужинал с другим писателем. В этом смысле тоже многое изменилось. Раньше, если Нине не изменяет память, под его крылом была в основном одна Нина. Так что если она куда-то ехала, Като обыкновенно ехал вместе с ней, чтобы пасти ее, помогать с переводом, такси, поездом в аэропорт и алкогольной нормой. Теперь они редко делают что-то на пару, зато Нина все чаще слышит или читает, что Като опекает других писателей, берет под присмотр дебютантов, причем некоторые оказались тиражными авторами, так что Като частенько исполняет представительские функции на торжественных ужинах и иных мероприятиях. Изменилась и такая важная вещь, как взаимоотношения редактора и отдела продаж. Раньше в течение нескольких десятилетий весь отдел состоял из одного человека, некоего Рутгера, обходительного парня, который немножко занимался продажами по осени, а зимой и весной много времени проводил на югах. Теперь этот отдел разросся до космических размеров, там орды сотрудников, и Като бо́льшую часть времени проводит на совместных с ними семинарах и совещаниях, откуда шлет Нине эсэмэски, что эти труженики продажного фронта думают, кожей чувствуют и полагают и какие из этого проистекут последствия, в том числе по части названия книги и дизайна обложки.
В марте, задолго до того, как будут дописаны осенние книги, необходимо представить аннотацию для каталога, емкий, соблазнительный текст, по прочтении которого торговцы книгами захотят раскручивать именно эту, а критики еще до летних вакаций возьмут ее на карандаш, имея в виду по осени сделать с автором интервью. Нине это кажется бредом сумасшедшего. Анонс ее «Босфора» звучит так:
Под выдающимся, вожделенным всеми пером Нины Фабер Босфор оборачивается не только местом, но и состоянием души. Составляющие его стремление домой, стремление к смерти и стремление к радости описаны с гипнотической доверительностью. Многочисленных поклонников Фабер порадует, что этот самобытный поэт наконец вернулся – и пишет как никогда превосходно!
Нина увидела анонс уже напечатанным, и ее чуть не вырвало. У нее возникло много вопросов к тексту в целом и в частностях, но восклицательный знак в конце ее добил. Кипя от злобы и перейдя на повышенные тона, Нина позвонила Като, тот пообещал созвониться с отделом продаж, попросить их разобраться и перезвонить. На это ушло два дня. К тому времени Нинина ярость сменилась покорностью, Като рассыпался в извинениях и объяснил, что текст написан новым молодым сотрудником, уже, однако, заслужившим право попробовать себя в новом деле, к сожалению, не может быть и речи об отзыве пятнадцати тысяч каталогов, все останется как есть, тем более что никто в эти анонсы не вчитывается, это просто перечень того, что выходит, никто всерьез анонсы не воспринимает, публика запомнит только, что у тебя выходит сборник «Босфор», вот и все, смешно вести речь об ущербе.
