Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы
Утром не так жарко, потому «гулять» не тяжело, после обеда, когда раскаленное солнце лишает двор тени — становится грустно.
Грусти добавляет постиранное накануне белье, которое развешивают на протянутых через весь дворик веревки. Изготавливают их, распуская мешки из-под хлеба, скручивают на манер сапожной дратвы, только потолще. Дворик по всем направлениям перегорожен мокрым, капающим за шиворот бельем.
Часть заключенных отдает белье в стирку родственникам, те, которых не навещают, стирают сами. Если этого не делать, то быстро заводятся насекомые. В тюрьме есть целая камера, где сидят больные, зараженные кожными болезнями. Много больных с чесоткой и грибком. Из лечения — мажут пораженные места зловонной малиновой краской, иногда помогает.
Гуляют по 30–40 минут до и после обеда, все зависит от настроения дежурного полицейского.
Замкнутое пространство на многих оказывает удручающее действие. Это можно сравнить с переполненным общим вагоном, забитым под завязку. Только конца этой «поездки» не видно и неизвестно, доедешь ли?
Глава 12
Не успела закончиться моя первая тюремная прогулка, как дежурный офицер подал знак следовать за ним. Сердце забилось сильней: «Неужто отпустят? Принесут извинения и отпустят!» По наивности я решил, что все недоразумения позади и наши «доблестные» дипломаты вырвали меня из лап коварных арабов, а сейчас сидят и поджидают, когда покину это заведение, чтобы отправить на Родину. Но как жестоко я ошибался!
Привели в небольшую зарешеченную комнату, набитую прибывшими вчера со мной в тюрьму парнями. Двое толсторожих усачей в гражданских костюмах принялись заполнять какие-то бумаги и ловко «откатывать» пальчики.
На заданные на пяти языках вопросы я не ответил. На пальцах объяснили, что надо заполнить карточки арестанта. Фамилия, имя, отчество, имя матери, братья-сестры, дети, где работаешь-живешь и что-то еще. С горем пополам выудили из меня нужные сведения и зафиксировали на картонных бланках, вместо подписи сделал оттиск своего первого пальца, намазанного красной краской.
Валиком нанесли на каждый палец в отдельности черную краску и оттиснули на специальных бланках, где для каждого пальца был определен свой квадрат, затем «откатали» обе кисти целиком.
Долго отмывал руки холодной водой и местным самодельным мылом зеленого цвета. Когда-то по телевизору «В поисках приключений» показывали, как изготавливают это мыло. Вручную, дедовским способом. Мне, помню, очень тогда захотелось заполучить образец этого древнего арабского промысла. Похоже, моя мечта начинала «сбываться».
В тюрьме каждому зэку выдавали по куску мыла на месяц, весом граммов на 400–450. Встречалось темно-зеленое, хорошего качества — отлично мылилось и не очень воняло, зеленое — так себе и светло-зеленое, которое отвратно пахло и плохо мылилось. Мне сейчас попался обмылок светло-зеленого, поэтому пришлось постараться, чтоб отмыть руки от спецкраски.
Отвели к фотографу, дали в руки табличку с номером «5546» и сфотографировали в анфас и два профиля (левый, правый).
Процедура занесения в тюремные ряды заняла часа три. Все делалось добротно и основательно. Так, наверное, в древности клеймили рабов, чтоб в случае чего их можно было опознать. Времена и методы изменились, но суть осталась — «клеймили» при помощи новых технологий. Теперь, где бы ты ни был на территории Туниса, тебя всегда могли идентифицировать.
Тунис хоть страна и африканская, но большинство технологий — европейские. Французы помогли им находить нужного человека при помощи компьютера. Англичане снабдили наручниками, австрийцы оружием, полицейские, например, используют автоматы «Штайер». Свои у них только тюрьмы с этакой арабско-восточной изощренностью.
Во время всей процедуры на меня смотрели как на зверя невиданного, как на чудо заморское. Как и вчера, многие полицаи приходили и таращились на меня. Угощали сигаретами, похлопывали по плечу, пытались заговорить.
Похоже, никто освобождать меня не торопился. Чувствуя к себе пока хорошее расположение, надумал поговорить с каким-нибудь местным начальником, решил узнать, что все это значит. После долгого объяснения «на пальцах» меня отвели к дежурному офицеру.
Разговор с ним тоже не прибавил информации. Даже приведенный из камеры Тони-Тамил не особо помог, его скудный словарный запас русских слов оставлял желать лучшего. Понял одно — сидеть здесь, пока не состоится суд-трибунал. А когда он будет — никто не знает. Консулу обо мне известно, а когда объявится — непонятно.
Новый «друг» объяснил, что написал от моего имени прошение о покупке вещей, необходимых в местах заключения: сигарет, хорошего мыла, шампуня, стирального порошка, кофе, минеральной воды, сахара и т. п. Он хочет, чтоб я с ним поделился.
— Тони, но у меня практически нет денег! — удивился я. — На какие шиши-то куплю?
— Я все улажу! — возразил капран.
— Ну, валяй! — согласился я.
Тони быстро о чем-то заговорил с офицером, сунул под нос ему написанную бумагу. Тот внимательно прочитал, раскрыл какой-то журнал и сунул его под нос Тамилу. После чего капран подошел ко мне и разочарованно произнес:
— Так у тебя нет денег! Ты нищий!
— Да, я и не отрицал этого!
— А я думал, это у тебя столько евро, а это миллимы, копейки, по-вашему. Ладно, придешь в камеру, поговорим.
«Друга» отвели в камеру, а меня вместе с остальными к доктору для осмотра.
Доктор — молодой человек лет тридцати, отлично говорил на четырех языках. Он с интересом разглядывал меня, пытался поговорить, но поняв тщетность своих попыток, знаками показал, что необходимо раздеться для медосмотра.
Медосмотр был формальным — вскользь кинул взгляд на мой кожный покров, в Африке масса кожных заболеваний, и марбут с болеющей кожей содержатся отдельно от остальных. Не найдя ничего подозрительного, попросил открыть рот и одноразовым шпателем осмотрел мою ротоглотку. Записал что-то в карточку и, потеряв ко мне интерес, пригласил следующего.
Зашедший следом за мной зэк начал жаловаться на здоровье, хотя до этого выглядел абсолютно здоровым. С пулеметной скоростью он произносил слова, указывая на живот, и тряс головой. Доктор уложил его на кушетку, помял живот и… залепил звонкую пощечину — за обман.
Да, местный эскулап умел ловко разоблачать симулянта, а затем избивать. Единственно, к кому он проявлял снисхождение, — это к истинно больным и своим землякам. Лепила жил в Мсекане, имел там большую родню и кучу знакомых, которым по возможности помогал при попадании последних за решетку, ходили слухи, что небезвозмездно.
В тюрьме каждый как мог старался облегчить свою участь, если не был фанатиком — ваххабитом или полным простофилей. Самый действенный способ «закосить» под больного — это, нанеся себе какое-нибудь увечье, попасть на время в больницу, а если повезет — уменьшат срок или подведут под амнистию. На последнее не всякий решался, но встречались и такие.
Тюремные врачи ловко «раскалывали» обманщиков, и те получали физическое «замечание», но желающих попытать счастье на этом поприще не уменьшалось. Некоторые выпивали какую-нибудь химическую «гадость», которой дезинфицировали пол. Но после такого эксперимента можно было остаться инвалидом или умереть в страшных мучениях. Ни тот ни другой варианты, как правило, не устраивали, но с десяток таких экстремалов я наблюдал. Двое умерли, остальным успели промыть желудки и мозги путем помещения в карцер.
Чаще всего что-нибудь глотали: гвозди, куски проволоки, иглы, лезвия бритвы. Бритву закатывали в кусок хлеба и после проглатывали. В тюрьме была своя небольшая рентгенустановка, по-видимому, число глотателей с каждым годом увеличивалось, что заставило администрацию приобрести аппарат, так как туберкулеза легких в Тунисе практически не бывает. Но после обнаружения инородного тела в желудке страдальца увозили в больницу. Там ему давали слабительное и оставляли под наблюдением. Как правило, все предметы выходили естественным путем и марбут возвращался в камеру.
Я знаю только два случая, когда пришлось оперировать. Один проглотил несколько звеньев довольно толстой цепи, другой связку ключей, предварительно стырив их у зэка-буфетчика. После этого случая отобрали все ключи у банщиков, буфетчиков, хлебопеков и других. Не знаю только, как же им удалось все это проглотить. Я понимаю, что ради глотка свободы люди шли на многое, но метровую цепь и неразъединенную связку ключей? Это круто! Я бы сам не поверил, но позже, когда выучил язык и подружился с доктором, он мне показывал рентгенснимки желудков этих уникумов.
Все методы по членовредительству обычно использовали люди недалекого ума и невысокого в преступном мире полета — обычные громилы, наркоманы, воры, насильники и прочая шваль.
