Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам
— О Тоби, а у тебя между ног выйдет ребенок? Потом, когда ты станешь синей?
О чем он спрашивает? О том, могут ли рожать люди вроде нее — не Дети Коростеля? Или о том, может ли рожать она сама?
— Если бы я была моложе, тогда у меня мог бы выйти ребенок. Но не сейчас.
На самом деле возраст тут не главное. Если бы вся ее жизнь до сих пор была другой. Если бы ей тогда не нужны были деньги. Если бы она жила в другой вселенной.
— О Тоби, какая у тебя болезнь? — спрашивает мальчик. — У тебя что-нибудь болит?
Он протягивает ослепительно прекрасные руки, чтобы ее обнять. Не слезы ли это у него в странных зеленых глазах?
— Все в порядке, — отвечает она. — У меня больше уже ничего не болит.
Она продавала яйцеклетки, чтобы заплатить за квартиру — давно, когда еще жила в плебсвилле, еще до того, как попала к вертоградарям. Ей занесли инфекцию. И все ее будущие дети разом перестали существовать. Но ведь она похоронила эту печаль много лет назад. А если и нет, то должна была похоронить. Принимая во внимание общую картину — положение дел с тем, что когда-то называлось человеческой расой, — подобные чувства следует отправить на помойку как бессмысленные.
Она собирается добавить: «У меня внутри шрамы», но вовремя останавливается. «Что такое шрамы, о Тоби?» — это будет следующий вопрос. Тогда придется объяснять, что такое шрамы. «Шрам — это как письмена у тебя на теле. Он напоминает о чем-то таком, что случилось с тобой раньше: например, о том, как у тебя был порез и из него шла кровь. Что такое письмена, о Тоби? Письмена — это метки на куске бумаги… на камне… на плоской поверхности, как песок пляжа, и каждая метка означает звук, а звуки сливаются вместе и означают слово, а слова, соединенные вместе, означают… А как делать эти письмена, о Тоби? Их делают с помощью клавиатуры… нет, когда-то их делали ручкой или карандашом, а карандаш — это… Или палкой. О Тоби, я не понимаю. Ты делаешь метку палкой у себя на коже, чтобы разрезать кожу, и тогда получается шрам, и этот шрам превращается в голос? Он говорит и что-то рассказывает? О Тоби, а можно нам услышать, что говорит шрам? Покажи нам, как делать эти говорящие шрамы!»
Нет, лучше вообще не упоминать о шрамах. А то, чего доброго. Дети Коростеля начнут резать себя на кусочки, пытаясь выпустить наружу голоса.
— Как тебя зовут? — спрашивает она у мальчика.
— Меня зовут Черная Борода, — серьезно отвечает мальчик. Черная Борода, знаменитый пират-убийца? Это милое дитя? У которого к тому же никогда не будет бороды, ведь Коростель ликвидировал всю растительность на теле сотворенного им вида. У многих Детей Коростеля странные имена. Зеб говорит, что их придумывал сам Коростель, у которого было своеобразное чувство юмора. Хотя почему бы Детям Коростеля не носить странные имена, если они сами странные?
— Я рада познакомиться с тобой, о Черная Борода, — говорит Тоби.
— А вы едите свой помет, о Тоби? — спрашивает мальчик. — Как мы? Чтобы листья лучше переваривались?
Это еще что за новости? Съедобные какашки? Об этом Тоби никто не предупреждал!
— Тебе пора вернуться к своей матери, о Черная Борода, — говорит Тоби. — Она, должно быть, беспокоится о тебе.
— Нет, о Тоби. Она знает, что я с тобой. Она говорит, что ты хорошая и добрая, — он улыбается, показывая идеальные зубки. Обаяшка. Они все невероятно привлекательны — как отфотошопленные люди на рекламе косметики. — Ты хорошая, как Коростель. Ты добрая, как Орикс. А у тебя есть крылья, о Тоби?
Он вытягивает шею, пытаясь заглянуть ей за спину. Может быть, когда он ее только что обнимал, он просто хотел украдкой пощупать ей спину — нет ли там выступов, покрытых перьями.
— Нет, — отвечает Тоби. — У меня нет крыльев.
— Когда я вырасту большой, я с тобой спарюсь, — самоотверженно говорит Черная Борода. — Даже если ты… даже если ты будешь совсем чуть-чуть синей. И тогда у тебя будет ребенок! Он вырастет у тебя в костяной пещере! И ты будешь рада!
Совсем чуть-чуть синей. Значит, он ощущает разницу в возрасте, хотя слова «старый» в словаре Детей Коростеля нет.
— Благодарю тебя, о Черная Борода, — говорит Тоби. — А теперь беги. Меня ждет завтрак. И еще я должна пойти посмотреть на Джимми… Джимми-Снежнычеловека, чтобы узнать, не уменьшилась ли его болезнь.
Она садится на кровати и решительно ставит обе ступни на пол, намекая мальчику, что ему пора уходить.
Впрочем, он не воспринимает намека.
— Что такое завтрак, о Тоби? — спрашивает он. Она и забыла, у них не бывает приемов пищи как таковых. Они пасутся непрерывно, как все травоядные.
Он разглядывает ее бинокль, тычет пальцем в стопку простыней. Гладит винтовку, стоящую в углу. Точно так же вел бы себя и человеческий ребенок: бесцельно вертел что-нибудь в руках или ковырял с любопытством.
— Это твой завтрак?
— Не трогай, — резковато говорит она. — Это не завтрак, это такая особенная вещь для… Завтрак — это то, что мы едим утром. Такие люди, как я, с лишней кожей.
— Это рыба? Твой завтрак — это рыба?
— Иногда это рыба. Но сегодня у меня на завтрак будет часть животного. Животного, покрытого мехом. Может быть, я съем его ногу. Внутри будет вонючая кость. Ты ведь не хочешь видеть вонючую кость, правда? — Теперь-то он точно уберется.
— Нет, — неуверенно говорит мальчик. Он морщит нос. Однако перспектива его, кажется, заинтересовала: да и кто бы отказался подглядеть за отвратительной трапезой троллей?
— Тогда тебе надо уйти.
Но он все равно никак не уходит.
— Джимми-Снежнычеловек говорит, что плохие люди, которые жили в хаосе, ели Детей Орикс. Они их убивали и убивали, ели и ели. Они все время их ели.
— Да, они их ели, — соглашается Тоби. — Но они их ели неправильно.
— А те два плохих человека тоже ели их неправильно? Которые убежали?
— Да. Они ели их неправильно.
— А как их ешь ты, о Тоби? Как ты ешь ноги Детей Орикс?
Большие глаза устремлены на Тоби, словно она вот-вот отрастит клыки и набросится на него.
— Я ем их правильно, — отвечает Тоби, надеясь, что он не спросит, как же это — правильно.
— Я видел вонючую кость. Она лежала за кухней. Это завтрак? Плохие люди едят такие кости?
— Да. Но они делают и другие плохие вещи. Много плохих вещей. Гораздо более плохие вещи. Мы все должны быть очень осторожны и не выходить в лес поодиночке. Если ты увидишь этих плохих людей или любых других людей, похожих на них, ты должен сразу прийти и сказать мне. Или Крозье, или Ребекке, или Рен, или Белоклювому Дятлу. Любому из нас.
Она уже несколько раз объясняла это всем Детям Коростеля, в том числе и взрослым, но не уверена, поняли ли они. Они пялятся на нее и кивают, жуя медленно, словно думают о чем-то, но не похоже, что они напуганы. Это отсутствие страха очень беспокоит Тоби.
— Но не Джимми-Снежнычеловеку и не Аманде, — говорит мальчик. — Им не надо говорить. Потому что они больны.
Хотя бы это он понял. Он делает паузу, словно обдумывая что-то.
— Но Зеб сделает так, чтобы плохие люди ушли, — говорит он. — Тогда все будет безопасно.
— Да, тогда все будет безопасно, — соглашается Тоби.
Дети Коростеля уже возвели вокруг Зеба внушительный бастион из верований. Скоро он станет всемогущим и способным исправить любое зло; и это может сыграть плохую службу, потому что он, конечно же, не всемогущ. Он даже для меня не все может исправить, думает Тоби.
Но имя Зеба заметно приободрило Черную Бороду. Мальчик снова улыбается, поднимает руку, слегка машет — как президент в стародавние времена, как королева в веренице машин, как кинозвезда. Где он перенял этот жест? Вот он отходит бочком и исчезает в дверном проеме. Он не сводит глаз с Тоби, пока не скрывается за углом.
«Не напугала ли я его?» — думает она. Вдруг он теперь вернется к своим и начнет рассказывать им про омерзительные чудеса, как делают настоящие дети… как делают дети?
Фиолет-биолет
Вокруг саманного дома в разгаре обычный день. Похоже, все остальные уже позавтракали, хотя Американская Лисица и Белоклювый Дятел все еще сидят у стола, наверняка увлекшись причудливым флиртом — она ради практики, он, бедняга, всерьез.
Тоби озирается в поисках Зеба, но его нигде не видно: может, пошел принять душ. Крозье как раз выгоняет стадо париковец на пастбище: с ним Колибри — тащит пистолет-распылитель, прикрывая Крозье со спины. Под деревом натянут гамак Джимми, при котором несут вахту трое Детей Коростеля.
Голубянка и Рен заняты на стройке — идет расширение саманного домика. Беззумные Аддамы большинством голосов решили добавить еще спальных закутков. Новые закутки будут просторней, чтобы было больше похоже на настоящий дом. Главная часть саманного дома строилась, чтобы показать, как жили люди в старину: эрзац-древность, словно динозавр из цемента. Рядом когда-то раскидывался рынок продажи и обмена натуральных продуктов «Древо жизни». Тоби помнит, как приходила сюда с вертоградарями продавать сваренное из отходов мыло, а также уксус и мед собственного производства, грибы и овощи, выращенные в саду на крыше. Давно, когда еще существовало само понятие покупки и продажи и еще жили на свете люди, которые что-то покупали, и люди, которые им это продавали.