Елена Колина - Про что кино?
Светлана уселась на свое место, и вдруг голос Виталика изменился. Держа в руке вырезку из газеты, он словно начал «переводить» всерьез:
— …Глубина и философичность идейных замыслов, техническая виртуозность… знаменитый пианист-виртуоз очень красив и обладает тонким обаянием… завораживает зал манерой игры… он кладет руку на сердце, распахивает объятия, давая понять, что волшебство закончилось. Бисы, овации стоя, армия поклонников у входа… Это из немецкой газеты «Франкфуртер альгемайне цайтунг».
Светлана печально, пристойно поводу вздохнула, но на Виталика взглянула выразительно — она не собирается забывать, но за столом второго мужа говорить о первом не совсем уместно.
…В светской жизни Светланы с Михаилом Ивановичем Лошаком был один недостаток — сам Лошак. Внешне Михаил Иванович был таким домашним-уютным, и манеры его были домашними-уютными, даже чересчур, он сидел за столом с известными людьми, словно это был не светский прием, а посиделки на даче, вокруг него собрались родственники, и разговор может легко сойти на семейные дела. Он вдруг запросто, по-бытовому, с подробностями, начинал говорить о строительстве бани на даче — страстно, о внуке-двоечнике от дочери от первого брака — восторженно, о насморке двухлетней дочки от третьего брака — озабоченно.
«Ты еще расскажи, как тебе ботинки натирают… Ты как невоспитанный ребенок, о чем хочешь, о том сразу говоришь», — пеняла ему Светлана, но сколько бы ни пеняла ему она, Михаил Иванович о чем хотел, о том сразу и говорил, и если бы ему захотелось рассказать обществу о натирающих ботинках, он бы так и поступил — а все бы сидели и слушали как миленькие. Из этой его манеры много раз для Светланы выходила неловкость, а в этот раз для Светланы вышла неловкость большая, чем его баня, внук и сопливая дочка. Зачем, скажите, пожалуйста, за столом, при чужих людях, с родственным волнением и заинтересованностью затевать обсуждение, куда поступать Виталику.
— В театральный?.. Нет. Лично я против. Это выбор жизненного пути. Это вам не за столом выкаблучиваться, это надо поступить… Протекция в этом деле не нужна, а если сам не поступит? Я считаю, на филфак. Вот какие способности к языкам обнаружились, с немецкого переводит…
Светлана смотрела на него и натянуто улыбалась — какого черта он это делает?! Шутит, рассуждает, считает… Как будто самого Виталика тут нет, как будто он пешка, кукла…
Закончив с выбором жизненного пути Виталика, Лошак, добродушно подхохатывая, поругал его за вечеринки и шалости, рассказал, как Светлане пришлось по вызову нестись в милицию выручать непутевого сына…
— Нет, я понимаю, молодому человеку хочется позвать гостей… Но всему должна быть мера.
— Больше трех не собираться?.. — парировал Виталик.
Дальше — больше. Михаил Иванович отличался тем, что, начав быть нетактичным, никогда не останавливался на полдороге, а довольно далеко заходил на этом пути. Михаил Иванович рассуждал о методах воспитания вообще и в частности о тех, что применял к нему его собственный отец: «У нас в семье было просто: дуришь — не жрешь…»
— Вот я с тобой так же… нагадил — лишился денег.
Михаил Иванович вынул из кармана бумажник, из бумажника — медленно — купюры, пересчитал, отделил несколько, опять пересчитал, — гости как завороженные смотрели на толстенькие ручки, отсчитывающие десятки, — отделил две десятки, положил обратно в бумажник, остальные протянул Виталику через стол.
— Вот тебе твои деньги на неделю, пересчитай — здесь на двадцать рублей меньше. Вот так. Кушать — кушай, а на карманные расходы — фига.
Виталик залился краской — тонкокожий, бледный, краснел легко… Недаром они со Светланой так сильно раздражались друг на друга, в самых близких сильней всего отталкивает похожее, а они были похожи, как две матрешки, большая и маленькая. У обоих стержнем, на который наматывалось остальное, было самолюбие — умру, а не покажу людям, что мне плохо! То, что другой сделал бы запросто — выскочить из-за стола, крикнуть «Идите вы с вашими деньгами!..», хлопнуть дверью, — было для него невозможным: демонстрировать свою обиду на людях унизительно, как… как заплакать, описаться. Виталик сидел, пылал щеками, смотрел в стол, кривил губы, губы дрожали… Самим же людям, гостям, конечно же, любая его резкая реакция была бы понятней и приятней, чем наблюдать это молчаливое отчаяние, а так получилось совсем уж неловко…
— У тебя компании, тебе хочется показать своим дружкам, какой ты взрослый, самостоятельный… Твои гулянки влияют на мой распорядок жизни… Светочку могут каждую минуту вызвать… — бубнил Михаил Иванович с методичностью маятника. Он не хотел оскорбить, унизить, он хотел сделать то, что хотел, — донести до шкодливого пасынка свою мысль. — Если еще раз моя жена вынуждена будет поехать по свистку к тебе или в милицию, я тебя вообще сниму с довольствия… — Михаил Иванович наконец поставил точку и, благодушно улыбнувшись, повернулся к жене: — Я не для того женился, чтобы иметь проблемы, верно, Светочка?..
Виталик посмотрел на Светлану, Светлана, словно они играли в игру «передай другому», взглянула на Аришу, Ариша вскрикнула:
— Ой, я забыла, нам же в театр, я совсем забыла. Виталик, пойдем…
— Идите в театр, опоздаете… — только и сказала Светлана.
— Деньги-то, деньги возьми, — напомнил Лошак.
И все быстро о чем-то зашумели-заговорили, толпой вышли детей проводить, Аришу особенно приласкали — за такт, с Виталиком подчеркнуто уважительно попрощались за руку — за испытанное им прилюдное унижение.
Ариша считала, что люди искусства лучше людей не искусства. И это всеобщее сочувствие Виталику, и то, что Лошак не захотел заметить созданную им неловкость, подтвердило: люди искусства не только культурнее других, они добрее, мудрее, достойнее.
— Погодите минутку… — Светлана вышла за детьми на лестничную площадку. — Ариша, я подумала — а ты права!.. Я могла бы петь на концертах Генделя, Глюка, Моцарта… еще Мусоргского, «Песни и пляски смерти»… Уйти, утереть всем нос, хлопнуть дверью… Заманчиво. Я сама об этом думала, но боялась сказать вслух, а ты сказала, и вроде небо не упало! Аришка! Я тебя обожаю!.. Ну все, идите домой… А знаете что? Идите-ка вы и правда в театр. Я позвоню, чтобы вас посадили. Сегодня у нас «Аида».
* * *В тронном зале дворца фараона в Мемфисе верховный жрец Рамфис сообщил начальнику дворцовой стражи Радамесу, что эфиопы опять идут войной. Оставшись один, Радамес запел о своих надеждах — он будет избран полководцем и женится на прекрасной рабыне-эфиопке Аиде. Во время знаменитой арии Радамеса «Celeste Aida!» Виталик пересчитывал лампочки на центральной люстре Кировского театра, а Ариша переживала за Радамеса.
Появилась влюбленная в Радамеса дочь фараона Амнерис — меццо-сопрано, партия, которую могла бы исполнять Светлана Ростова, затем Аида — сопрано, партия, которую тоже могла бы исполнять Светлана… Во время драматического терцета, в котором каждый из персонажей выражал свои чувства, Ариша решала, кого ей больше жаль — Амнерис или Аиду, Виталик, пересчитав лампочки на центральной люстре, перешел к подсчету лампочек на правой люстре. Под звуки фанфар вошли фараон Рамсес и весь его двор. Они выслушали сообщение гонца: эфиопы наступают под предводительством царя Амонасро, и фараон провозгласил, что египтян в бой поведет Радамес. Хор призвал египтян выступить на защиту священной реки Нил… Ария Амнерис «Ritorna vincitor!»… Под звуки марша все удаляются. «…Ура, сейчас будет антракт», — подумал Виталик. Но со сцены удалились все, а Аида осталась.
Аида молилась о своем отце, желая, чтобы он не пострадал в сражении, но осознав, что его победа означает поражение ее возлюбленного Радамеса, надломленная душевными муками, завершила свою арию мольбой к богам сжалиться над нею. Симпатии Ариши окончательно перекинулись на сторону Аиды, а Виталик, поерзав на стуле, перегнулся через бортик ложи — они сидели в пятой ложе бенуара — и заметил в соседней ложе Алену. Место справа от нее было пустым, а по ее левую руку иностранец — с первого взгляда было видно, по одежде, по манере держаться, что иностранец.
В храме бога Ра в Мемфисе собрались жрецы, чтобы совершить обряд посвящения Радамеса в главнокомандующие египетской армией. За кулисами голос Великой жрицы и хор жриц возглашал молитву, на сцене жрецы исполняли ритуальный танец перед алтарем, верховный жрец возносил торжественную молитву Египта, Виталик придумывал, как устроит Арише сюрприз: в антракте найдет Алену, подкрадется сзади, закроет глаза ладонями и напоет ей в ухо «ля-ля-ля-а», а затем поведет их с Аришей в буфет и прогуляет подачку Рекса. Церемония завершилась мощным призывом о защите священной земли, обращенным к богу Ра, Виталик облегченно вздохнул — антракт.
