Кадзуо Исигуро - Художник зыбкого мира
— Да, безусловно. Он упомянул ваше имя во время общего обсуждения какой-то проблемы. Но возможности как следует поговорить у нас тогда не случилось. Впрочем, если я снова его увижу, то непременно скажу, что видел вас.
— Да-да, непременно скажите.
Трамвай как раз шел по стальному мосту; колеса громко постукивали. Итиро, стоя на коленях и глядя в окно, вдруг указал на воду, мелькавшую внизу, и доктор Сайто нагнулся к нему — посмотреть, что там такое. Потом он еще что-то сказал мальчику и поспешно поднялся, поскольку трамвай уже подходил к остановке. На прощанье он снова выразил надежду на «успех усилий нашего общего друга, господина Кио», поклонился и прошел к выходу.
Как всегда, на этой остановке — сразу после моста — в трамвай село очень много народу, и дальше мы ехали уже в битком набитом вагоне. Как только мы вышли из трамвая — прямо напротив кинотеатра, — я тут же увидел ту афишу с чудовищем. Надо сказать, что мой внук достиг весьма близкого сходства с оригиналом, изображая его по моей просьбе два дня назад, хотя никакого пожара на афише я не заметил, а зигзагообразные линии, похожие на молнии и столь сильно запомнившиеся Итиро, художник изобразил, видимо, для того, чтобы подчеркнуть свирепость и мощь гигантского ящера.
Итиро подошел к афише поближе и вдруг громко рассмеялся.
— И сразу видно, что это чудовище ненастоящее! — крикнул он, показывая пальцем. — Любой тебе скажет, дед, что оно сделанное! — И он снова засмеялся.
— Итиро, пожалуйста, не так громко. На тебя все смотрят.
— Но это же просто смешно, до чего это чудовище выглядит ненастоящим! Разве может оно кого-то напугать?
И лишь когда мы уже сидели в зале, уже после начала фильма, я понял наконец, зачем Итиро брал с собой плащ. Минут через десять, когда послышалась зловещая музыка и на экране в клубах тумана появилась темная пещера, Итиро шепнул мне:
— Какая скука! Ты мне скажи, когда будут показывать что-нибудь поинтереснее, ладно?
И с этими словами он исчез под плащом, накрывшись им с головой. Через минуту послышался рев, и из пещеры показался гигантский ящер. Ручонка Итиро крепко вцепилась в мою руку, и я, искоса глянув на него, увидел, что второй рукой он изо всех сил сжимает края плаща, чтобы даже щелочки не осталось.
Почти весь сеанс он так и просидел под плащом. Иногда он дергал меня за руку и спрашивал из своего убежища:
— Ну что, интересней не стало? — И мне приходилось наклоняться к нему и шепотом описывать происходящее на экране, и тогда в складках плаща появлялась маленькая щелка. Но при малейшем намеке на появление чудовища щелка немедленно закрывалась и мой внук заявлял: — Нет, опять скучно. Не забудь сказать, когда снова станет интереснее.
Впрочем, когда мы вернулись домой, Итиро рассказывал о фильме с огромным энтузиазмом.
— Это самый лучший фильм из всех, какие я видел! — повторял он. Даже за ужином он все еще продолжал излагать свою собственную его версию, то и дело спрашивая: — Тетя Норико, мне рассказывать дальше? Дальше ведь ОЧЕНЬ СТРАШНО! Рассказывать или нет?
— Ты меня и так уже напугал, Итиро. Я даже есть не могу, — отвечала Норико.
— Предупреждаю: дальше будет еще страшнее! Ну что, рассказывать?
— Ох, прямо не знаю, Итиро! Ты так меня пугаешь!
Собственно, я совершенно не собирался затевать за ужином какой-то серьезный разговор, но не упомянуть о нашей случайной встрече с доктором Сайто, рассказывая о событиях дня, было бы просто неестественно, и, когда Итиро на минутку умолк, я заметил невзначай:
— Кстати, в трамвае мы встретились с доктором Сайто. Он ехал в город по каким-то своим делам.
Обе мои дочери тут же забыли об ужине и удивленно уставились на меня.
— Но ни о чем существенном мы не говорили, — усмехнувшись, поспешил я их успокоить. — Правда, не говорили. Просто обменялись любезностями, вот и все.
Дочерей мои слова, похоже, не убедили, однако они вновь принялись за еду. Потом Норико быстро глянула на свою старшую сестру, и Сэцуко спросила:
— Здоров ли доктор Сайто?
— По-моему, да.
Некоторое время мы ужинали молча, затем Итиро опять принялся рассказывать о фильме. В общем, лишь под конец ужина я продолжил:
— Да, вот еще: оказывается, доктор Сайто встретил на днях одного из моих бывших учеников. Куроду. Похоже, Курода получит место в этой новой школе.
Я поднял глаза и увидел, что мои дочери опять перестали есть и настороженно переглядываются. И я снова — в который уже раз за последний месяц — отчетливо почувствовал, что они давно уже обсуждают друг с другом нечто важное, касающееся именно меня.
Позже вечером, когда мы сидели за столом и читали свои газеты и журналы, наше внимание привлек какой-то глухой ритмичный стук, доносившийся из глубины дома. Норико тревожно вскинула глаза, но Сэцуко поспешила ее успокоить:
— Это Итиро. Он всегда так ведет себя, когда уснуть не может.
— Бедняжка, — пожалела племянника Норико. — Ему, наверное, чудовище мерещится. Зря ты, папа, потащил его на такой фильм.
— Ерунда! — возразил я. — Фильм ему очень понравился.
— А по-моему, папа, тебе самому больше всех хотелось его посмотреть, — усмехнулась Норико, поглядывая на сестру. — Бедный Итиро! Повели ребенка в кино, называется!
Сэцуко растерянно посмотрела на меня.
— Но это так мило, что папа сходил с Итиро в кино, — пролепетала она.
— То-то он теперь и уснуть не может! — не сдавалась Норико. — Нет, это просто даже странно — тащить ребенка на такой фильм! Сиди, сиди, Сэцуко, я сама к нему схожу.
Сэцуко посмотрела вслед сестре и сказала:
— Норико всегда отлично умела ладить с детьми… Итиро будет по ней скучать, когда мы вернемся домой.
— Да, наверное.
— У нее это всегда здорово получалось. Помнишь, папа, как она играла с малышами Киноситы?
— Еще бы! — откликнулся я со смехом. И прибавил: — Только сыновья Киноситы теперь так выросли, что сюда уже и не заглядывают.
— Да, она всегда отлично умела ладить с детьми, — повторила Сэцуко. — Как грустно, что ей уже столько лет, а она все еще не замужем!
— Это верно. Война сыграла с ней злую шутку.
Мы некоторое время молчали, уткнувшись каждый в свою газету, потом Сэцуко снова заговорила:
— Так значит, вы с доктором Сайто сегодня совершенно случайно в трамвае встретились? Он, по-моему, очень приятный человек.
— Да, очень. И сын его во всех отношениях достоин отца.
— Правда? — задумчиво проговорила Сэцуко. Мы еще какое-то время читали. Но долго молчать моя дочь явно не могла.
— Оказывается, доктор Сайто знаком с господином Куродой? — спросила она.
— Шапочно, — сказал я, не поднимая глаз от газеты. — Им, похоже, доводилось и раньше встречаться.
— Интересно, как теперь поживает господин Курода? Помнится, раньше он часто приходил сюда, и вы с ним часами беседовали в гостиной.
— К сожалению, сейчас я совершенно ничего о нем не знаю.
— Извини, папа, но я вот что хочу спросить: может быть, тебе стоило бы как-нибудь на днях посетить господина Куроду?
— Кого посетить?
— Господина Куроду. И, возможно, еще кое-кого из твоих старых знакомых.
— Я что-то не совсем понимаю, куда ты клонишь, Сэцуко.
— Извини, папа, мне просто показалось, что у тебя может возникнуть желание повидаться кое с кем из своих старых знакомых. До того как с ними побеседуют детективы, нанятые семейством Сайто. В конце концов, нам ведь не хочется, чтобы между нашими семьями возникло недопонимание, не правда ли?
— Естественно, не хочется, — только и сказал я, вновь утыкаясь в газету.
Больше мы в тот вечер, насколько я помню, на эту тему не говорили. И Сэцуко ни разу не затрагивала ее до самого своего отъезда.
Вчера, когда я ехал на трамвае в Аракаву, вагон насквозь пронизывали лучи осеннего солнца. В Аракаву я не ездил, наверное, с конца войны и теперь, глядя в окно, замечал множество перемен в таком знакомом некогда пейзаже. Проезжая по районам Тодзака-тё и Сакаэмати, я видел, что деревянные домишки, памятные мне с давних пор, со всех сторон окружены громадами многоквартирных кирпичных домов. А когда мы проезжали задами фабрик в Минамимати, то многие цеха показались мне совершенно заброшенными; на заводских дворах валялись груды ломаных досок, ржавого листового железа и просто мусора.
Но, как и прежде, стоило трамваю перебраться на тот берег реки по мосту компании «Ти-Эйч-Кей», и пейзаж сразу сильно изменился. Теперь вдоль трамвайной линии тянулись поля с редкими зелеными деревьями, а вскоре у подножия большого пологого холма завиднелась и сама Аракава. Здесь у трамвая была конечная остановка. Он медленно спустился с холма, остановился, и я, выйдя из вагона на чисто выметенный тротуар, с радостью почувствовал, что большой город остался далеко позади.
Аракава, насколько я знаю, полностью избежала бомбежек; и вчера мне показалось, что это местечко действительно выглядит в точности как и прежде. Короткая прогулка вверх по склону холма под сенью чудесных вишневых деревьев — и я уже стоял у дома Тису Мацуды. Дом, по-моему, тоже ничуть не изменился.
