Сергей Довлатов - Голос
Казалось бы, такому человеку не место в советской журналистике. Тем не менее Буш выбрал именно это занятие. Решительный нонконформизм уживался в нем с абсолютной беспринципностью. Это бывает.
В творческой манере Буша сказывались уроки немецкого экспрессионизма. Одна из его корреспонденций начиналась так:
«Настал звездный час для крупного рогатого скота. Участники съезда ветеринаров приступили к работе. Пахнущие молоком и навозом ораторы сменяют друг друга…»
Сначала Буш работал в провинциальной газете. Но захолустье ему быстро наскучило. Для небольшого северного городка он был чересчур крупной личностью.
Два года назад Буш переехал в Таллинн. Поселился у какой-то стареющей женщины.
В Буше имелось то, что роковым образом действует на стареющих женщин. А именно — бедность, красота, саркастический юмор, но главное — полное отсутствие характера.
За два года Буш обольстил четырех стареющих женщин. Галина Аркадьевна была пятой и самой любимой. Остальные сохранили к Бушу чувство признательности и восхищения.
Злые языки называли Буша альфонсом. Это было несправедливо. В любви к стареющим женщинам он руководствовался мотивами альтруистического порядка. Буш милостиво разрешал им обрушивать на себя водопады горьких запоздалых эмоций.
Постепенно о Буше начали складываться легенды. Он беспрерывно попадал в истории.
Однажды Буш поздно ночью шел через Кадриорг. К нему подошли трое. Один из них мрачно выговорил:
— Дай закурить.
Как в этой ситуации поступает нормальный человек? Есть три варианта сравнительно разумного поведения.
Невозмутимо и бесстрашно протянуть хулигану сигареты.
Быстро пройти мимо, а еще лучше — стремительно убежать.
И последнее — нокаутировав того, кто ближе, срочно ретироваться.
Буш избрал самый губительный, самый нестандартный вариант. В ответ на грубое требование Буш изысканно произнес:
— Что значит — дай? Разве мы пили с вами на брудершафт?!
Уж лучше бы он заговорил стихами. Его могли бы принять за опасного сумасшедшего. А так Буша до полусмерти избили. Наверное, хулиганов взбесило таинственное слово — «брудершафт».
Теряя сознание, Буш шептал:
— Ликуйте, смерды! Зрю на ваших лицах грубое торжество плоти!..
Неделю он пролежал в больнице. У него были сломаны ребра и вывихнут палец. На лбу появился романтический шрам…
Буш работал в «Советской Эстонии». Года полтора его держали внештатным корреспондентом. Шли разговоры о том, чтобы дать ему постоянное место. Главный редактор, улыбаясь, поглядывал в его сторону. Сотрудники прилично к нему относились. Особенно — стареющие женщины. Завидев Буша, они шептались и краснели.
Штатная должность означала многое. Особенно — в республиканской газете. Во-первых, стабильные деньги. Кроме того, множество разнообразных социальных льгот. Наконец, известную степень личной безнаказанности. То есть главное, чем одаривает режим свою номенклатуру.
Буш нетерпеливо ожидал зачисления в штат. Он, повторяю, был двойственной личностью. Мятежность легко уживалась в нем с отсутствием принципов. Буш говорил:
— Чтобы низвергнуть режим, я должен превратиться в один из его столпов. И тогда вся постройка скоро зашатается…
Приближалось 7 Ноября. Редактор вызвал Буша и сказал:
— Решено, Эрнст Леопольдович, поручить вам ответственное задание. Берете в секретариате пропуск. Едете в Морской торговый порт. Беседуете с несколькими западными капитанами. Выбираете одного, наиболее лояльного к идеям социализма. Задаете ему какие-то вопросы. Добиваетесь более или менее подходящих ответов. Короче, берете у него интервью. Желательно, чтобы моряк поздравил нас с шестьдесят третьей годовщиной Октябрьской революции. Это не значит, что он должен выкрикивать политические лозунги. Вовсе нет. Достаточно сдержанного уважительного поздравления. Это все, что нам требуется. Ясно?
— Ясно, — ответил Буш.
— Причем нужен именно западный моряк. Швед, англичанин, норвежец, типичный представитель капиталистической системы. И тем не менее лояльный к советской власти.
— Найду, — заверил Буш, — такие люди попадаются. Помню, разговорился я в Хабаровске с одним матросом швейцарского королевского флота. Это был наш человек, все Ленина цитировал.
Редактор вскинул брови, задумался и укоризненно произнес:
— В Швейцарии, товарищ Буш, нет моря, нет короля, а следовательно, нет и швейцарского королевского флота. Вы что-то путаете.
— Как это нет моря? — удивился Буш. — А что же там есть, по-вашему?
— Суша, — ответил редактор.
— Вот как, — не сдавался Буш, — Интересно. Очень интересно… Может, и озер там нет? Знаменитых швейцарских озер?!
— Озера есть, — печально согласился редактор, — а швейцарского королевского флота — нет… Можете действовать, — закончил он, — но будьте, пожалуйста, серьезнее. Мы, как известно, думаем о предоставлении вам штатной работы. Это задание — во многом решающее. Желаю удачи…
Таллиннский порт расположен в двадцати минутах езды от центра города.
Буш отправился на задание в такси. Зашел в редакцию портовой многотиражки. Там как раз отмечали сорокалетие фотографа Левы Баранова. Бушу протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:
— Мне нельзя. Я на задании.
Он выпил еще немного и стал звонить диспетчеру. Диспетчер рекомендовал Бушу западногерманское торговое судно «Эдельвейс».
Буш выпил еще один стакан и направился к четвертому пирсу.
Капитан встретил Буша на трапе. Это был типичный морской волк, худой, краснолицый, с орлиным профилем. Звали его Пауль Руди.
Диспетчер предупредил капитана о визите советского журналиста. Тот пригласил Буша в каюту.
Они разговорились. Капитан довольно сносно объяснялся по-русски. Коньяк предпочитал — французский.
— Это «Кордон-бло», — говорил он, — рекомендую. Двести марок бутылка.
Сознавая, что пьянеет, Буш успел задать вопрос:
— Когда ты отчаливаешь?
— Завтра в одиннадцать тридцать.
Теперь о деле можно было и не заговаривать. Накануне отплытия капитан мог произнести все, что угодно. Кто будет это проверять?
Беседа велась откровенно и просто.
— Ты любишь женщин? — спрашивал капитан.
— Люблю, — говорил Буш, — а ты?
— Еще бы! Только моя Луиза об этом не догадывается. Я люблю женщин, выпивку и деньги. Ты любишь деньги?
— Я забыл, как они выглядят. Это такие разноцветные бумажки?
— Или металлические кружочки.
— Я люблю их больше, чем футбол! И даже больше, чем женщин. Но я люблю их чисто платонически…
Буш пил, и капитан не отставал. В каюте плавал дым американских сигарет. Из невидимой радиоточки долетала гавайская музыка. Разговор становился все более откровенным.
— Если бы ты знал, — говорил журналист, — как мне все опротивело! Надо бежать из этой проклятой страны!
— Я понимаю, — соглашался капитан.
— Ты не можешь этого понять! Для тебя, Пауль, свобода — как воздух! Ты его не замечаешь. Ты им просто дышишь. Понять меня способна только рыба, выброшенная на берег.
— Я понимаю, — говорил капитан, — есть выход. Ты же немец. Ты можешь эмигрировать в свободную Германию.
— Теоретически это возможно. Практически — исключено. Да, мой папаша — обрусевший курляндский немец. Мать — из Польши. Оба в партии с тридцать шестого года. Оба — выдвиженцы, слуги режима. Они не подпишут соответствующих бумаг.
— Я понимаю, — твердил капитан, — есть другой выход. Иди в торговый флот, стань матросом. Добейся получения визы. И, оказавшись в западном порту, беги. Проси убежища.
— И это фикция. Я ведь на плохом счету. Мне не откроют визы. Я уже добивался, пробовал… Увы, я обречен на медленную смерть.
— Понимаю… Можно спрятать тебя на «Эдельвейсе». Но это рискованно. Если что, тебя будут судить как предателя…
Капитан рассуждал очень здраво. Слишком здраво. Вообще для иностранца он был на редкость компетентен. У трезвого человека это могло бы вызвать подозрения. Но Буш к этому времени совершенно опьянел. Буш ораторствовал:
— Свободен не тот, кто борется против режима. И не тот, кто побеждает страх. А тот, кто его не ведает. Свобода, Пауль, — функция организма! Тебе этого не понять! Ведь ты родился свободным, как птица!
— Я понимаю, — отвечал капитан…
Около двенадцати ночи Буш спустился по трапу. Он то и дело замедлял шаги, вскидывая кулак — «рот фронт!». Затем растопыривал пальцы, что означало — «виктори!». Победа!..
Капитан с пониманием глядел ему вслед…
На следующий день Буш появился в редакции. Он был возбужден, но трезв. Его сигареты распространяли благоухание. Авторучка «Паркер» выглядывала из бокового кармана.
Буш отдал статью машинисткам. Называлась она длинно и красиво: «Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба!»
