Алексей Колышевский - Афера. Роман о мобильных махинациях
16 июня,
4 часа
Я подошел к окну. В белесых утренних сумерках легкая штора казалась стеной ожидаемого уличного тумана. Окно словно растворилось, и туман просочился сюда, в наш тайный приют, где мы любили друг друга всю ночь, и лишь совсем недавно, под утро, в изнеможении отпустив друг другу наш общий грех, уснули, держась за руки.
Мой мозг включился, как всегда, очень рано. Он предпочитает вставать с петухами, черт бы побрал всю эту непознанную его систему, пронизанную нейронами. Мозг никогда не может отключиться полностью, и я после двух-трех часов полуобморочного состояния (так протекает мой сон – на грани яви и морока) просыпаюсь, словно от удара током. Мое пробуждение всегда молниеносно, я очень быстро «включаюсь». Мне не нужно ошалело смотреть по сторонам, трясти головой, мучительно соображая, где я, и вспоминая, что было накануне. Мне ни к чему протирать глаза, «наводить резкость»: у меня отличное зрение. Все мои жизненные функции, включая, уж простите мне такую подробность, шикарную эрекцию, начинают работать мгновенно и без сбоев, словно весь я – это какой-то супернадежный компьютер, порождение яйцеголовых гениев Силиконовой долины. Не знаю, как долго это продлится, но чувствую, что мой жизненный ресурс не исчерпан еще и на треть.
Проведя рукой перед собою, я подсознательно стремился ощутить кончиками пальцев волнительную и гнетущую своей неизвестностью туманную сырость. Но это была, конечно же, лишь штора, и я бесшумно отвел ее в сторону. Тогда сразу стало видно, как я обманывался, и обнаружилось, что за шторой никакого тумана нет вовсе, а вместо этого вдалеке, над лесом, встает багровое солнце, окрашивая черные верхушки сосен в пламенную охру. Солнце придавало лесу конкретику, прорисовывая каждый ствол. Мне казалось, что отсюда, сквозь стекло номера загородного отеля, я вижу невероятно далеко. Я различаю каждую ветку, каждую хвойную иглу, каждую резную деталь дубового листа. Начинался новый день, и я замер, прислушиваясь. Я медитировал. Я делаю так каждое утро. Я слушаю тишину, и она вовсе не кажется мне тихой. В тишине серебром переливается нежный голос ангельской капеллы и чуть более грубый хор демонов. Они поют о том, что ждет каждого из нас, они предсказывают будущее нового дня. Я понимаю суть их пения и настраиваю себя на то, что должно произойти. Я готовлю себя к встрече с неизбежностью. Когда-то я занимался буддистскими практиками, тогда я научился медитировать и быстро накапливать энергию Ци. С тех пор я перестал нормально спать.
…Багровое солнце. Говорят, что оно бывает таким на рассвете, если ночью где-то случилось страшное. Большая планета, на ней всегда что-то происходит. В том числе что-то нехорошее. И я удивляюсь, что солнце так редко багровеет на рассвете. Видимо, должно произойти что-то совершенно особенное, выдающееся в своем роде, истинно злодейское. Там упал самолет, здесь случился пожар, тут, прямо посреди обреченной толпы, взорвала себя заблудшая фанатичка. Да, определенно сегодняшний день будет тяжелым: я услышал в тишине переливы печального и прекрасного голоса, он пел мне о том, чего уже не изменить. Я не понимал его языка, я лишь чувствовал его интонацию. Мне стало тревожно. Я никогда не привыкну к этому: слушать потустороннее пение – дар сомнительной ценности. Я бы сам себя назвал сумасшедшим, но всякий раз я убеждаюсь, что мои предчувствия верны. Буддистские монахи называют это способностью видеть другое измерение, иной мир, в котором гораздо раньше происходит все то, что только должно произойти в нашем мире. Спорить с ними бессмысленно. Я всегда предчувствую будущее как минимум на день вперед, но всякий раз меня охватывает смятение, если предчувствия мои тревожны. Постоянно находиться на пике эмоций – это синдром менеджера. Это погружение в постоянный стресс. «Колбасит» – и, если все время пребывать в этом состоянии, то от бастиона собственной личности очень скоро не останется камня на камне. Крепчать надо, вот что. Крепчать и заставлять себя переключаться. Заставлять себя радоваться…
Я обернулся. Маша разметалась на кровати, прекрасная в своей наготе, и я с наслаждением разглядывал ее нежные формы, похожие в утренних сумерках на контуры статуи работы Микеланджело. Я знаю, что этот мрамор теплый, податливый, страстный. Он иссушает и наполняет меня, вот почему я не могу отказаться от наслаждения встречаться с этой девушкой, проводить с ней редкие, преступные ночи, покупая их ценой обмана у своей жены.
При воспоминании о жене я чуть было не закашлялся и, зажав рот, затряс головой, отгоняя ненужные мысли. Это удалось мне невероятно легко. Настолько легко, что я удивился этому. Обычно меня начинала мучить совесть, я вспоминал, что женат, что Маша замужем, что нам с ней так хорошо именно потому, что встречаемся мы нечасто. Мы никогда не сможем создать семью и быть вместе постоянно. Это не нужно Маше. Это не нужно мне. Мы счастливы тому, что есть сейчас между нами, и не вправе рассчитывать на большее. Есть прирожденные психологи, врачи, учителя. Мы с Машей прирожденные любовники. Во всяком случае, мне очень хочется, чтобы это было именно так. Я благодарен ей за то, что она ни разу не заводила нудный разговор в стиле: «А представляешь, у нас с тобой семья?» Она умница. И, кажется, ее все устраивает.
Для наших обманутых половин мы на выездных семинарах. Мы оба работаем в очень и даже слишком больших компаниях, в которых подобное частенько практикуется. Выездной семинар – это когда все рассаживаются по автобусам и едут в такой же вот отель, где слушают интересные выступления настоящих бизнесменов и нудные выступления теоретиков от бизнеса. Потом все выпивают, играют в боулинг, сплетничают о коллегах по работе и наутро, за завтраком, вливают в себя много холодного апельсинового сока.
Сегодня четверг. Наш «семинар» увы, закончился, и теперь неизвестно сколько времени должно пройти, прежде чем я смогу вот так же любоваться поутру Машей и наши автомобили простоят всю ночь рядом. Мне кажется, что они тоже неравнодушны друг к другу: мой черный, похожий на мастодонта «Infinity» и ее изящный «BMW». Я посмотрел вниз, туда, где стояли машины. На их крышах сверкали капли утренней росы, и было в этом что-то невероятно трогательное и одновременно совершенно безумное, как бывает всякий раз, когда ловишь себя на мысли, что пытаешься очеловечить неодушевленный кусок, пусть и очень дорогого, железа.
Мой телефон беззвучно подавал тревожные признаки жизни. Кому это я понадобился в пять утра? Оказалось, что пришло сообщение от жены: «Надумаешь прийти сегодня домой – не удивляйся». Я с недоумением прочитал это загадочное сообщение еще раз, но так толком ничего и не понял. Бредит она, что ли? Вот и предчувствия меня не обманули. День начался. Начался так начался. То ли еще будет…
Стоя в душе, я, подставив затылок под крохотный водопад, рассматривал свои пожелтевшие резиновые тапки. В машине я постоянно вожу набор гостиничного ловеласа. Резиновые тапки входят в обязательный комплект. И вот я подумал: «Отчего желтеют резиновые тапки?» Вспомнилась мне желтая пятка, которой стучал ее собственник у Ильфа и Петрова. Подумалось про ржавеющие по осени листья. Попытался связать воедино желтую пятку, ржавые листья и жизненный опыт. Получилось: «Чем желтее становятся твои резиновые тапки, тем ты становишься старше. И уже не за горами то время, когда пятки твои пожелтеют и ты превратишься в желчного джентльмена, стучащего своими желтыми пятками по каким-нибудь поверхностям, вовсе для этого не предназначенным. И тогда настанет осень твоей жизни, которую обязательно сменит зима, которая успокоит тебя навсегда, и тапки тебе уже никогда не понадобятся. Боже мой, какое отвратительное следствие!» С негодованием я выбросил свои пожелтевшие тапки в пластмассовое ведерко и решил сегодня же купить себе новые. Ах, если бы так легко все решалось в жизни. Поменять тапки – это словно поменять кожу. Но мы не змеи. И все, что мы носим с собой, остается с нами до тех пор, покуда не наступит зима.
Маша спала крепко или делала вид, что спала крепко, и я решил не будить ее. Я скатал все свои вещи в большой ком и, держа его перед собой на вытянутых руках, вынес одежду, мелкие гаджеты, портфель и пахнущие влажной дубленой кожей и парфюмом «Шанель» ботинки в коридор, осторожно прикрыл дверь, проворно оделся, застегнулся, зашнуровался. Пусть рубашка будет мятой, но ботинки должны быть начищены и надушены, так как их приходится иногда снимать, как предпоследнюю, перед трусами идущую, часть туалета, раздеваясь перед женщиной во время дневного свидания. Мечтая о чашке кофе и свежей выпечке на заправке «BP», я запустил двигатель и на малых оборотах выплыл за пределы отеля. Хорошо, что я не стал будить Машу. Утренние ароматы человеческого тела не лучшие союзники в любви. Утро не для таких, как мы с ней. Мы пили друг из друга жизнь под покровом темноты, мы были словно вампиры, а под утро разлетелись, зная, что снова встретимся, когда лунный свет позовет нас за собой.
